Не раз приходилось слышать стоны мобилизованных (!), что нет того или иного, что плохие офицеры, что не хватает БК и прочее. От солдат кадровых подобного НИКОГДА не слышал. Ничего идеального не существует, и каково общество, такова и армия: гниль и моральное разложение общества не могли не затронуть армию и остальные институты власти и управления. Но к каждому солдату командира не приставишь, и в бою зачастую боец самостоятельно принимает решение. Вывел солдат своих товарищей из окружения — стал командиром. Сумел организовать контратаку — стал командиром. Смог удержать бойцов от паники — стал командиром. Нечего оглядываться и искать плохих-хороших командиров: сам будь достойным.
Это краткий пересказ слов генерала, приводившего в чувство подрастерявшихся бойцов. Не бежавших, нет, просто дрогнувших. А офицеров действительно не хватает: пуля не выбирает по званию и должности, но так уж случается, что командиров выбивают первыми.
И ещё пример из жизни армий ЛДНР. Специально не называю ни полк, ни батальон — сейчас они воюют на загляденье. Но был момент, когда ещё не выкристаллизовавшийся в единый монолит батальон не пошёл в атаку на занятие села. А когда по нему ударили из миномётов — побежал.
Впереди метелил новоиспечённый комбат из мобилизованных: сам побежал и бойцов своих за собою повёл. Остановили короткими очередями из пулемёта над головами. Комбат пыхтел, пылая лицом, и прерывисто зачастил, что их накрыли минами, что там ад и они туда не вернутся, что сначала нужна арта и танки. Гриша уложил его «двоечкой», а остальных развернул и приказал возвращаться. Из толпы выделялся невысокий молодой паренёк. Он ничего не говорил, а только тщательно протирал свой автомат и улыбался уголками губ. Оказалось, комзвода, вынужден был отступать, коли комбат приказывает, да и оставаться со взводом не имело смысла: позиции батальона взводом не удержать.
— Принимай батальон, взводный, и дуй обратно. О вашем снабжении позабочусь.
Конечно, Гриша не просто превысил свои полномочия — наглым образом присвоил себе право казнить и миловать.
Комбата мы доставили в штаб, в батальон отправили «мотолыгу» и два БМП с БК и продуктами. А батальон потом воевал отменно с новым комбатом.
Мобилизованные просят «квадрики», тепловизоры, «ночники», ПБСы, прицелы и все остальное, что им НЕ НУЖНО до прихода в часть. Они еще не знают, где, кем и как будут воевать и будут ли вообще, но по персональному танку подай уже сейчас.
Может быть, слишком жестко и даже жестоко, но ничего тем, кто не на передовой, давать не надо. Совсем. Это в окопе (в дозоре, в рейде, в разведпоиске) необходимы «теплаки». Это наблюдателям нужны «ночники», да и то с удаленностью от передовой в несколько сот метров, иначе в индикатор прилетит пуля снайпера (читай: в лобешник). Не каждый может работать с коллиматором, но просят чуть ли не через одного. Антидрон отнюдь не для отстрела ворон — работает только по «квадрикам» на определенной высоте и не автоматной очередью, а лучом.
Да, всё это по-прежнему необходимо, но подходить к распределению надо ответственно, вручать чуть ли не под роспись и требовать возврата в случае, если часть отводят в тыл.
Много доблестными защитниками было брошено при отступлении, включая штатную технику, не говоря уже о даром полученной оптике и о прочем, а что-то даже оказалось на рынке (и такое бывает. Смотрите «Авито» и «Барахолку»), а всё потому, что достаётся даром.
Вообще-то в первую очередь для «мобиков» как воздух нужны самые обыкновенные лопаты. Ещё лучше, если это будут БСЛ — большие сапёрные лопаты. Повторял и повторяю: спасение жизни в окопах, выкопанных не в нитку, а с углами и выступами в полный профиль. За два месяца в нашей группе не было потерь вообще, потому что никогда не размещались в зданиях, домах культуры, казармах и т. д. Как бы ни были усталыми и измотанными — лопаты в руки и копать. При артобстреле милейшее дело укрыться в окопе или окопчике: осколки пройдут мимо, ну а если накроет прямым попаданием — такова уж судьба, она дама капризная и избирательная.
Считайте, что это ворчание возрастное.
Обратили внимание: словно пчёлы на мёд потянулись в наши края политологи, функционеры общественных организаций всех уровней, в том числе правозащитники, блогеры и прочие, для формирования нужной картинки. Позируют перед телекамерами, вещают порой откровенную хрень, нагоняют страх и ужас. Всё бы ничего, персоналии давно известны и по вредности так себе, но когда прибегают к услугам откровенно одиозных особей — это уже перебор. Будьте щепетильны, господа.
Как чёрт из табакерки выскочил в Белгороде некий Александр Брод (в правозащитных кругах «бизнесмен от правозащиты»). Правозащита — бизнес доходный, и фейс становится узнаваемым. Еврейский мальчик успешно осваивает журналистскую стезю, основывает газету «Тарбут» (на иврите — «культура»), руководит фондом, затем московским бюро международной (с центром в США) еврейской общественной организации «Объединение комитетов в защиту евреев в бывшем СССР» (UCSJ), а через год на его базе создал НПО «Московское бюро по правам человека» (МБПЧ). Потекли гранты, начались скандалы и скандальчики, травля (организована Сванидзе) авторов учебника МГУ «История России. 1917–2009», учёных, историков, политологов Мухина, Миронова, Шафаревича и других.
