Поездка была внеплановая — плановая будет завтра. Сегодня день весеннего равноденствия, завтра какая-то магия чисел — 23.03.23. Как всегда, звонок от моего сумасшедшего старшины Вити Носова, завлекающее воркование, что надо срочно доставить «броневик» нашему сумасбродному другу, без которого он ну просто никак не может одолеть супостата. Если даже я не смог отказать ему, то что можно говорить о милых дамах в его славные гусарские годы!
Витя на «форде» с бронекапсулой ушёл первым, пока я забирал самое необходимое из гуманитарки — масксети, «кикиморы», «лешего», ну и ещё кое-что по малости. Сети и гардероб разведчика/снайпера приготовили женщины Елены Викторовны Сафроновой — «кружевницы» храма Михаила Архангела.
Педаль газа в пол, стрелка спидометра ложится на красную черту (надо же, и здесь красные линии!) — нельзя опаздывать к назначенному времени «Ч». Давно так не пела от скорости душа! Ты один в машине, никто не ойкает и не айкает, не охает и не ахает, не хватается за сердце, поворот режется в одно касание, и центробежная сила вжимает в сиденье. Красота.
На переходе полно военных — форма замызганная, но лица радостные, светятся… Оказалось — возвращаются домой по ротации. Из окошка «патриота» высовывается небритая рыжая рожа и орёт: «Саныч!» Что-то неуловимо знакомое, силюсь память напрячь, но, не дожидаясь ответного радостного вопля, рожа представляется: «Белый!» Он вытискивается из салона, жмёт руки, обнимаемся, тискаем друг друга — последний раз виделись в марте прошлого года под Харьковом.
Какой-то одарённый стратегическим даром полководец послал их батальон на «буханках» штурмовать Харьков. На Салтовском шоссе между окружной и Кутузовкой их встретили… Машины пожгли, бойцы и комбат Денис Кудрин, подполковник, наш, корочанский, погибли. «Денису Героя ЛНР посмертно дали», — мрачно изрёк Белый и матернулся. Он словно оправдывался, помня, как я орал на него за то, что погибших бросили на трассе. Я был неправ: они не могли вынести их ни в тот вечер, ни наутро, ни через неделю… Просто не могли, не положив столько же, а то и больше… Это война. Это расплата за глупость и чей-то гонор. Наверное, за предательство, потому что их там ждали…
У перехода тусовались несколько гражданских — таксовали. Подошли двое военных, к ним сразу же бросился бегемотного вида малый. Донеслись обрывки разговора: ребята просили отвезти их в Валуйки, а «бегемот» ломанул цену — пять тысяч. Мужики робко просили сбросить цену, но хозяин жизни уже предвкушал: деваться-то им некуда, всё равно согласятся. Согласились бы — схема отработана, но, на беду барыг, оказались мы. Витя громогласно объявил, что таким обнаглевшим жирным свиньям он самолично ампутирует почки без хирургического вмешательства, отвезет за «ленту», отправит на разминирование, и ещё с десяток вариантов радикального перевоспитания. По сбившимся в кучу фронтовикам пронёсся одобрительный гул: им очень нравилась идея старшины, и они были готовы помочь в её реализации. «Бегемот» с завидной подвижностью, ожигая взглядом, молча ретировался, затерявшись среди такого же мусора.
Обошлось без страшной кары: Белый ехал в Курск и с радостью согласился подвезти бойцов. Их командировали в город, но на переходе военная полиция прицепилась к машине, вот и пришлось добираться на попутных. Они добровольцы, штурмовики из одной роты с Александром Мальцевым, тем самым, который был представлен к званию Героя посмертно. Тело его до сих пор не вынесли — так и лежит в перепахиваемой снарядами да минами посадке. Они крепкие, выше среднего, лица красивые, как говорится, брутальные, а вот перед таксующим быдлом спасовали. Хотя что должны были делать? Морду бить? Так ведь блюстители законности упекут в кутузку с легкостью и даже с радостью: не хрен посягать на устои, то есть правила, не такой уж условной границы. Они, выжившие в смертельных штурмах, знающие цену жизни и смерти, оказались бессильны перед прущими наружу хамством и алчностью. И это только крохотный эпизод из жизни настоящей, а сколько их будет, уже не эпизодов, по возвращении из ада?
«Броневичок» передали ребятам из штурмового подразделения. Все добровольцы. Все обыкновенные — из толпы и не вычленишь, а вот глаза другие: пытливые, лучистые, рентгеном просвечивающие и… добрые. У старшего позывной «Профессор» — гуманитарная «вышка» за плечами и вообще ходячая энциклопедия. Поговорили о делах насущных, посетовали на «изобилие» снарядов и вообще БК, на долбоё… короче, на талант полководцев, прущих уже год в лоб на Авдеевку, «суперсовременную» технику и т. п., чего у нас в изобилии (?). А всё равно энергия так и прёт, заряжает, мотивирует. Всё равно одолеем! «Форд» инкассаторский «надыбал» Витя — три года стоял под забором, отремонтировал его за свой счёт, а я только эскорт: надо же этого проходимца обратно в Курск доставлять. Перегрузили сети, снаряжение. Банку с бараньим жиром (авось кому-то и пригодится), упаковки воды. «Форд», конечно, внешне эффектный, только в четырнадцатом от такого после двух суток эксплуатации мы отказались. Слишком много электроники: долбанут с «граника» — и готовый склеп, из которого выбраться не суждено: блокируются двери намертво. Поговорили с ребятами и на эту тему, но они клятвенно заверили, что подставляться не будут. К тому же привезенные сети, что называется, в масть: запеленают так, что с двух шагов не заметишь, не то что с «квадрика». Завтра мы будем у них на базе под Авдеевкой — надо поработать всерьёз и надолго. До встречи, мужики!
