ы, по помещениям пополз слезоточивый газ. Пятерых молодых людей, в том числе и Даниэля Марклунда, обнаружили сидящими на полу с поднятыми руками. Их, кашляющих, вывели на улицу с руками, «закованными» в пластиковые наручники.
Произведенный Службой безопасности обыск показал: Бригада была вооружена так себе. Полицейские изъяли старый пистолет марки «кольт», мелкокалиберную винтовку, дробовик с гнутым дулом, коробку патронов, четыре ножа и два сюрикена.
* * *
Проезжая по набережной Сёдер Меларстранд, Йона набрал номер шефа уголовной полиции. Карлос ответил после двух гудков, ручкой ткнув кнопку громкой связи:
— Ну, как в Полицейской школе?
— Я не в школе.
— Знаю, потому что…
— Пенелопа Фернандес жива, — перебил Йона. — Ее преследуют, она спасается бегством.
— Откуда такие сведения?
— Она оставила сообщение у матери на автоответчике.
В трубке стало тихо, потом Карлос глубоко вздохнул:
— Но если мы найдем фотографию, то все наверняка закончится. Потому что… если мы, полицейские, увидим фотографию, то тайну сохранить не удастся, так что смысла убивать дальше уже не будет.
— Надеюсь, что все так просто.
— Йона, я… я не могу забрать расследование у Петтера, но предлагаю…
— Чтобы я поехал в Полицейскую школу и прочитал лекцию.
— Это я и хотел услышать, — рассмеялся Карлос.
Направляясь назад, на Кунгсхольмен, Йона слушал автоответчик на мобильном телефоне. Там оказалось несколько сообщений от Эрикссона. Сначала эксперт сообщал, что преспокойно может работать из больницы; тридцать минут спустя требовал, чтобы его снова включили в рабочую группу, а еще через двадцать семь вопил, что от безделья вот-вот сойдет с ума. Комиссар перезвонил ему. После двух гудков утомленный голос Эрикссона буркнул:
— Квак.
— Я опоздал? — спросил Йона. — Ты уже сошел с ума?
Эрикссон в ответ только икнул.
— Не знаю, насколько ты вменяем, — начал комиссар, — но нам надо спешить. Вчера утром Пенелопа Фернандес оставила сообщение на автоответчике матери.
— Вчера? — живо повторил Эрикссон.
— Она сказала, что за ней гонятся.
— Ты сейчас ко мне в больницу? — спросил Эрикссон.
Йона услышал, как эксперт вопросительно сопит в трубку, и рассказал, что в ночь на пятницу Пенелопа и Бьёрн спали каждый у себя. В шесть сорок Пенелопа села в такси и уехала в телецентр, где должна была принимать участие в дебатах. Всего через несколько минут после того, как такси выехало с Санкт-Паульсгатан, в квартиру явился Бьёрн. Йона поведал Эрикссону об отпечатке на стеклянной двери, о кусочках липкой ленты и оторванном уголке. Бьёрн где-то выжидал, пока Пенелопа не покинет квартиру. Он хотел как можно быстрее забрать фотографию без ведома хозяйки.
— И я считаю, что на нас с тобой напал ликвидатор. Он искал фотографию, когда мы ему помешали, — добавил Йона.
— Может быть, — почти прошептал Эрикссон.
— У него не было цели убить нас. Он просто хотел убраться из квартиры.
— Иначе мы бы с тобой уже были покойниками, — заметил Эрикссон.
В телефоне что-то затрещало, и Эрикссон попросил кого-то оставить его в покое. Комиссар услышал, как женский голос твердит, что пора делать лечебную гимнастику, а Эрикссон в ответ шипит, что у него личный разговор.
— Сейчас мы знаем только, что ликвидатор не нашел фотографию, — продолжил Йона. — Если бы он нашел фотографию на яхте, то не стал бы обыскивать квартиру Пенелопы.
— А у Пенелопы ее не было, потому что ее забрал Бьёрн.
— Думаю, попытка взорвать и сжечь квартиру говорит о том, что ликвидатор не хотел забирать фотографию. Он хотел ее уничтожить.
— А почему фотография висела у Фернандес на двери гостиной, если она так уж важна? — спросил Эрикссон.
— Причин может быть несколько. Самая правдоподобная — это что Бьёрн с Пенелопой сделали снимок, который что-то доказывал, но при этом сами не поняли, насколько все серьезно.
— Точно! — энергично подтвердил Эрикссон.
— Для них эта фотография — то, что следует хранить, но не то, за что можно убить.
— Но Бьёрн, возможно, изменил свое мнение.
— Вероятно, он что-то узнал. Может быть, понял, что фотография опасна, потому и забрал ее, — рассуждал комиссар. — Очень многого мы не знаем; единственный способ получить все ответы — это добросовестная полицейская работа.
— Точно! — почти завопил Эрикссон.
— Ты можешь собрать все телефонные звонки за последнюю неделю? Все эсэмэски, выписки со счетов и прочее? Квитанции, автобусные билеты, собрания, мероприятия, рабочее время…
— Да-а, черт меня возьми!
— Хотя нет. Забудь о моей просьбе.
— Забыть? Это еще почему?
— А как же лечебная гимнастика? — хихикнул Йона. — Тебе же пора делать лечебную гимнастику.
— Издеваешься? — В голосе Эрикссона звучало еле сдерживаемое возмущение. — Лечебная гимнастика! В безработные меня записываешь?
