Контракт Паганини — страница 46 из 77

— Я понимаю, что вы напуганы, — продолжал Йона. — Но…

Он замолчал — вошедшая медсестра сообщила, что им пока не удалось связаться с матерью Пенелопы.

— Ее нет дома, она не отвечает…

Пенелопа хныкнула и отвернулась, спрятав лицо в подушку. Медсестра успокаивающе положила руку ей на плечо.

— Я не хочу, — заплакала Пенелопа. — Не хочу…

Вбежала еще одна медсестра, на ходу говоря, что ей пора вводить успокоительное.

— Пожалуйста, выйдите, — торопливо сказала она Саге и Йоне.

— Мы вернемся попозже, — пообещал Йона. — Я узнаю, где ваша мама. Я все устрою.

Пенелопа перестала плакать, но все еще дышала прерывисто. Она слышала, как медсестра готовит лекарство, и думала, что комната напоминает каземат. Её мать ни за что не захочет прийти сюда. Она сжала зубы, пытаясь удержать слезы.

На какой-то миг Пенелопе показалось, что она вспомнила свои первые годы жизни. Запах пропотевших грязных тел отбросил ее назад, в камеру, где она родилась, в свет лампы, которая раскачивалась над головами заключенных, к воспоминанию о том, как мать поднимает ее и передает кому-то, кто тут же начинает баюкать ее, а мать куда-то уводят охранники.

66Без Пенелопы

Приехав на Даларё, Клаудия Фернандес вышла из автобуса возле «Странд Отеля». Вдалеке трещал вертолет и выли сирены. Прочесывание местности еще не закончилось, полицейские продолжали поиски. В море виднелись полицейские катера. Клаудия огляделась. Ни парома у пристани, ни автомобилей в порту.

— Пенелопа! — крикнула она в никуда. — Пенелопа!

Она понимала, что выглядит странно, но теперь в ее жизни осталась только Пенелопа.

Клаудия пошла вдоль воды. Трава была сухой, бурой, везде валялся мусор. Вдали кричали чайки. Клаудия побежала, но надолго ее не хватило, пришлось снова перейти на шаг. На склоне теснились необитаемые домики. Клаудия остановилась возле таблички со словами «Частное владение», написанными белой краской. Вышла на бетонную пристань, взглянула на высокие скалы. Безлюдно, подумала она и снова повернула к порту. Какой-то мужчина, спускавшийся по дорожке, помахал ей. Темная фигура в развевающейся куртке. Клаудия моргнула на солнечный свет. Мужчина что-то крикнул. Клаудия озадаченно смотрела на него. Он ускорил шаг, и она наконец разглядела его приветливое лицо.

— Клаудия Фернандес? — окликнул он.

— Это я. — Клаудия обернулась к нему.

— Меня зовут Йон Бенгтссон, — сказал он, подходя к ней, — меня прислал Йона Линна. Он сказал, что вы, скорее всего, здесь.

— Зачем он вас прислал? — слабо спросила Клаудия.

— Ваша дочь жива.

Клаудия посмотрела на Бенгтссона. Тот повторил:

— Пенелопа жива, — и улыбнулся ей.

67Куда идут деньги

В полицейском управлении все были взвинчены, почти озлоблены. Последние события очень напоминали убийство полицейского в Малександере в 1999 году и позапрошлогодние зверства Юсефа Эка. Газеты писали о трагедии в шхерах, называли преступника мясником; журналисты строили версии и пытались выжать что-нибудь из своих источников в полиции.

В кабинете руководителя уголовной полиции Карлоса Элиассона собрались Вернер Санден из Службы безопасности, комиссар уголовной полиции Петтер Неслунд и руководитель спецгруппы Бенни Рубин. Ждали также Натана Поллока и Томми Кофоэда из Комиссии по расследованию убийств.

Йона с Сагой шли по коридору, рассуждая, сможет ли Пенелопа Фернандес помочь им продвинуться дальше.

— Думаю, она скоро заговорит, — предположил комиссар.

— Не уверена. Как бы она не закрылась окончательно.

Анья Ларссон вышла из своего кабинета и встала в коридоре, несчастными глазами глядя на Йону с Сагой. Йона, завидев ее, широко улыбнулся, помахал и вошел в зал заседаний. Увидеть, как Анья сложила большие и указательные пальцы в сердечко, Йона уже не успел.

Комиссар с Сагой закрыли за собой дверь и тихо поздоровались со всеми, кто уже сидел за столом.

— Начну с того, что версия о левоэкстремистском покушении больше не рассматривается, — объявила Сага.

Вернер что-то прошептал Поллоку.

— Не рассматривается, верно? — громче повторила Сага.

Вернер поднял на нее глаза и кивнул:

— Верно.

— Начните с самого начала, — попросил Карлос.

— Хорошо… Пенелопа Фернандес — активный борец за мир и председатель Шведского общества мира и арбитража. Состоит в связи с Бьёрном Альмскугом, который работает барменом в клубе «Дебасер» на Медбургар-платсен. Фернандес проживает в доме номер три по Санкт-Паульсгатан, адрес Альмскуга — Понтоньяргатан, сорок семь. В квартире Пенелопы Фернандес на стеклянной двери между прихожей и гостиной прикреплена некая фотография.

Сага нажала несколько кнопок на своем компьютере, и на стене появилось изображение.

— Снимок сделан весной две тысячи восьмого года во Франкфурте.

— Пальмкруну мы узнали, — сказал Карлос.

