Ночь всё-таки стреножила, прервав наше путешествие: через час нашли ночлег. Точнее, его нашел старый друг Вити Носова. Пусть холодно, пусть бытовуха оставляет желать лучшего, зато можно вытянуться на дощатом ложе: для позвоночника полезно после долго сидения в трясущемся авто. С двух ночи и до утра дежурил Саша Ваздар — пожалел нас, не стал поднимать. А утром кипяточек — что может быть душевнее! И снова в путь.
Предупреждают о прорыве шести ДРГ: чёрт возьми, как раз по нашему маршруту. Попытки ликвидации закончились неудачей, так что встреча может стать неожиданной, но не обязательно неизбежной. Сегодня праздник Покрова Пресвятой Богородицы, а уж она сбережёт. Небо то и дело расцвечивает инверсионным следом уходящих ракет и облачками взрывов, где-то рядом нет-нет да и громыхнёт. Кто-то из спутников шутит, что это донбасский способ выражения радости от предстоящей встречи — приветствуют фейерверком.
Генерал был радушен до неприличия. Прошло чуть больше двух месяцев с прошлой встречи, а словно тысячу лет не виделись. Тогда мы немного поработали в «личке», мотаясь по лесным тропам, грунтовкам, просёлкам. Не подвели в ситуациях, потому и принял как родных. Обнялись, от обеда отказались — времени в обрез, передали пикап, «квадрик», медицину. На подходе были две сотни печек и машина с гуманитаркой — должны к вечеру добраться. Мы не стали их ждать и ушли «в автономку», вот и опередили их на сутки.
Витя привез письма солдатам от детишек. У принимавшего их майора задрожали руки от волнения. Говорили о многом, но пересказывать не буду. Генерал уверен, что скоро всё изменится, и нам становится легче от его уверенности. Боевой дух зашкаливает: от солдата до генерала все рвутся в бой. Определяем задачи на ближайшие пару недель: скоро опять будем у него и даём слово, что задержимся хотя бы на несколько дней. Господи, храни их! На прощание почти ритуальное фото — традиция!
«Песня военных корреспондентов» Константина Симонова всегда звучит в нашей машине, если есть магнитофон. Ну а если нет, то всё равно нет-нет да и зазвучит она в исполнении кого-нибудь из нас: сначала мурлыканье под нос, а потом всё громче и громче.
С лейкой и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Это февраль — март. Это мороз под восемнадцать минус без света, тепла, воды. В лучшем случае на бетонном полу под крышей. Еще лучше скрючившись на сиденье изредка прогреваемой машине. Тогда каракули в блокноте — короткие отрывистые фразы, чтобы не забыть. Ручку вместе со свернутым в рулон блокнотом и фотоаппарат торопливо за спину, а в руки автомат — приходилось. Причем довольно часто. А вот:
На пикапе драном
И с одним наганом
Первыми въезжали в города… —
это уже из лета этого года. Редко, но бывало. Вот как трое военкоров. Назову имя только одного из них — Женя Лис. Двое других известны, но одного «светить» не советовал наш «сэнсэй», а у другого разрешения спросить не успел. Они действительно первыми вошли в Лисичанск. Точнее, въехали на двух машинах по двум разным улицам. Город еще не был взят: только входили отряды с двух сторон, а эти заплутавшие чудаки заехали с третьей и ошалели: на пустынных улицах они были одни-одинёшеньки. Повезло несказанно: выглянувшая из подвала старушка испуганно крикнула: «Сыночки, да куда же вы?! Здесь же укры кругом, а вы одни…» Не одни они были — с ними вера была и удача. Его Величество Случай всегда рядышком, всегда дышит в затылок, но это лучше, чем зрачок прицела снайпера.
Пленный капитан был убедителен, и ему поверил даже комбат.
— Да на хрен он тебе сдался? Он всего без году неделя на фронте, да и то каптёр, даром что капитан.
Поторопился комбат: капитан покаялся после пяти минут общения и поведал, что специалист по информационным технологиям и нейролингвистическому программированию. Что прошёл обучение в Польше — шесть месяцев, причём учителями были в основном англосаксы. Что должен был изучать психологическое состояние солдат и местного населения. В общем, он рассказал много чего интересного. Причем даже то, о чём никто не спрашивал — велико было желание избавиться от того, что знал, а знания, как известно, умножают печаль.
Его взяли в бою: патрон в его автомате пошел на перекос, и затвор заклинило. В горячке могли и пристрелить, но он успел плюхнуться на колени и воздеть к небу руки: то ли молился, то ли просил пощады. С ним вместе взяли ещё троих ранеными. Привычное: кашеварами были, конюхами, каптёрами не прокатило — в руках не поварёшки были, а автоматы, потому сидели вдоль стены угрюмые, с потухшими взглядами.
После полудня он вновь попался на глаза — повеселевший, словно целковым одарили. Он уже освоился, этот ципсошник, понял свою значимость и готов был к сотрудничеству. Может, он и был интересен для спецов, но даже как психологический типаж нам он не годился вообще от слова совсем. Даже те остальные трое были в большей степени любопытными экземплярами хотя бы потому, что работяги, с которыми ещё можно поговорить за жизнь и найти общее.
