Август со стоном запрокинул голову. Почему он не может просто кончить и покончить с этим? Он хотел этого. Очень сильно. Господь свидетель, ему это было необходимо. Странно, но его мозг, казалось, был намерен бомбардировать его несексуальными мыслями, прерывая процесс самоудовлетворения в самом зародыше.
Главным образом ему не нравилось воспоминание о том, как Натали расстроилась из-за критики своей матери.
Ему определенно понравилось, как она прижималась к нему, ища утешения – он ничего не мог с собой поделать, – но ему не нравилась причина. Ни капельки. Грусть Натали сделала его член мягким, прежде чем он смог задать нужный ритм. Такая вот ерунда.
Когда источник его дискомфорта с блокнотом в руках возник в дверях амбара, выглядя как молодой специалист, направляющийся в зал заседаний, Август мог только смотреть. Она все еще была расстроена из-за вчерашнего вечера или чувствовала себя лучше?
Потому что его член понятия не имел, как себя вести.
Он получил ответ, когда она сморщила нос.
– Боже, я даже отсюда чувствую твой запах.
Определенно ему стало лучше.
С невеселым смешком он поднял с земли гаечный ключ.
– Вот как выглядит физический труд, Натали. Ты когда-нибудь видела это в реальной жизни или только в кино?
Ее испепеляющий вздох наполнил сарай.
– Я выросла на винодельне, придурок. Я знаю, как выглядит физический труд.
– Нет. Ты знаешь, как выглядит труд других.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но так же быстро сжала губы, избегая его взгляда. Ему тут же захотелось вернуть свои слова обратно. Почему он раз за разом попадает с ней в эту ловушку? Почему они ссорятся каждый раз, когда оказываются в одной комнате? Это она приводит их к разногласиям или он постоянно ставит палки в колеса, когда речь заходит о ней?
– Я пришла обсудить обмен клятвами, – сказала она, одарив его беззаботной улыбкой, хотя в ее глазах была такая беззащитность, что у него защемило в горле. Боже, спаси его от этой калейдоскопической женщины. – Если только ты не решил отказаться.
– Я не отступлю. – Она издала такой протяжный вздох, что ему захотелось ее встряхнуть. Или поцеловать. Или еще что-нибудь сделать. – Значит, займемся планированием, да?
– Думаю, тебе придется надеть рубашку. Если только ты не разорвал их все пополам, корча из себя Халка перед зеркалом.
– Вместо того чтобы спрашивать свое зеркало, всех на свете я ль милее, как это делаешь ты, злодейка?
– Когда поженимся, остерегайся отравленных яблочек. Хм, а я могла бы унаследовать это место и в самом деле делать приличное вино.
– Ты имеешь в виду, могла бы нанять для этого других людей?
– Все лучше, чем упорно пытаться сделать это в одиночку, не имея никакого опыта.
– Думаешь, что справишься лучше, принцесса? Насколько я могу судить, ты не имеешь никакого отношения к производству или розливу вина вашей семьи. Только к его распитию.
Жалюзи опустились.
За секунду она превратилась из живого существа в робота.
И его мозг начал припоминать другие случаи, когда он подшучивал над Натали за ее склонность часто напиваться. Реагировала ли она так же в те разы? Да… Август подозревал, что, возможно, так оно и было, но трудно было судить наверняка, когда они перепрыгивали с одной колючки на другую, словно обезьяны на лианах.
– Ты хочешь, чтобы я перестал подкалывать тебя по поводу выпивки? – спросил он, направляясь к ней с другой стороны сарая. – Я могу перестать.
Она открыла блокнот на первой странице и притворилась, что делает пометку, хотя он видел, что колпачок на ее ручке все еще был закрыт.
– Это не имеет значения. Все, что ты говоришь, у меня влетает в одно ухо и вылетает из другого.
– И все же выпивка тебя беспокоит.
– Ты делаешь из мухи слона.
– Поэтому я и перестану об этом упоминать.
– Теперь мы устанавливаем правила оскорбления друг друга?
– Да. Похоже на то. Я не хочу ранить твои чувства.
Это ее удивило. И привлекло внимание. Хорошо.
– Чего ты не хочешь?
– Ты так решительно настроена поставить меня на мое место, на ступеньку ниже тебя. Может быть, я просто попытаюсь опустить тебя на тот же уровень, чтобы мы могли…
– Заняться сексом? Боже, ты такой предсказуемый.
– Я хотел сказать, чтобы мы снова могли смотреть друг другу в глаза.
– В постели.
– В других местах.
Например, обниматься в поездах. Но он не мог сказать это вслух без того, чтобы она не принялась его распинать.
Однако он мог бы решить эту проблему, не так ли? Этой женщине не следовало так щетиниться в его присутствии. Его очень беспокоило то, что она так себя ведет. Ему гораздо больше нравилось, когда она сидит у него на коленях и доверяет ему.
– Твоя мама вчера вечером что-то говорила о происшествии, когда ты училась в старшей школе?
Она напряглась, как будто не ожидала, что он заговорит об этом, и теперь собиралась надеть еще больше доспехов. Но сдержалась.
– Натали, когда мне было семнадцать, я на школьном конкурсе талантов прорычал в микрофон «Разыскивается живым или мертвым»[12] Бона Джови. В парике и гольфах с кисточками. Не мне тебя осуждать.
