В рембат технику почти не отправляют — там тоже с запчастями дефицит советский, так что по большому счёту всё своими руками делают. Со стороны — так, колхозные мастерские, ремонт тракторов да комбайнов, и мужики такие же чумазые и с руками по локоть в масле да мазуте. Сетям обрадовались и сразу же давай натягивать на «гвоздику» (122-мм полковая самоходная артиллерийская установка) с разбитым траком и дырой в борту. Еле успели остановить торопыг для фотосъемки (учёт и контроль прежде всего). Владислав с двумя узлами сетей заметался по двору, выбирая, чтобы ещё укрыть от глаз беспилотников: то ли ещё пару «гвоздик», то ли «акацию» (152-мм дивизионная самоходная гаубица) — техники хватает, а сетей нет. Успокоили, что в следующий раз лично для него «кружевницы» из Масловой Пристани сплетут сети.
Уезжать не хотелось: и денёк что надо — солнечно и тепло, и ребята душевные, только пора и честь знать. Спросили, что ещё привезти, но в ответ неопределённо пожали плевами: да вроде всё есть, хотя вот если бы носки, а то рвутся быстро. И сами бы рады купить, да только до ближайшего магазина вёрст с полсотни и не вырваться. Извинялись мужики, что обременяют такими пустяками, хотя какие пустяки: на босу ногу в берцах много не находишь да не набегаешь, а значит, и не навоюешь. А им ещё до самой границы бывшего Союза топать.
Так называемые «освобождённые территория» — та ещё головная боль для местной власти, и то при условии, что это не прежняя власть. Все эти Старобельск, Сватово, Новоайдар, Белокуракино, Новопсков и иже с ними — генерирующая подпитка карателей из «Айдара». Столкнулся ещё летом с плохо скрываемым (или открытый вызов?) недружелюбием и тогда ещё дал зарок быть с ними настороже.
В Старобельске Гриша зашел в магазин купить воды бутылку, а ему в лицо: «У-у-у, рашисты! Очи бы вас не бачилы!» Гришу за алтын не купишь, у него скорость принятия решения сродни броску кобры и реакция мангуста. «Мы не рашисты, — мило улыбнулся он злой тетке и показал на проходящих по тротуару солдат. — Рашисты вон они, а мы окры! Ордынцы то есть. Резать будем». И оскалил голливудские зубы, клацнув ими для пущей свирепости.
Нашему другу позвонил старший брат из Житомира и попросил прощения. За себя, за брата среднего, что грозился сына нашего друга, то есть своего племяша, на ленты порезать. Средний брат щирым украинцем стал, даром что москаль курский, тоже теперь свою родову от древних укров ведёт. За то, что заплутали в темноте да угаре, не осознали, что режут по-живому мать родную, а теперь вот спохватились, да поздно: на кладбище уж мест не хватает. Долго говорил брат, а друг наш молчал, выкурив без малого полпачки. А потом просто сказал: «До встречи, брат». В ответ донеслось: «И тебе, брат, до встречи! Ты только поспешай…»
Хорошо без «туристов»: ни тебе ответственности, ни отвлечений «на картинку». Плохо без них: хочется, чтобы они увидели оскал войны, через себя боль эту страшную пропустили, чтобы эта боль, как круги по воде, разошлась и кому-то глаза приоткрыла. Хотя всё-таки вдвоём комфортно. На базе Витя шутливо наставлял бойцов:
— Надо быть гуманным. Видишь раненый мучается? Добей.
— Пленных брать не надо — будет потом переживать и каяться, что сдался. А так ты сразу его на небо к архангелам отправляешь: пусть оглядится, прочувствует, так ли жил, много ли грехов земных сотворил. Заодно и попросит искупления.
Мы тоже за разрядку, но только за разрядку магазина автомата.
Вот не думал, что офицеры находят время на войне ещё и читать. И не что-нибудь, а Пикуля «Честь имею» — самая ходовая у них книга. А ещё «Живые и мёртвые» Симонова. Стихи читают, в основном лирику, хотя комбат ворчит:
— Такие либо слюноотделение вызывают, либо души размягчают, а мы мужики. Нам суровость блюсти надо.
Это он днём говорил, а вечерком, уединившись, читал Лермонтова. На моё недоумение такой метаморфозе улыбнулся виновато:
— Да это я так, чтобы мальчишки не расслаблялись. Зелёные они еще, не заматерели. А Михаил Юрьевич в самый раз. Он же наш, самый первый командир спецназа.
Апрель
На переходе битком легковушек — местные зарабатывают. От Ровеньков до Валуек такса — пять тысяч рублей. До Россоши и того круче — до одиннадцати. Идёт ротация частей: кто-то выводится на отдых, кто-то заходит на смену.
Процедура долгая — военная полиция не диванные войска, но всё же по праву «группа медленного реагирования». Проверяют досконально, выворачивая нехитрые солдатские пожитки: вдруг кто-то «заначил» гранату, пистолет или патроны. Даже завалявшийся патрон расценивается как посягательство на целостность державы и несчастного волокут к дознавателю.
Кто-то растерянно топчется — не на чем уехать не то что в Россошь — в Ровеньки на автостанцию не добраться.
Спрашиваем одного, лет сорока, куда ему. Оказывается, в Оренбург едет, в отпуск. Двое водителей смотрят в телефоне, как лучше и откуда добираться ему. Можно из Белгорода до Москвы, но билетов нет. Остаётся Воронеж, но до него еще надо доехать, а это уже проблема.
