2023. Январь
Встретить бы Новый год в окопах или в блиндаже со свечами — романтично. И чтобы пахло не хвоей, а мокрыми носками, просушиваемыми на решётке блиндажной печки. Не пришлось, зато вместо блиндажа был подвал с двумя диванами, стоящими вдоль стен, с ковром на стене, тремя креслами — всё, что было найдено более-менее целыми в квартирах разбитого дома. В углу гудел генератор, за перегородкой — ретранслятор, и доносились негромкие переговоры дежурного с наблюдательными пунктами и позициями.
Были обжигающий чай и долгий разговор с комдивом. Снарядов и мин — с гулькин нос. Обещают к концу месяца поставить, а пока ищут, обменивают, даже купить готовы.
С соседями сейчас нормально: фланги прикрывают спецназовцы и чевэкашники. Снабжение тоже на уровне. Спасибо за связь: самая лучшая в бригаде, а то и в корпусе. Есть ли мобилизованные из России? Нет, только луганчане, причем многие воюют еще с четырнадцатого года. Настроение нормальное, хотя, конечно, устали: многие с февраля дома не были. У нас не пехота, и ротация — не для нас. А вот элементарные отпуска не помешали бы. Комдив устал, говорит медленно, с паузами. У него больное сердце и жуткая аритмия, и не то что об отпуске — о больничной койке помечтать, да всё недосуг. Да и не отпустит командование.
Привезенные новогодние подарки разметаются в одно касание. Не хватает для полного ощущения праздника Деда Мороза и Снегурочки. Увы, с собою артистов не было, а на роль сказочных персонажей мы уж никак не годились. Впрочем, договорились с клубными работниками, даже костюмы они приготовили, да только как услышали, что в ЛНР, — замахала администрация руками, округлив от ужаса глаза.
Может, на Старый Новый год удастся и Снегурочку привезти, и Деда Мороза?
В самый канун Нового года погибли семеро сыновей Абхазии. Они были воины — настоящие, отважные, мужественные, смелые. Воевали в интернациональном батальоне «Пятнашка» под Авдеевкой. Адам Лагвилава, позывной «Гюрза», 29.11.1988; Дмитрий Цвижба, позывной «Лис», 18.06.1981; Нодар Абиджба, позывной «Нодик», 2.08.1975, — все погибли в бою 22 декабря. Ещё четверо — Пуля, Дюшик, Али и Радист — погибли пять дней спустя всё там же под этой проклятой Авдеевкой. Я не знаю их имён — только позывные. Обстоятельств гибели не знаю — сын сообщил только о факте, а вот обстоятельства придётся выяснять.
Они добровольно встали на защиту России. Наверное, настанет время и в честь героев «Пятнашки», в честь этих отважных сыновей Апсны — страны Души, назовут улицы в Донецке или Авдеевке и поставят им памятники.
На Старый Новый год случаются чудеса. Не всегда и не для всех, но всё-таки бывает. Но то, что случилось, вовсе не чудо и не сиюминутный порыв — продумано и взвешено. Ну не могли остаться в стороне, мало показалось, что делали, — съёмки, гуманитарка, выступления в частях. Старики уходят в бой — умеющие держать оружие, умеющие не поддаваться панике, готовые на самопожертвование.
Киностудия «Огненный рубеж» в полном составе ушла на фронт. Добровольцами. Рядовыми. В штурмовое подразделение гранатомётчиками. Дар, Витя, Денис, Серёжа, Валера… Съемки фильмов по взятым грантам побоку — теперь надо искать новую студию. Монтаж отснятого — тоже на неопределённое время в стол. Все планы — коту под хвост. Сначала огорчился — ну как так можно, мужики, ну давайте сначала всё доделаем, а уж потом… Но горечь ушла, а гордость осталась. За ребят гордость — настоящие они, хоть и со своими тараканами, но НАСТОЯЩИЕ. Да хранит вас Господь! Пусть в минуту опасности накроет вас своим платом Богородица! Возвращайтесь, мужики! С Победой возвращайтесь!
Семён Слепаков дунул в Израиль, не заплатив девятнадцать миллионов рублей налогов, заодно обгадив вскормившую его Россию. Вот будет не оплачен штраф ГИБДД — хрен выпустят (полковника полиции (!) за ДВА неоплаченных штрафа в 1000 рублей, о которых он не знал вовсе, что неудивительно при электронном оповещении, не впустили в Абхазию), а тут такая мелочь! Всего-то девятнадцать миллионов рубликов! Это примерно от семнадцати до сорока антидроновых ружей (хотя бы парочку под Шебекино — глядишь, свалили бы БПЛА супостатов, корректирующих хохлацкую арту), порядка двухсот беспилотников, около шестисот пятидесяти тепловизоров и столько же бронежилетов по накрученной барыгами цене. Шестьсот пятьдесят броников — это снаряга на 6 (шесть!) мотострелковых рот. Можно и дальше продолжать, да только сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет.
Разговаривал с командиром подразделения, что держит оборону на белгородском направлении. Именно оборону — в окопах и опорных пунктах расположены. Ничего не просит, но сетует, что беда с антидронами. Поможем? С НИИ договорились приобрести у них антидроновое ружьё за двести пятьдесят тысяч рублей (при цене реализации миллион двести тысяч рублей), что ниже себестоимости. Двести пятьдесят тысяч — это только оплата нескольких электронных плат. Одно ружье погоды, конечно, не сделает, но всё же пугануть супостатов ему вполне по силам. Мы с двумя такими антидронами за неделю на Кременском участке «наловили» с десяток «птичек». Двести пятьдесят тысяч рублей — это по пятьсот рублей от каждого из пятисот человек или по тысяче с каждого из двухсот пятидесяти. Нас на земле обетованной не ждут, особняков и поместий в Испании или где-то в Эмиратах не имеем, налоги мы платим исправно, но придёт время — спросим с этих Слепаковых, Паниных, Меладзе и им подобных особей. Хотя позволят ли спросить?
