[114]. Где и когда — он скажет. Сейчас он за Берховкой (южнее Соледара и севернее Артёмовска). Груз обычный: масксети, «кикиморы», сапёрные лопаты, медикаменты и пр.
С Мудрым пересеклись в условленном месте на окраине прифронтового городка. До передовой рукой подать — дальность миномётного выстрела. Дальше сегодня нельзя — снайпер работает по дороге, и не объедешь — не обойдёшь. Пробраться, конечно, можно — Мудрый даже на своём стреляном «жигулёнке» проскочил, но с нами не рискнул. Или мороки не захотел, что скорее всего, но я лично не в обиде, в отличие от Вити. Нянчиться с этой полоумной «жмур-командой» я бы тоже не стал: своих забот по горло. Глаза у Мудрого краснючие от недосыпа, штормит от усталости, говорит тихо, с трудом ворочая языком. Замотался, парень, ну да у него это не впервой. На него сейчас свалилось всё: и командирские заботы, и за начштаба, и своя родная разведка, и за замполита и зампотеха, и ещё чёрт знает что. А он всё тянет в одиночку и вытянет, нет сомнений.
Комдивизиона в госпитале с инфарктом — доставили на «скорой» и еле успели откачать. Перед этим неделю сердце задавливало, работало с перебоями и пару раз совсем затихало: благо полковой врач дока оказался, запускал, но сказал, что третьего раза не будет — давай в госпиталь. А генерал не отпустил даже в санчасть:
— Иди воюй, не придуряйся, а не то рядовым в пехоту пойдёшь.
Знакомо: прошлый раз, когда комбатареи сказал, что снаряды закончились ещё вчера и поставленная задача невыполнима, отправился командиром штурмовой роты. Вот как-то так: пришел на совещание командиром батареи, вышел командиром штурмовой роты.
Через семь часов вместе со своими «штурмами» он лёг между первой и второй линиями траншей, так и не выполнив задачи ввиду отсутствия артподдержки. Там так и лежат они до сих пор: не вытащить. Мины и снаряды (и наши, и укроповские) разбирают их на молекулы: наши потому, что арта изношена в хлам и бьют по площадям, а укры от избытка снарядов и злобы.
Витя убеждал не писать об этом: нельзя, мол, о плохом, давай лучше о хорошем. Согласен, о плохом писать не надо, но пишу не о плохом, а о той войне, которую видел и которая совсем не биатлон в Алабине. И не парадные реляции. И вообще ложь слишком дорого обходится — жизнями платим, Шебекином да Грайвороном, российскими территориями и жизнями детей, женщин, стариков. И воюем не с какими-то там ДРГ, а с регулярной армией, оснащённой самым современным технологичным оружием.
У Мудрого беда — рэбовцы (свои, родные, разгильдяйские) спалили приёмо-передающую аппаратуру: лучшая радиосеть была в дивизии, а может, и в армии. Ещё зимой привезли ему и настроили — конфетка. Обошлось Вите в копеечку, они знали и берегли, не дышали, а тут эти дебилы без видимых причин врубили систему, не предупредив, и аппаратура полетела. Комдив просить у нас больше не стал — выложил свою апрельскую зарплату всю до копеечки, теперь ждёт доставку деталей из столицы. А что просить, если знает прекрасно, как по миру с шапкой ходим, просим то на «квадрик», то на антидрон, то на броники, то на лопатки (!). Стыдно на сайте просьбы выкладывать, но есть ли иной выход? Конечно, есть, да только не в нашей власти и не в наших силах заставить поставлять в воюющую армию всё необходимое. Заставить прекратить воровать и заставить по совести работать тыловиков и снабженцев. А дальше больше будет таких просьб.
Больше всего Мудрый обрадовался сетям: укрытая техника — спасённая техника, а заодно и жизни солдатские. От всяких вкусностей домашних отказался решительно: лучше в госпиталь передайте. Обрадовался футболкам, носкам да трусам: бытовуха, а нужная. На передке лавки да магазины отсутствуют, так что отовариваться негде, а в город не вырвешься: блокпосты не пропустят, надо обзавестись кучей разрешающих бумажек, которых штабы не дают, а иначе без разговоров на «подвал» и затем в «штурмы» отправят.
Что нужно привезти? Пожал плечами и как-то обречённо выдавил: да ничего. Всё есть. Броники есть? Немного, но хватает. Сети? Не помешает, да только стыдно у вас просить. К тому же всякие проверяющие из минобороны косо смотрят на гуманитарку: мы и так знаем, что вам надо, нечего у гражданских брать. Особенно транспорт выводит их из себя: положен только тот, что по линии министерства приходит (смешно). Беспилотники, связь, антидроны — сколько надо, столько вам и поставляем (смешно). А укроповские БПЛ стаями висят над головой, как «юнкерсы» в сорок первом, да и в сорок втором тоже. И разведывают, и корректируют, и сбрасывают «сувениры». Обнаглели до того, что за одиночным бойцом охотятся.
Да нет, совсем не всё столь безрадостно. У толкового командира действительно почти всё есть, если работает с умом. Только толковых не густо. Дураки да дороги — наше исконное богатство, тем и живём.