— И вообще, тебе надо отдохнуть, — дразнил его Йона. — Есть другой эксперт, он тоже…
— У меня тут мозги плавятся!
— Ты всего шесть часов как на больничном.
— И уже на стенку лезу, — пожаловался Эрикссон.
33Прочесывание
Йона ехал на восток, к району Густавсберг. Белая собака, неподвижно сидевшая на обочине, коротко глянула на автомобиль. Йона подумал, что можно позвонить Дисе, но вместо этого набрал номер Аньи.
— Мне нужен адрес Клаудии Фернандес.
— Мариагатан, номер пять, — немедленно ответила Анья. — Недалеко от старой фарфоровой фабрики.
— Спасибо.
Однако Анья не отсоединилась.
— Я жду, — игриво сказала она.
— Чего ты ждешь?
— Скажи, что мы поплывем на «Силья Галакси» в Обу и снимем на берегу домик с баней.
— Звучит заманчиво, — осторожно отозвался комиссар.
Стоял серый летний день, пасмурный и душный. Йона припарковался возле дома Клаудии Фернандес. Выйдя из машины, комиссар учуял горьковатый запах самшита, смородиновых кустов и с минуту постоял неподвижно, захваченный воспоминаниями. Их туман развеялся, когда он позвонил в дверь; на деревянной табличке буквами, выжженными как будто детской рукой, значилось «Фернандес».
Звонок мелодично запел в глубине дома. Комиссар подождал. Вскоре послышались медленные шаги.
У Клаудии было озабоченное лицо. Увидев Йону, она отступила в прихожую. Пальто упало с крючка.
— Нет, — прошептала Клаудия. — Не Пенни…
— У меня нет плохих новостей, — торопливо сказал комиссар.
Клаудия не выдержала и села на пол, среди туфель и свисающей с крючков одежды, дыша, как испуганное животное.
— Что случилось? — со страхом спросила она.
— Мы почти ничего не знаем, только то, что вчера утром Пенелопа звонила вам.
— Она жива!
— Да, она жива.
— Слава богу, — зашептала Клудиа. — Слава богу!..
— Мы обнаружили сообщение на вашем автоответчике.
— На моем?.. Как это? — Клаудия встала.
— Там куча помех! Чтобы расслышать голос, нужно специальное оборудование.
— Единственное сообщение у меня на автоответчике — от какого-то мужчины. Он велел мне найти работу.
— Да, это оно и есть. А до него говорила Пенелопа, но ее не слышно.
— Что она сказала?
— Что ей нужна помощь. Морская полиция скоро организует прочесывание.
— А если отследить звонок? Ведь…
— Клаудия, — спокойно сказал Йона. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Каких?
— Давайте присядем.
Они прошли по коридору и оказались на кухне.
— Господин Линна, можно сначала я у вас кое-что спрошу?
— Спрашивайте, но я не знаю, смогу ли ответить.
Клаудия поставила на стол две кофейные чашки. Ее руки слегка дрожали. Клаудия села напротив комиссара, долго смотрела на него, потом задала свой вопрос:
— У вас есть семья?
В светлой желтой кухне стало тихо.
— Вы помните, когда в последний раз были дома у Пенелопы? — спросил наконец комиссар.
— На прошлой неделе, в четверг. Она помогала мне подогнать брюки для Виолы.
Йона увидел, что у Клаудии дрожат губы — она сдерживалась, чтобы не зарыдать.
— Теперь подумайте хорошенько, — сказал он и наклонился вперед. — Была ли у нее на стеклянной двери какая-нибудь фотография?
— Да.
— Что на ней было? — Йона старался, чтобы его голос звучал спокойно.
— Не знаю, я не присматривалась.
— Но вы точно помните, что снимок был? В этом вы уверены?
— Да.
— На нем могли быть люди?
— Я не знаю. Я решила, что это как-то связано с ее работой.
— На фотографии было помещение? Или снимок сделали на улице?
— Понятия не имею.
— Попытайтесь восстановить ее в памяти.
Клаудия закрыла глаза, но потом покачала головой:
— Не могу.
— Постарайтесь, это важно.
Клаудия опустила взгляд, задумалась, потом снова покачала головой.
— Я только помню, как подумала — странно, что она приклеила на дверь фотографию, это некрасиво.
— Почему вы решили, что снимок связан с ее работой?
— Не знаю, — прошептала Клаудия.
Йона извинился — в кармане пиджака ожил телефон. Комиссар увидел, что звонит Карлос, и ответил:
— Да.
— Я только что говорил с Лэнсом из морской полиции Даларё. Он сказал, что завтра они организуют прочесывание. Триста человек и почти пятьдесят катеров.
— Отлично. — Комиссар увидел, что Клаудия идет в прихожую.
— И еще я звонил Эрикссону, узнать, как он себя чувствует.
— Ну, он вроде держится, — нейтральным тоном произнес Йона.
— Йона, я не знаю, что вы там задумали… но Эрикссон предупредил, что мне придется признать, что ты был прав.
Закончив разговор, Йона вышел в прихожую. Клаудия уже надела куртку и теперь натягивала резиновые сапоги.
— Я слышала ваш разговор, — пояснила она. — Я буду помогать, могу искать всю ночь… — И она открыла дверь.
— Клаудия, пусть полиция делает свою работу.
— Моя дочь звонила мне, просила о помощи.
— Я знаю, что просто сидеть и ждать — это невыносимо…