— Итак. — Сага стала указывать поочередно на людей, сидящих в ложе. — Это Понтус Сальман, директор предприятия по производству оружия «Силенсиа Дефенс». А этот человек — Рафаэль Гуиди собственной персоной. Известный торговец оружием, долго поддерживал отношения с… в соответствующих кругах его прозвали Архангелом, дела ведет в основном в Африке и на Ближнем Востоке.

— А дама, значит, на десерт? — поинтересовался Бенни Рубин.

— Это Агата аль-Хайи, — без тени улыбки ответила Сага. — Военный советник суданского правительства, тесно связана с президентом Омаром аль-Баширом.

Бенни с размаху хлопнул ладонями по столу и оскалил зубы, встретив раздраженный взгляд Поллока. Карлос спросил:

— У них это принято? Встречаться вот так?

— Думаю, да. На этой встрече обсуждалась большая поставка произведенного по лицензии оружия для суданской армии. Сделку признали не противоречащей политике безопасности, и она состоялась бы, если бы Международный уголовный суд в Гааге не выдал ордер на арест президента аль-Башира.

— В две тысячи девятом? — уточнил Поллок.

— Это я пропустил, — признался Карлос.

— Об этом не очень писали. Президента хотели арестовать за непосредственное участие в пытках, насилии и геноциде в Дарфуре.

— Значит, сделка не состоялась, — констатировал Карлос.

— Не состоялась.

— А фотография? С ней-то что? Ничего? — спросил Вернер. Сага ответила:

— Кажется, Пенелопа Фернандес не считала ее опасной, иначе не повесила бы на дверь.

— И в то же время эта фотография — не вполне пустяк. Фернандес держала ее на виду, — заметил Карлос.

— Мы точно не знаем. Может быть, снимок был для Пенелопы только напоминанием о том, как все устроено на самом деле. Внизу — несколько борцов за мир, а на вершине сильные мира сего отмечают удачные сделки шампанским.

— Мы надеемся, что скоро сможем услышать Пенелопу Фернандес, но почти уверены, что Бьёрн Альмскуг подставил ее, — вмешался Йона. — Возможно, он знал о фотографии больше, чем Пенелопа. Или просто решил использовать выпавший шанс. Второго июня Бьёрн отправляет с анонимного адреса из интернет-кафе сообщение, пытаясь шантажировать Карла Пальмкруну. Письмо стало началом короткой переписки: Бьёрн пишет, что понимает, что существование фотографии неудобно Пальмкруне и что он готов продать ее за один миллион крон.

— Типичное вымогательство, — буркнул Поллок. Сага продолжила:

— Бьёрн, говоря о фотографии, употребляет слово «неприятности». Это заставляет нас сомневаться в том, что он понимал, насколько серьезно Пальмкруна воспримет его угрозу.

— Бьёрн полагал, что контролирует ситуацию, — заметил Йона. — Так что он весьма удивился, прочитав ответ Пальмкруны с предостережениями. Пальмкруна пишет Бьёрну, что тот не знает, во что ввязался, и под конец предлагает прислать ему фотографию, пока не поздно.

Йона выпил воды.

— А каков общий тон письма? — вдруг спросил Натан Поллок. — Ты говоришь, что письмо было серьезным. А агрессивным оно было?

Йона покачал головой и раздал копии переписки.

— Нет, не похоже. Просто очень серьезное и мрачное.

Томми Кофоэд прочитал письма, кивнул, потер свои рябые щеки и что-то записал.

— Что было потом?

— Перед тем как уйти домой в среду, домработница помогла Пальмкруне привязать веревку с петлей к крюку.

Петтер усмехнулся:

— Почему вдруг?

— Потому что ему прооперировали спину и он не мог привязать веревку сам, — объяснила Сага.

— Вот как! — Карлос слегка растянул губы.

— На следующий день, примерно в обед… видимо, после того, как принесли почту, — продолжал Йона, — Пальмкруна позвонил в Бордо…

— Отследить номер пока не удалось, — вставила Сага.

— Это мог быть номер коммутатора, а дальше звонок пошел в другую страну, другую часть мира или вернулся назад, в Швецию, — сказал Йона. — В любом случае речь идет об очень коротком разговоре, сорок три секунды. Может быть, Пальмкруна просто оставил сообщение. Вероятно, он говорил о фотографии, о содержании письма от шантажиста и просил помощи.

— Через несколько минут домработница Пальмкруны звонит в «Такси Стокгольм» и заказывает для Пальмкруны машину на два часа в аэропорт Арланда. Ровно через час пятнадцать после состоявшегося короткого разговора звонит телефон. Пальмкруна уже успел надеть плащ и ботинки, но все же берет трубку и отвечает. Звонок из Бордо. С того номера, на который он звонил. Этот разговор длится две минуты. Пальмкруна отправляет шантажисту последнее письмо следующего содержания:

«Слишком поздно. Нам обоим вынесен смертный приговор». Домработница получает короткий отпуск, платит шоферу такси (машина уже прибыла) и отправляется домой. Не сняв плаща, Пальмкруна идет в салон, ставит свой «дипломат» вертикально, взбирается на него и вешается.

За столом воцарилась тишина.

— Но это еще далеко не конец истории, — медленно произнес Йона. — Телефонный звонок Пальмкруны привел в движение некую… Короче говоря, понадобился устранитель проблем, ликвидатор с международной репутацией. Киллера отправили замести следы и разобраться с фотографией.