Мы не стали прощаться — плохая примета, лишь короткое «До встречи». Мудрый улыбнулся, а потом всё стоял на обочине и смотрел нам вслед, словно прощался. Да нет, мы встретимся, обязательно встретимся, и очень скоро.
Со своим другом Филином увиделись только на вторые сутки: некому было встретить нас на блокпосте, который отсекал праздношатающуюся публику, военных «туристов» и прочих от передовой. Конечно, мы не относили себя ни к одной из этих категорий, жаждущих адреналина, но рыжий боец на блокпосте, упрямый и несговорчивый, весьма доходчиво объяснил, что мы глубоко заблуждаемся. И что мы лишние не только здесь, но и вообще на этой грешной земле. И вообще все волонтёры-гуманитарщики, по его разумению, не больше и не меньше как маркитанты, мешающиеся нашему доблестному и заботливому министерству обороны обеспечить воинов всем необходимым. Мешаем, путаемся под ногами и вносим смуту. Однако не просто философ попался — идейный противник шатающихся бездельников, к которым относятся все, кто не с автоматом и не в штате минобороны. Редкий экземпляр.
Даже с местным «мирняком» у них разговор получается не очень жёстким — те понятливые и в бутылку не лезут, а вот гуманитарщикам по дорогам без соответствующего сопровождения действительно лучше не «шариться»: запросто можно остаться и без груза, и без машины, а то и отправиться в чистилище. Особенно если на пути оказались чевэкашники: отъявленные беспредельщики. В прифронтовой зоне надо забыть о правовом поле: здесь царь и Бог — человек с автоматом. За ним сила, а значит, право. Не ограниченное ни парламентом, ни буквой закона, ни даже здравым смыслом и человечностью.
Перегоняли весь год машины для подразделений. Теперь табу: только через минобороны, иначе это уже подрыв авторитета сродни диверсии. Машину могут запросто отобрать на блокпосте и расстрелять, а экипаж отправить пешочком обратно (в лучшем случае). Так что сейчас на нештатных машинах военные рассекать не рискуют даже по крайней надобности: раненых доставить или БК. Всё едино: не положено.
Филин не матерится — ну что вы, как можно, воспитание не позволяет. Он просто так разговаривает, а иначе не выплеснуть накопившееся. Он со своими бойцами — немногим больше полусотни — отправил в глубокий нокдаун целый батальон укров. Те второй день в унынии и больше не лезут. Проблемы те же, что и прежде, добавились только по колёсам. Резину списывают по пробегу и износу, не беря в учёт осколки и пули. Рвут они, родимую, до дисков, а замены нет. Вышли на заводы-поставщики, да только они ничем не помогут: заказ на полгода вперёд.
Филин давно списан по ранениям и контузиям, но добровольно пришёл на фронт. У него за плечами Чечня и еще кое-что. Окончил Академию Генштаба. Наших «полководцев» знает не понаслышке. И уровень их тоже знает. Не сетует, не стонет, стиснул зубы и воюет. У него потерь с апреля всего пара «двухсотых» да несколько «трёхсотых» — умеет беречь людей и воевать с блеском. За его голову укры даже награду назначили. Бойцы боготворят его, и есть за что. Независим, не кланяется, не лизоблюдничает.
Накануне его ребята взяли небольшой опорник, разметали «воинов света» и вернулись обратно. Над «разобранным» ПТУРами блиндажом установили щит, написав: «Мыкола, ты не обиделся?» Обиделись, два десятка мин положили, но щит так и не сбили.
Ничего не просит, но не возражает против «лешего», «кикимор», сетей. Хорошо бы антидрон, хотя бы один, но ничего, и из пулемёта «квадрики» сажает. Он и его бойцы — цвет армии. Слово «отступать» не знает вовсе. Конечно, бригада — не его уровень, перерос еще лет двадцать назад. Но…
Душу рвёт Пригожин, что не хватает снарядов. Вторят ему армейцы на фронте. Много чего не хватает, да только изменится ли? Уже не раз и не два писали, что банкротят оборонные заводы. Что сворачивают порой производство так необходимого армии. Что так и не наладили изготовление сетей и броников, БПЛА и антидронов. Почему? В Курске целый цех электроаппаратного завода пустили на металлолом. Даже дорогущую гильотину разрезали. Фрезы выбрасывают. Не надо уничтожать — продайте, частники купят и те же пластины для броников сделают. Да много еще чего полезного и нужного наши умельцы сотворят. Господи, ну когда же на Руси хозяин появится?! Не Россией живут эти господа. Им что портянки воровать, что заводы — всё едино.
Фёдор воюет под Кременной. Нормальный мужик, не курит, а когда стопочку наливали, и вовсе не помнит. Сейчас миномётчик: мину кладёт в тарелочку. До четырнадцатого крутил баранку, пока фирма не закрылась, работал на шахте, потом на шабашке монету заколачивал после её закрытия. Пока достаток был — вроде жили душа в душу, а как остался без работы, жена запилила: мало зарабатываешь, потому и пошёл по контракту лямку тянуть. Заработок был хоть и небольшой, зато стабильный. Дома бывал редко, даром что служил рядышком. Испытание семья не выдержала: развёлся. Для служивых это не редкость. В канун Нового года уволился и подался в Якутию на заработки — в Луганской народной деньги малые, а там, на северах, рубль длинный. Только поработал всего нечего и по о