У нее вырвался сдавленный смешок:
– Полагаю, ты занял последнее место?
– Они не совсем поняли мое художественное ви́дение.
Она окинула его взглядом, словно пытаясь представить себе эту сцену, и сжала губы, чтобы сдержать улыбку. Заколебалась, но потом, резко поведя плечами, призналась:
– Я действительно склонна использовать алкоголь в качестве средства преодоления. Конечно, так и есть. Я взрослый человек, живущий в этом мире. – Она прикусила внутреннюю сторону щеки, на ее лице так быстро отразилась целая гамма эмоций, что ему пришлось сосредоточиться, чтобы не отстать. Черт, она была просто невероятна. – Однако, когда я училась в старших классах, это было скорее стимулом получать внимание, в котором я нуждалась. Джулиан получал его так легко. Внимание к его достижениям и мудрому подходу к решению проблем. У меня не было ни одного из его качеств, и я, наверное, запаниковала. Начала чувствовать себя невидимкой. Когда я много пила и вела себя безрассудно, люди, по крайней мере, обращали на меня внимание. Они считали меня забавной. Тусовщицей.
Августу до смерти хотелось выкрикнуть, что все, кто не обращает на нее внимания, должно быть, полные идиоты, но он боялся перебить ее неуместными словами и заставить замолчать. Видит бог, они и так были не в ладах из-за его склонности говорить всякую чушь.
Но желание сказать ей что-то, что ее защитит, не исчезло. И может быть, еще немного обнять.
– Родители отправили меня на пару недель в реабилитационный центр, чтобы хорошенько напугать. Я выкинула слишком много трюков – думаю, последней каплей стало то, что я намалевала гигантский номер шестьдесят девять на футбольном поле в ночь перед возвращением домой…
– Мило.
– …и моя репутация начала выставлять винодельню в негативном свете. Звучит знакомо, правда? – Ее улыбка была натянутой, но она с любопытством смотрела на свой кулак, словно все еще пытаясь осознать тот факт, что он ткнулся в его кулак. – Это сработало. Я действительно испугалась.
Эти слова, произнесенные таким будничным тоном, вызвали у Августа протест.
– Кто тебя напугал? – рявкнул он.
– Я сама. – У нее на лбу появилась морщинка. – Я сама. Когда у меня не было волшебства вечеринки, за которым можно было бы спрятаться, все, что у меня оставалось, – это я сама. Мне нужно было понять, в чем я хороша. Помимо того, что я умею закатывать вечеринки.
Августу очень хотелось взять Натали на руки и крепко обнять – и заставить поклясться господом богом, что никто не пугал ее в реабилитационном центре, – но это была важная информация. Ему нужно было выслушать, а не просто реагировать.
– Выходит, когда я высмеиваю тебя за то, что ты пьешь слишком много вина, ты чувствуешь себя несчастной, – очень медленно произнес он, складывая картину воедино. – Потому что ты хочешь, чтобы тебя ценили за другие вещи, в которых ты хороша? Например, за то дерьмо с Уолл-стрит?
Она не смогла скрыть своего веселья.
– Как ты с этим справился, здоровяк?
Он тяжело выдохнул и задержал дыхание.
– У меня идет кровь из носа?
– Нет. Он у тебя по-прежнему уродливый, но ты в порядке. – Ее губы дрогнули и застыли. – Наверное, да. Я не очень хорошо разбираюсь во всем этом дерьме с Уолл-стрит, поэтому, когда ты постоянно шутишь насчет выпивки…
– Это напоминает тебе о семнадцатилетнем возрасте. Когда выпивка и вечеринки были всем, что у тебя было.
– И я до сих пор чувствую себя неважно, – румянец на ее щеках стал еще ярче, – когда об этом вспоминаю.
В животе у него закрутилось огненное колесо.
– Мне не нравится, что ты чувствуешь себя не лучшим образом. Что я тому причиной. Прости. – Он шагнул к Натали и приподнял ее подбородок, восхищаясь плавными линиями шеи, тем, как ее веки слегка опускаются от его прикосновения. Как он может постоянно ссориться с такой хрупкой женщиной? – Больше никаких шуток о вине.
– В остальном играем по-прежнему?
– Думаю, я должен отплатить тебе за тот комментарий про уродливый нос.
На долю секунды Натали уткнулась лицом в его плечо и вздохнула, потом покачала головой и отступила на шаг.
– Как думаешь, мы сможем избежать ссоры на полчаса, пока будем придумывать, как правильно оформить церемонию? Поскольку Коринн была занята…
– Да, мэм, – подмигнув, протянул он. – Но я сниму рубашку. Пожалуйста.
– Боже мой, – она отчаянно замахала рукой. – От тебя воняет.
– За тяжелый труд приходится платить. Ты бы знала это, если бы хоть раз попробовала.
– Имеешь в виду, например, выкопать яму, достаточно большую для твоей могилы? Потому что это я бы хотела попробовать.
– Похорони меня с бутылочкой пи… – Август остановился на полпути к выходу из амбара и заледенел от проникшего внутрь холода. В тот же миг его глаза начало жечь, а тело напряглось, и он вскинул руку ко лбу, отдавая честь. В этом не было необходимости. Не в этой обстановке. На нем даже не было военной формы. Но при виде командира, идущего к нему через лужайку, у него сработала мышечная память.