Ротация плановая, фронтовики едут в отпуск домой. Переход на сотню километров единственный. Неужели чины из минобороны не додумались довезти их хотя бы до Россоши — всего-то шесть десятков километров! — чтобы не маялись они на бывшем погранпереходе под открытым и не очень гостеприимным небом. Равнодушие, абсолютное равнодушие.
Могла бы местная власть хотя бы пустить маршрутку от границы до автостанции, но опять не подумали. Или не захотели.
Пасхальные куличи и всё остальное должны были отвезти утром пятнадцатого бойцам на фронт, но обстоятельства вынудили выезжать безотлагательно на трое суток раньше, и пришлось разделиться. Мы с Витей Носовым погрузили артиллерийские приборы наведения, беспилотники, антидроны, масксети, добавили гостинцы от детишек и куличи из монастыря и рванули на его многострадальном «ларгусе». Вторая группа — Миша Вайнгольц, Вадим Ватрасов и Сергей Владимирович — должны были выезжать утром пятнадцатого с куличами и крашенками, а уж мы обязались встречать их на Луганщине.
Если не считать разорванного колеса и потерянных трех часов на поиски балонника, шиномонтажа, запаски и т. д., а всё из-за привычного нашего русского «авось», то первая часть прошла на загляденье весело. А тут еще погода выдалась на славу: моросил дождик, облака нахлобучились на макушки сосен, было промозгло и ветрено, зато не летали беспилотники.
Первым дело добрались правдами и неправдами к «пушкарям». Дорогих гостей, то есть нас, встречали «гвоздики», «акации», «гиацинты», «тюльпаны» и прочие «цветочки» — полный букет!
Сказать, что обрадовались привезенному — значит ничего не сказать. Буссоли и прочие «забавки» сразу же уволокли разведчики. Маскировочные сети, что передала Светлана Владимировна, растащили «самоходчики» — у них это добро в дефиците. Короче, разгрузили машину ловкие руки за считаные секунды, для отсчёта сфотографировались и двинулись прямиком «на боевые», но об этом будет несколько зарисовок ниже, как только подготовлю фото и видео. Одно могу сказать: ребята не только отбиваются, но и сами непрочь «пошалить» за нейтралкой, взять «языков», накрыть артой. Армия словно сжатая пружина, достигшая предела сжатия и готовая распрямиться. Во всяком случае, это ощущение там, где были.
Обычно даже за «лентой» удаётся «поймать» инет, чтобы держать руку на пульсе, но на этот раз ни через сутки, ни через двое, ни даже через трое Wi-Fi напрочь «отказывался от сотрудничества».
— Ну зачем тебе это надо? — ухмылялся комбриг, занося в планшет поступившие от разведчиков сведения. — Всё равно никому не позволят рассказать о реальности, а кто осмелится — прокуроры вразумят. Умиляюсь, как они рассказывают о мощных укреплениях ВСУ, которых в глаза не видели, и считают проценты соотношения потерь сторон. Им бы бухгалтерами в церковную лавку.
Комбриг прав в одном: а зачем рассказывать? Поэтому ни слова об отсутствии стратегии — мы просто не понимаем её гениальности. Тактика штурма в лоб — тоже гениальна. Это бездарные Жуков или Рокоссовский зачем-то проводили глубокие охваты узлов сопротивления врага, брали города за несколько суток, а то и часов. Нет, не умели они воевать. Кёнигсберг взяли за четверо суток. Потери — около четырёх тысяч погибших и еще четырнадцать тысяч раненых. И всё! Ну кто так воюет?! Подумаешь, крепость с трёхметровыми стенами толщиной взять за четверо суток! Попробовали бы обсыпавшийся окопчик штурмовать десять месяцев или полгода беседку в детском саду — вот это искусство!
Ну, ладно ёрничать, у каждого свой хлебушек: у одних с маслицем и икорочкой, у других — засохшая корочка. А может, и надо народу впаривать про ежесуточные «поражения артиллерийских подразделений», причём десятками, уничтоженные ДРГ и пункты управлений? Психологи: иначе как дух боевой поднимать? И как утешение откровения, что у укров потерь в три, пять или семь раз больше. Да разве жизни людские можно считать разами или процентами? Оказывается, можно, да еще торжествующе. Противно, хотя глупость всегда убога. Солдату на фронте нужны снаряды, беспилотники, «теплаки», но самое главное — уверенность в командире, потому что умный командир — это сбереженная жизнь бойца, это победа малой кровью.
Комбриг говорит, что после харьковского «выравнивания фронта», осенней мясорубки, зимнего вымерзания в позиционке совсем другой солдат пошёл. Научился выдержке и уже с заполошным криком не ломится сломя голову и выпучив глаза в тыл.
Пристроился с блокнотом за штабелем снарядных ящиков, записываю услышанное и увиденное, а мимо раненого несут. Лицо белое — ни кровиночки, губы синие, глаза закрыты, рука свесилась и почти земли касается, но едва слышно шепчет: «Не надо в санбат, я здесь отлежусь, я с вами…» На мой вопрос идущий следом боец, нянча на перевязи руку, обмотанную пропитавшимися кровью бинтами, тихо произносит: «Ногу ему перебило. Жгутом перетянули, а кровь сочится… Донести бы…»