Деятельность А. Брода вызвала резкое отторжение правозащитников и экспертов по межнациональным отношениям, и они обратились к российским, зарубежным и международным НПО с просьбой «не воспринимать его как представителя правозащитного и антирасистского движения в России и не экстраполировать представления о нём на остальных… работающих в области прав человека…».
Сейчас этого гастролёра (вспомним Хлестакова, «чиновника» из Петербурга!) обласкивает местное ТВ и некоторые чины — обещал же перевести на английский факты преступлений украинских нацистов. Запад не знает, что творит киевский режим начиная с 2014-го? Или не желает знать? Или персонально для Зеленского переводить собрался? Так ему лучше на иврите или на идише — единокровные лучше поймут друг друга. Или причина благожелательности наших СМИ в том, что он как-никак числится членом Совета при Президенте РФ.
Поворчим ещё? Поворчим…
В самом начале Собора (ХХIV Всемирный Русский народный собор) слово держал высокий чин из Министерства просвещения, убивающий и добивающий это самое просвещение. Эдакий комиссар ЧК со стеклянным взором патологического убийцы в кожанке и с маузером в руке. Отчеканил бездушно и бездумно и демонстративно направился вон из зала, провожаемый долгим и мудрым взглядом Патриарха. Простоявший всё пленарное заседание Великий Артист, Великий Поэт, Великий Гражданин сказал с горечью:
— Видел? Слышал? Этот добьёт то, что не добили его предшественники… Взгляд палача.
Спорить не стал, хотя тут и не поспоришь: отвратительный человечишка.
А почти под занавес на Соборе выступила девушка, студентка МГИМО. Симпатяга, ладно говорила и складно, внимали с благоговением: вот оно, наше будущее! Есть кому страну вверить! И вдруг бойко и пафосом: «…гвозди бы делать из этих людей — не было б в мире крепче гвоздей! — как сказал Владимир Маяковский!» Слава богу, что хоть слышала, что был такой поэт-трибун, а вот об авторе этих строк наверняка не слышала — о поэте Николае Тихонове. Зато те дяди и тети, что проверяли и выверяли каждое слово заготовленного текста, обязаны были знать автора. Но не знали!
В дебилизации сознания молодёжи вина лежит вот на этих чиновниках, на тетях и дядях, умиляющих своей необразованностью.
Вот так и деградируем мы в своем невежестве.
В общем, как-то так…
Мы вернулись. Была не просто ординарная доставка гуманитарки. Нет, на этот раз помимо обычной передачи медикаментов в госпиталь десантной дивизии, коробки передач и других деталей для «уазика» в артдивизион, «посылки» от нашей самой главной областной библиотеки коллегам в Луганске, иконок, что передала Елена Викторовна Сафронова, оптики для нашей военкоровской группы, работающей на фронте, нам пришлось заниматься нашими земляками, мобилизованными в сентябре. Они угодили в самое пекло между Кременной и Сватово, отбивали атаки под непрерывным миномётным и артиллерийским огнём, в жестоких контратаках сбивали спесь с гонористых ясновельможных панов. И судьба у них сложилась по-разному: кто-то погиб, кто-то попал в плен, кто-то был ранен, кому-то удалось выбраться, кто-то пошёл по графе «пропал без вести». Но никто, повторяю, НИКТО не дрогнул, не струсил, не изменил присяге. Ими можно и надо гордиться. И досужие сплетни, что наши мобилизованные (добровольцы по сути, ибо никто из них не штурмовал границу соседних, отнюдь не дружественных, стран, а отправился на войну) добровольно сдались в плен, ложь от начала до конца! Да, были пленены — кто отстреливался до последнего патрона и не рассчитал, не оставил последний для себя; кого-то взяли раненым или контуженым; кого-то повязали сонными…
Собственно, мы искали белгородцев, двух Дмитриев — Лучанинова и Быстрикова, а ещё Эдуарда Безуглова. По просьбе родственников искали: они узнали, что часто бываем за «ленточкой». Найти Эдуарда не удалось: контуженого, его доставили в сватовский госпиталь, потом вроде бы эвакуировали в Старобельск, и дальше следы терялись. Главное, что жив, а остальное ерунда: найдём. Быстрикова отыскали по старым «следам»: его разыскал две недели назад наш друг под Ямполовкой. Воевал, ходил в атаку, эвакуировал раненых товарищей. Передали заботу о нём и его однополчанах остающимся друзьям.
А вот Дима Лучанинов погиб при защите Невского — небольшой поселушки верстах в двадцати северо-западнее Кременной. Да и села-то почти не осталось — дома разрушены или сожжены, а в оставшихся из прежних жителей никого: кого убили, кто сам ушёл. Даже собаки и кошки и те исчезли. Дима погиб в бою — уходили последними, прикрывая товарищей, вскарабкался на борт бэтээра, но осколки взорвавшейся мины вспороли «броник», не оставив шансов. За сутки до гибели он вывозил раненых на БМП, потом она вышла из строя и её отогнали в рембат. Мог бы остаться в тылу, дожидаясь починки, но он ушёл обратно — не мог оставить друзей, которые нуждались в его помощи. За неделю до его гибели передавал ему вещи