Поскольку мы часто бываем за «лентой», то порой просят разыскать сына или мужа, брата или отца, воюющего на западном направлении. Вот и на этот раз попросили разыскать нашего парня из Белгорода, недавно мобилизованного, подразделению которого изрядно досталось, и связь с ним пропала. Отказать — значит обидеть, взять — вселить надежду, но передать — нереально. Вообще разыскать ту или иную часть на фронте просто фантастика, а тем более рядового бойца. И всё же взялся решить эту головоломку, мысленно проклиная себя за слабость: был бы один — ещё куда ни шло, а со мною ребята, у которых другие задачи, да и машина всего одна.
Полк «нашелся» к концу первых суток, но добраться к нему не представлялось возможным: один батальон увяз в уличных боях, другой едва держал фланг, третьего ровняли с землёй. Полк-то нашёлся, да надо ведь бойца отыскать, а без разрешения командования корпуса на передке не окажешься. Отыскать штаб корпуса — это не улицу в городе: будешь любопытствовать — вмиг в «подвале» окажешься до выяснения личности, а когда это выяснение случится — одному Господу известно. К тому же запросто можно остаться навсегда в ближайшей лесопосадке с мотивацией «при попытке к бегству» — нравы без излишних сантиментов.
В данной ситуации военкоровские «корочки» только помеха — к ним отношение настороженное, и на «передок» их владельцев не пускают, за исключением самых отчаянных либо особо доверенных. Но наше фронтовое агентство уважают за дерзость и правдивость, поэтому готовы пропустить, только куда? В конце концов выход нашелся: на следующий день в те края идёт разведка, и они захватят наши «посылки». Отнеслись с пониманием: у каждого есть тот, кто надеется и ждёт.
Вчера вечером позвонил друг: груз доставлен по назначению (комбату), но с бойцом связи нет. Командир передал, что жив и здоров, домой не просится, тем более после разъяснения, что их военторг — в Киеве. Видео доставки груза обещали прислать к вечеру.
Массы и личность и их роль в истории. Марксизм-ленинизм предпочтение отдавал массам (народу), практика — личности. В армии роль командира исключительна. Недаром говорят, что если во главе прайда баран, то и все львы станут баранами, а если стадо баранов возглавит лев, то и баранам пальца в рот не клади.
Не успел вернуться, как незнакомые люди бросились с просьбой отыскать их сына. Он успел позвонить маме, что их рота в окружении, офицеры сбежали и они не знают, что делать. Первая реакция — послать куда подальше, потому что трусов не обслуживаю, сопли не вытираю, памперсы не меняю. Он ведь не из срочников — мобилизованный, по прежней службе знает, что если нет офицера, то командование принимает на себя кто-либо из бойцов. Видно, решительности ни у кого не хватило, потому и начались сопли и уныние. Но просьба матери — это святое.
Вызвонил своих друзей, оставшихся за «лентой», слёзно попросил помочь сходившим с ума родителям найти это «тело» и при удачном раскладе объяснить доходчиво, что негоже пугать папу с мамой. Ребята чертыхались, ругали на чём свет стоит «мобиков», но всё-таки взялись за дело. И о чудо: разыскали! К вечеру они сообщили: пятеро бойцов вышли, выбрались, вырвались, в том числе и этот звонивший, остальных будут вытаскивать. Но речь не о банальной для войны ситуации. Речь о моральной готовности сражаться и готовности умереть во имя Победы. Ты сделал выбор, ты пошел на войну, так будь добр соответствовать.
Под Камышевахой ещё летом дрались в окружении остатки батальона — семнадцать бойцов. Все офицеры погибли, связи нет, но бойцы продолжали сражаться. Один из них в темноте выполз на холмик и с пятой попытки смог дозвониться домой. Просил маму спасти его? НЕТ! Он просил через военкомат (!) связаться с командованием и сообщить, что батальон жив, сражается, но боеприпасы на исходе, и они готовы взорвать себя, но не сдаться. Они не уходили, потому что не могли вынести всех раненых (на двенадцать раненых всего пять здоровых!) и не хотели оставлять тела погибших командиров. Настоящих офицеров, и эти живые гордились погибшими.
Как повело себя командование — это отдельный вопрос, но ребят выручили соседи, и этот звонивший мальчик остался жив.
Практически ситуация один к одному, только в первом случае среди бойцов не оказалось личности.
Кстати, там же попали в окружение десантники. Они не смогли пробиться к своим, и никто не пришёл к ним на помощь. Когда у них закончились патроны, они взорвали себя вместе с ворвавшимися в дом врагами. Вечная им память!
P. S. Бардак, конечно, имеет место быть, поэтому вышедших бойцов мои друзья попытаются пристроить в другую часть. Беда в том, что в подразделения из «мобиков» командирами назначены тоже мобилизованные из числа офицерского состава. Многие оказались не на высоте. Некоторым для начала не мешало бы глотки закупорить. Были бы командирами нынешние кадровые — все было бы иначе, но на всех не хватает.