Была ещё одна цель поездки: помочь нашему другу встретиться с сыном. Времени у него негусто: отпуск пролетит — моргнуть не успеешь, так что помочь ему добраться к сыну — дело святое. Не просил он, а только обмолвился, что хотел бы с сыном повидаться, да только не пропустят к нему, а сам он в Луганск выбраться не сможет. Сейчас действительно на фронт, величаемый ЛБС — линией боевого соприкосновения, «туристам» даже с гуманитаркой не попасть — отсекли блокпостами. Впрочем, у нас остались возможности, вот и пришлось быстро перекраивать свои планы, чтобы отец смог увидеться с сыном.
О материнской любви рассказано и показано немало, а вот отцовскую что литература, что кино как-то вниманием обделили. Всё потому, что скупа она на эмоции, всё больше скрыта за внешней суровостью и немногословна. Внутри она душу сжигает, не выплёскивается, хотя и рвётся наружу. Сын у него командир штурмовой роты, а жизнь штурмовика на войне коротка, что ночь воробьиная. Встретились в условленном месте с нашими друзьями, перегрузили им гуманитарку, что вёз отец сыну и его бойцам, расстались с ним на сутки — они должны были доставить его в нужное подразделение.
Встреча удалась: они провели вместе неполные сутки, но всё никак не могли наговориться да насмотреться. Завтрак приготовил отец: сварил солянку, нарезал ломтями хлеб, заварил крепкий чай и смотрел, как за обе щеки уплетали нехитрый завтрак эти в общем-то мальчишки, от которых зависела судьба России. Хотя нет, мальчишки только по годам, а так уже совсем заматеревшие воины — злые, Гостомелем да Харьковом опалённые, меченные пулями да осколками. Для них чётко: все, кто против нас, — враги, а враг должен быть уничтожен. И никаких поправок на братский народ да на одни корни. Корни, может быть, и одни, да только на ветке прививку сделали, так что резать подвой придётся под основание. Утром сын повёл роту на штурм опорника, а отец вернулся к нам.
Всю обратную дорогу он молчал, да и что говорить, коли сын там остался, а он здесь. Как бы он хотел быть сейчас с ним рядом, закрыть собою, сберечь. Переживание не выплёскивается наружу, но оно на потемневшем лице, в сигарете, в желваках, то и дело вскипающих под натянутой на скулах кожей, в этом молчании. Мы не лезли к нему с расспросами и вообще старались не говорить о войне. Да и что о ней говорить, если она совсем другая, чем в кино да в давно набивших оскомину ток-шоу. Это же надо придумать эдакую веселуху для народа, чтобы кормить его суррогатом из собственных фантазий, выдавая их за сокровенную тайну, ведомую только им да глубочайшую аналитику.
Я смотрел на своего друга и кожей ощущал полное погружение в фильм «Отец солдата». Там отец через все преграды добрался-таки до своего сына, чтобы он принял смерть от вражеской пули на его руках. Раньше смотрел его как просто кино о войне, а теперь как балладу об отцовской любви. И мысленно твердил «Живый в помощи».
Наши подопечные из артдивизиона сменили место дислокации, перебравшись в полуразрушенный городок, поэтому пришлось малость поплутать, прежде чем разыскали их. И всё из-за моего упрямства: дорогу помнил фрагментарно, да и пейзаж тогда был зимний, но упорствовал и с видом искушенного следопыта командовал «влево, вправо, вперёд, назад», пока не сдался. Пришлось вспоминать ориентиры между затяжками сигареты, ворчанием моего неизменного спутника старшины Вити Носова и челночным рысканием по исполосованной ямами да колдобинами дороге, точнее, направлению. Одинокая машинёнка — лакомый кусочек для местных «партизан», не то что всяких там ДРГ, шарящихся в округе, так что лица тронула улыбка, как только выбрались в людные места.
Везли мы именно для них сети, медикаменты, дальномер, коврижки, что выпекал монастырь матушки Иустиньи, ну и остальное по мелочи. Сети и дальномер от Елены Викторовны, часть медикаментов от Союза писателей, хотя, в принципе, не индивидуализируем: собрали всем миром, а мы уж доставили. Вообще-то цель наша не просто доставить собранную гуманитарку, а еще забрать в починку беспилотники. Возим мы не только бублики да носки, а ещё «глаза и уши» тоже каждый раз или через раз везём, без которых наши ребята глухи и слепы. Ну а обратным курсом забираем сбитые вражеские дроны либо наши повреждённые — на восстановление. На базе с полдюжины бойцов в замасленной «цифре» возились с подбитыми машинами. Самые что ни на есть Кулибины: из хлама собрать движок или вдохнуть жизнь в трансмиссию, заварить пробоины, подлатать и подчистить — всё могут, и даже то, что не может никто. Старший команды Владислав — симпатичный стеснительный малый, попавший в дивизион по мобилизации, теперь уже в прошлом инженер какого-то мудрёного НИИ. Вообще-то его призывать не должны были — кадр для оборонки весьма ценный, но он постеснялся сообщить о своей «броне» военкоматовским, а тем лишь бы цифру призыва выполнить.