Июнь
Многие восприняли нападение на область, обстрелы приграничья, бои в Грайворонском и Шебекинском районах как личную трагедию. Потому и помогали кто и чем мог. Аня из Грайворонского Замостья вывозила беженцев, кормила солдат и на все уговоры уехать отвечала категорическим отказом: здесь могилы моих родных, нам здесь жить и умирать. Когда донесся слух, что укры зашли в город, взяла охотничье ружьё и вышла к мосту встречать щирых гайдамаков. К счастью, слух оказался слухом. Она и сейчас в городе, готовит еду, штопает и стирает солдатскую одежду, собирает деньги на «квадрик» и антидрон.
Накануне атаки на Шебекино встречались со Странником, комбатом, обороняющим город и окрестности. Сказал обыденно, без рисовки: «Умрём, но ни пяди русской земли не отдадим». Договорились о взаимодействии, определили место и время встречи, но на следующий день началось… Никто не пришёл, двое суток в неведении, а потом пришла весточка о гибели или ранении наших новых друзей. Даже не друзей, а родных — настолько вошли они в наши сердца — Странник, Самарканд, Вега, Султан, Дикий…
Вчера были в Шебекино — Женя Бакало, Саша Тарасов-младший и я. Надо было отвезти продукты и воду остающимся горожанам, забрать вещи, проведать дом друзей, накормить в одночасье лишившихся своих хозяев собак, перешедших в разряд бродячих. Рвалась ехать мама Саши — цветы комнатные полить, еще не зная, цел ли дом или уже нет, но не взяли: рискованно. В пути шутили: ну кто умными назовёт, если поехали собачек да кошечек кормить и цветочки поливать. А разве скулящие по заграницам бывшие соотечественники (для меня бывшие) умные? Или ум — это разновидность трусости и подлости?
«Прорвались» в затишье между обстрелами: знатно долбили Берёзовку и что-то ещё в той стороне по Ржевскому шоссе, горел завод почти в центре города, а когда рванули обратно, выполнив на все сто поставленную задачу, то «градами» накрыли центр. На этот раз повезло, хотя сколько можно судьбу испытывать?
Шебекино пока ещё далеко не Попасная, не Рубежное, не десятки разобранных по кирпичикам и разрушенных до основания городков и посёлков Донбасса, но укры, эти архитекторы ада, задались целью разобрать город и окрестности вместе со всем живым по молекулам. Собак не видно — попрятались, бедолаги, — совсем рядом бухало не по-детски. Машин за всё время, пока колесили по городу, встретили пять-шесть, да и те проскакивали на бешеной скорости. Пожалуй, ровно столько же встретили и людей: бредущий лет тридцати на вид с довольно мятой физиономией, в давно не стиранной футболке и брюках; торопящийся пожилой мужчина приличного вида с барсеткой; двое полицейских под козырьком остановки с задержанным (?) молодым парнем. На Комсомольской парень с двумя ведрами воды торопливо перешел дорогу. А вот центр просто вымер. И тишина. Просто какая-то гнетущая опустошающая тишина, разрываемая взрывами.
Женя Бакало каждый день возвращается в Шебекино или Новую Таволжанку: кого-то вывозит, кому-то привозит еду и воду вместе со своим сыном и своей волонтёрской группой «Десятый круг». На своей машине. Мой друг Серёга делает то же самое со своими ребятами. Незнакомые мне мужчины и женщины на своих машинах прорываются в город и окрестности, чтобы помочь людям. Нас объединила беда. Общая, одна на всех. Это как последняя граната одна на двоих. Это испытание, которое нам ниспослал Господь. Не надо слов. Надо просто что-то делать: негромко, не заметно, не крикливо. Но делать.
Вчера весь световой день «занимались» госпиталем и Шебекино. «Занимались» — это проведали с Еленой Викторовной Сафроновой в госпитале замкомбата «тройки» с очень забавным позывным, оказавшимся «в точку». Этот батальон «держал» переход и Новую Таволжанку во время прорыва укров в нашу область. Почему минобороны не рассказывает красочно о боях на этом участке — максимум о мифической попытке форсирования силами двух ДРГ реки и их уничтожения / выдавливания, а также об уничтожении / повреждении бронемашины? Был подвиг бойцов и командиров батальона, но за подвигом зачастую стоит глупость начальников. Увы, полтора года войны и даже нахождение (топтание) на одном месте ничему не научили наших полководцев, поражающих неумностью и незнанием даже местности. Ничему не научили свежайшие события под Грайвороном. Не умнеем.
Когда-нибудь и кто-нибудь спустя годы напишет роман, в котором будет всё: самоотверженность, отвага, мужество, глупость, предательство, торгашество. Сейчас писать об этом нельзя — всё уголовно-наказуемо и попадает под статьи о дискредитации и клевете на армию вообще и чиновников в частности.
В палате встретил Лося — санрота 488-го мотострелкового полка из-под Кременной. В конце мая работали в одном из батальонов этого полка. Красавцы! Отваги немереной! Не случайно их предки покрыли славой землю брянскую на Поле Куликовом. И надо же — такая встреча! Это не случай — это закономерность!