Просить стыдно, но не милостыню просим. Мы просто сообщаем, почему приходится обращаться. Считали, что больше не будем собирать деньги — только вещами, снаряжением, продуктами. И вообще наша армия ни в чём не нуждается. Но здесь иная ситуация. Будут в достатке антидроны — в какой-то степени это снизит артиллерийскую активность врага хотя бы под Шебекино. Это не только безопасность наших защитников, но и наша.
Счёт всё тот же — карточка привязана к телефону Веры Петровны Кобзарь (председатель Белгородского отделения Союза писателей). Спасибо и извините великодушно.
Вернулись. Отвозили гуманитарку и немного поработали. На этот раз всё довольно пресно и скучно — ни тебе прыжков в траншею, ни ползания по едва подмёрзшей, но грязной земле, ни перебежек под свист снарядов фашистской арты и близких разрывов. Наши работали и совсем рядом — этого не отнять, но в остальном скучно, братцы, скучно.
Но сначала о будничном и рутинном. Работали в привычном составе: Виктор Носов (Курск, десантник, отмороженный на всю голову), Александр Мишнев (Шебекино, тоже десантник, думающий и «секущий» каждую деталь), его личный «бусик» (боец ещё тот!) и ваш покорный слуга. Логистика отработана до минут, поэтому без задержек сразу же в 39-й госпиталь десантуры. Груз привычный: медикаменты, бельё, продукты и всякая всячина, собранные «Фондом неравнодушные», Виктором Носовым, Белгородским отделением СП России, Еленой Сафроновой (остродефицитные ИПП — индивидуальные перевязочные пакеты, тактические ножницы и кое-что ещё), Людмилой Сотниковой (Курск). Чеснок передал курянин Шклярик Константин — безвозмездно и целую тонну! Госпиталю досталось с горсточку — всего-то пару мешков: практически весь чеснок разошёлся по «окопным» подразделениям.
Пока разгружались, привезли «вагнеровцев» — чуть меньше полусотни. Мужики жизнью тёртые, желторотых нет, распоротая одежда обнажает бинты — грязные и окровавленные, а ещё вытатуированные купола, звёзды, кресты и прочую зэковскую «нательную роспись». Сидельцы, особая психология, особая поза, руки на коленях и на виду, лица темные и осунувшиеся — понятно, что не с Мальдив вернулись. Они ещё там, их тела еще рвут осколки и пули, их ещё глушат разрывы, они только приходят в себя, привыкая к тишине, а в глазах уже блеск. Нет обречённости, нет озлобленности, нет покорности судьбе — работяги, шахтеры, только что поднявшиеся на поверхность, усталые, но готовые вновь и вновь возвращаться обратно в шахту. Для них война — работа: опасная, неимоверно тяжелая, но ведь и жизнь была греховной, так что принимают её как искупление.
Встреча мимолётна, без здравствуй-прощай, взаимно настороженна и неулыбчива, прощупывающая, и всё же это была встреча доверия: мы были на одной войне, по одну сторону фронта, были равны перед Господом и лишь повезло одному привезти лекарства для другого. Но фортуна — дама капризная и панибратства не терпит.
После госпиталя рванули на полигон — там нас ждал Мансур Исмаилович Абдрахимов. Да-да, наш белгородец, лидер нашего Союза десантников. Он учил штурмовые группы перед отправлением на фронт — слаживание, взаимодействие, стрелковая подготовка, тактика полевая и штурмовых подразделений, минирование и разминирование, разведка и масса других специальностей и навыков, так необходимых в городском бою. Как всегда неунывающий, он шутил, подначивал, рассказывал, и казалось, что веселее занятия, чем с рассвета до темноты бегать, прыгать, ползать, стрелять, метать гранаты, на всём белом свете просто быть не может. И никто не знал, а он виду не подавал, что еле стоит, а тем более ходит, превозмогая боль в своей распухшей ноге багряно-лилового цвета. На все уговоры отправиться в госпиталь он только отшучивался, а когда досаждали — просто отмахивался.
Бесспорно, мужество и отвага наших солдат и офицеров достойны восхищения, но мужество и терпение гвардии подполковника ВДВ Мансура Абдрахимова, стоически переносившего боль и не уходящего с полигона, равноценно мужеству и стойкости солдата на передовой. Поправляйся, Мансур Исмаилович, мы гордимся тобою!
Ближе к полуночи разведка вышла к позициям вээсушников с тыла. Туман лёг низко и плотно, шквалистые порывы ветра глушили все ночные звуки, и разведчики, словно скрадывая зверя, как говорится, «на мягких лапках» бесшумно подобрались к сидящим в дозоре украинцам. Руки их как по команде взметнулись вверх, а автоматы свалились к ногам, едва только с бруствера окопа соскользнули три тени. Мгновение — и оба вээсушника легли на дно окопа с заклеенным скотчем ртом и связанными за спиной руками. Гурген поднял рацию и включил «приём»: а вдруг что интересное? «Интересное» не заставило себя ждать: