– Видите ли, профессор, в изолятор за пациенткой спускались двое – Питер и Стив. Но сейчас я вижу только одного. Кажется, Стива. Хотя… возможно, что это Питер. Здесь такое плохое освещение…
– Какие еще Стив и Питер? – Профессор ошалело выпучил глаза. – Вы что, не знаете в лицо ваших коллег?
– Видите ли, профессор, он в противогазе.
– Что?.. Черт возьми, перестаньте морочить мне голову! Мне плевать, как зовут этого охранника. Пусть немедленно доставят девушку! Повторяю по слогам – не-мед-лен-но. Всё!
Он в ярости бросил трубку на рычаг. Ну и болван! Здесь и так аврал, все катится в тартарары, а он не может отличить Стива от Питера. Цирк какой-то.
Профессор очень торопился. И, строго говоря, ему не стоило бы тратить время на Зину. Но Шмутко не был бы сыном своих родителей, если бы прощал нанесенные ему оскорбления. Следы зубов на укушенной ладони саднили до сих пор и являлись слишком свежими, чтобы о них забыть.
Отправляя вчера Зину в блок к Дракуле, профессор рассчитывал на то, что сумасшедший громила, лет сто не щупавший баб, хотя бы изнасилует брыкливую кобылку. Однако, как выяснилось, придурок даже пальцем не тронул стерву. Поэтому Шмутко решил, что лично разберется с дерзкой бабенкой – разберется жестоко и в особо изощренной форме, как он это умел. И не отказался от этой идеи даже сейчас, когда на заводе произошло ЧП и началась эвакуация…
Охранник опустил трубку. Недовольно пожал плечами. И открыл дверь на лестницу. Не дожидаясь, пока Зина войдет, лениво подошел ко второй двери, ведущей в коридор, и тоже открыл ее.
Обернуться он не успел. Громадная фигура Тима нависла над ним глыбой. Все, что ощутил охранник в последние мгновения своей жизни, это ладонь, сдавившую ему лицо через резину противогаза. В следующую секунду он уже валялся на полу, с неестественно завернутой за спину головой.
Закончив дело, Тим кивком показал Зине – проходи. Выйдя следом, закрыл дверь на ключ и окинул коридор быстрым взглядом.
Здесь по-настоящему чувствовалась паника. Тревожно мигали красные аварийные лампочки, с равномерными интервалами гудела сирена. Метались люди в зеленоватой униформе персонала – кто-то пробегал по коридору, сворачивая в его ответвления, кто-то заскакивал в распахнутые двери служебных помещений, кто-то, наоборот, выскакивал из них. Часть людей была в противогазах.
На беглецов никто не обращал внимания. Обитатели лаборатории, взбудораженные и напуганные, беспокоились лишь о себе.
– Идем до конца коридора, – прогудел в ухо Зины Тим. – Там выход наверх.
– А где кабинет профессора?
– Там же. В торце.
– Заскочим туда.
– Зачем?
– Надо. Хочу пообщаться с этим ублюдком.
Тим пожал плечами. И неторопливо направился по коридору.
«Какой спокойный и уравновешенный парень, – подумала Зина. – За ним, наверное, как за каменной стеной. И, главное, не спорит со мной. Ну разве что… Впрочем, о чем это я? Замуж, что ли собралась? Тут бы живой из этой заварушки выбраться. Все же прав был Павел – не теми местами я иногда думаю».
Они почти добрались до двери в конце коридора, на которой висела пластиковая табличка с надписью «Зав. лабораторией профессор О. Я. Шмутко». Увидев табличку, Зина смутно вспомнила и саму дверь, обитую светло-коричневой кожей, и рожу профессора с козлиной бородкой. Девушку передернуло от омерзения. «Ну, погоди, урод, – мелькнула мстительная мысль. – Лишь бы ты находился на месте. Уж я тебе покажу, где раки зимуют, а Дракула поможет».
И тут Зину кто-то цепко ухватил за плечо. Она остановилась, обернулась и чуть не вскрикнула – не столько от боли или страха, сколько от неожиданности. Очень неприятной, чего уж говорить, неожиданности – ведь за спиной стоял Гавел. Тот самый тип, то ли врач, то ли фельдшер, присутствовавший при допросе Зины, ставивший укол «сыворотки правды», а затем отводивший девушку к профессору-извращенцу.
– Ты что здесь делаешь, Корзун? – прищурившись, с подозрением спросил Гавел. Он был без противогаза, голова взлохмачена, на лбу блестят бисеринки пота.
– Отвали, урод, не твое собачье дело, – сказала Зина. – Я к профессору иду.
– А ты не приборзела, красавица? Я, к твоему сведенью, ассистент профессора. Главный. Кто это с тобой? – Он с той же подозрительной ухмылкой посмотрел на Тима, который, развернувшись, встал рядом с девушкой. – Как тебя зовут, парень? Чего-то я тебя не припоминаю.
Его взгляд остановился на предплечье Тима, торчащем из короткого рукава рубахи. Предплечье – немного ниже локтя – пересекал грубый рубец от ожога. Лицо ассистента дрогнуло, зрачки расширились, правая рука скользнула в боковой карман.
Однако Тим не позволил Гавелу выхватить оружие. Резко шагнув вперед, он врезал ассистенту по челюсти. Удар оказался такой силы, что Гавел отлетел назад, с треском ударился затылком о стену и медленно сполз на пол. Из приоткрытого рта вытекла струйка крови.
– Готов, урод, – констатировала Зина. – Классный удар, Тим! Теперь займемся профессором.
Попав через открытый проезд во внутренний двор завода, Павел понял, что ситуация складывается еще хуже, чем он предполагал. Там царил подлинный бедлам: по двору между зданиями метались сотни людей, часть из них была облачена в противогазы, а некоторые даже в костюмы противохимической защиты; впечатление суеты и хаоса усиливали легковые и грузовые автомобили, норовившие проскочить через единственный открытый проезд, некоторые сталкивались с треском и грохотом, один из них – грузовик с фургоном – стоял и дымился с развороченным в хлам капотом; на асфальте валялось около десятка неподвижных тел, в основном, в униформе темно-серого цвета; с разных сторон доносилась какофония сирен; вверху, над всем этим светопреставлением, клубились разноцветные клубы дыма.
А еще здесь, на территории завода, куда сильнее ощущался приторный запах, который Данилин почувствовал на улице. Пожалуй, именно в этот момент, увидев людей в костюмах химзащиты, Павел подумал, что погорячился. Как бы не переживал он за судьбу бывшей супруги, и как бы не хотелось ему разобраться – прямо, по-мужски – с ублюдками, похитившими Зину, погубившими Антонину Петровну и устроившими охоту на него, но и травиться непонятной гадостью было слишком опрометчиво.
Он-то сначала подумал, что на заводе после взрыва возник обычный пожар, а разноцветный дым и неприятный запах вызваны тем, что горели какие-то полимеры. Однако теперь у него появилось подозрение, что дело не просто в продуктах горения, а в чем-то куда более опасном. К сожалению, это были лишь подозрения, не основанные на фактах. Следовательно, он мог преувеличивать опасность.
«Ну не зарин же с заманом они тут производят? – подумал Данилин. – Не может иностранная фирма химичить подобное на территории Российской Федерации. В худшем случае горят и дымятся удобрения, тот же гидролизный спирт. В общем – не смертельно. В корпуса завода, я, разумеется, соваться не буду. А вот в офис – другое дело».
Павел посмотрел на часы и удивился. Оказывается, с начала штурма прошло около пятидесяти минут. А он-то подумал, что не более получаса. Не пора ли делом заняться?
Сейчас, пробравшись во двор, он очутился позади административной пятиэтажки в стиле хай-тек. Именно там, судя по автоматным очередям и редким хлопкам гранат, разгорелся основной бой. Оно и не удивительно – ведь самые важные документы обычно хранятся в офисе. И если руководство концерна решилось ради них оказать вооруженное сопротивление, значит, сражаться торовцы и сотрудники службы безопасности будут ожесточенно.
Павел заметил, как в один из служебных входов с распахнутой дверью забежал омоновец с АК-74 наперевес. Почти тут же глухо протарахтела очередь, и омоновец вывалился обратно. Именно вывалился – сделал нетвердый шаг назад и, цепляясь рукой за дверь, свалился на ступеньки невысокого крыльца.
«Наших бьют, засранцы! – мелькнуло в голове Данилина. – У них что там – пулеметчик засел? Не иначе как торовец».
Его охватил знакомый, хотя и слегка подзабытый, азарт боя. Подбежав к бойцу, Павел на всякий случай оттащил его от крыльца и перевернул на спину. Омоновец судорожно дышал, но находился без сознания. На бронежилете виднелись отверстия от пуль – пять или шесть.
Было понятно, что в бойца засадили очередью с близкого расстояния и не из самого мелкого калибра. В подобном случае даже бронежилет пятого класса защиты не во всех случаях поможет, а уж про четвертый класс и говорить нечего.
– Будем надеяться, парень, что ты выживешь, – пробормотал Данилин. – А мне некогда, есть срочные дела.
Он залез в подсумок, закрепленный на поясе бойца, и вытащил оттуда продолговатую, напоминающую пест, светозвуковую гранату ГСЗ. Подкрался к входу, отделил рукоятку, резко дернул за шнур и зашвырнул гранату в дверной проем. Тут же присел, зажмурился и закрыл ладонями уши.
Через пару секунд граната взорвалась, а из проема полыхнуло ярким пламенем. Данилин, сжимая в ладони беретту, заскочил в подъезд и увидел следующую картину. В проходе между лестничной площадкой и коридором лежал и выл человек в форме «Тора». Сквозь пальцы, которыми «чувак» зажимал рассеченное резиновой картечью лицо, струилась кровь. Рядом на полу стоял на сошках пулемет M249 SAW, он же, на армейском сленге, пила.[2]
Павел резко заломил «чуваку» руку за спину, приставил к его виску дуло пистолета и проорал:
– Слышишь меня, урод?! Где находится кабинет Маркуса Дитца?!
– А?! Что?! – с выпученными глазами отозвался торовец. Он еще не очухался после взрыва, почти ничего не соображал и плохо слышал. Но Данилин знал, что первый шок от подобной контузии длится недолго. Поэтому повторил обращение и для пущей доходчивости – по-английски:
– Слушай сюда! Мне нужен Маркус Дитц! Где его кабинет, ну?! Говори, сука!..
Через минуту Павел взбегал по лестнице на четвертый этаж, держа в руках трофейный пулемет. А наружные карманы пиджака приятно утяжеляли две ручные гранаты осколочного действия DM51. Что касается торовца, то он остался лежать на полу с простреленной башкой. Не та складывалась ситуация, чтобы брать пленных.