У Андрея нет ноги ниже колена, повреждена другая. Шутит, смеётся, от помощи отказывается, когда пересаживается в коляску, чтобы ехать на процедуры. Сам из Томска, мобилизованный, а по сути доброволец — не рванул же в Грузию или Армению, первый бой под Невским в конце сентября, крайний — под Сватово две недели назад. Я сказал — последний, но он поправил: крайний.
В палате еще двое — один из Вологды, второй из Забайкалья. Ранения в голову, грудь, руки. Держатся молодцом, не унывают, от помощи отказываются.
В палате чистенько, пришла санитарка, вымыла полы, протёрла подоконник, стулья, тумбочки. Андрей заметил как бы невзначай: два-три раза в день убирают, потому чистота и запаха крови нет. Говорит, что в госпитале второй раз и всегда, начиная от санроты, идеальная чистота и уход, которые в обычных гражданских больницах и не встретить.
Вечером опять заехал в госпиталь — купил форму Дикому: у этого шустрого замкомбата прежняя в крови и простреляна. В коридорах раненые — молчаливые, но не угрюмые, не удрученные, не сломленные. Какой-то свет от них исходил — от глаз, полнящихся болью, от гордой осанки (насколько возможно), от уверенности, от силы внутренней. На таких Россия держится.
Знали бы, что Кириенко будет в Шебекино и Таволжанке — поехали бы без опаски, да ещё хозяев взяли бы. Посмеялись: как только клоун, нанюхавшись «кокса», шарится по Херсону и Краматорску — мы не стреляем. Может, и они не будут? Накануне пропустили вояж американцев — часа четыре из-за них молчали укры, пока они город «инспектировали». Теперь вот наши без ущерба для здоровья съездили. А хорошо бы им переселиться в город: гарантия, что стрелять не будут, а там, глядишь, и остальные горожане бы вернулись. А мы как ни поедем, так обязательно под раздачу попадаем.
Просили наши шебекинские коллеги-поэты помочь забрать вещи. Было тихо и относительно пусто. Редкие прохожие, редкие машины, редкие вороны, совсем редкие кошки и… полное отсутствие собак. Только на окраине услышали робкий лай. Разрушения есть, но совсем не такие, как рассказывают. Может, тайну какую раскрываю? Тогда об этом больше не буду. Пожилой мужчина подметал улицу. Сам, никто не просил, сметал битое стекло. Остановился, осмотрелся, вернулся к началу и вновь стал подметать. Сюр: пустынная улица, одинокий человек с самодельным веником, звук сметаемых осколков стекла…
Город патрулируется, и это отрадно. Где ни останавливались, то обязательно появлялись вооруженные люди, интересовались, проверяли, но предельно корректно. Попадавшиеся мужчины (относительно молодые) были одеты в шорты, футболки, майки — сразу бросается в глаза, что под одеждой у них ничего не кроется, да и руки пусты. Кто-то шёл целеустремлённо, кто-то просто любопытствовал или в силу привычки прогуливался. Но большинство сидит по домам, особенно частный сектор: стерегут своё добро.
Просили проведать живность, и если ещё жива — хоть воды дать. Проведали, убедились, что живы, дали — все найденные ёмкости залили, освободили кур из неволи, покормили. Так как вода осталась, то «напоили» цветы — на глазах ожили. Со стороны так просто праздные дачники. Проверили ещё два дома, заехали к нашему товарищу — надо было забрать его и приготовленные вещи. Настолько увлеклись, что отвлеклись от действительности: солнце, тишина, вороны… Почему-то других пернатых не попалось, а только деловито снующие вороны.
Дом, участок, улица, село или город — основа, на которой стоим и которой сила наша полнится. Вырви нас из этой привычной жизни — и куда сила делась, болячки всякие полезли, растерялись. Нельзя народ делать маргиналами, он всё равно к корням своим тянется. Может, стоит как-то продумать хотя бы поездки шебекинцев к своему родному порогу. Нет средств в бюджете — волонтёры будут возить, бесплатно, только решать всё равно придётся. К тому же у многих выехавших есть свой транспорт, надо только наладить учёт и контроль движения. Может быть, ошибаюсь, но мне кажется сложившаяся ситуация не очень разумной. Есть в этом что-то лукавое: вывезли, разместили, накормили и… управились/забыли. Ну а дальше? Жизнь не остановить.
— А дальше чуть уляжется, острота уйдёт, рапорта забудутся, и начнут нас потихоньку выдавливать обратно. Ну не может бюджет дармоедов содержать. Нет такого бюджета.
Мой дружок философ, хотя во многом прав: заставят возвращаться. Выселить весь город даже России не под силу, а тем более области…
От войны больше всего страдают дети, женщины и… собаки. Старикам тоже тяжко, да только принимают они свалившуюся беду как-то смиренно и покаянно. У собак психика тоньше оказалась, чем у людей, потому и чувствуют прилёт мины или снаряда загодя, потому и летят они сломя голову в укрытие, потому и разрываются у них сердца от грохота разрывов.
В первый день бросился в Шебекино — надо было вывезти семью друга. У АЗС на 26-м километре со стороны объездной по обочине шли двое — молодой парень и женщина. Наверное, его мама. Шла, согнувшись под тяжестью сумок. Впереди парень: за плечами огромный рюкзак, а на руках… собака. Большая такая, с рыжинкой, красивая. Несёт, прижав к груди, бережно несёт, словно ребёнка, б