— Значит, убивать меня не будешь, — генерал хмыкнул, — тогда что, кошмарить?
— Что-то ты, Михалыч, развеселился.
— Это тебе так кажется. На самом деле я в полном расстройстве чувств. Прикинь, собирался человек спокойно посидеть за пивом, чтобы никто ему не дудел на ухо о том, что почки сейчас отвалятся… Кстати, как у тебя со здоровьем?
— Не жалуюсь.
— Даже завидно, — помотал головой и усмехнулся, — никакого уважения к чину, к заместителю начальника Главка могли бы кого и пострашнее прислать. Например, Большакова. Ты знаешь, я недавно специально справлялся в кадрах. Оказывается, действительно был такой на самом деле.
— А ты не верил.
— Признаться, нет. Уж больно много о нем легенд и сказок. Он, кстати, еще жив?
— Жив и поздоровее обоих присутствующих. Хочешь встретиться? Только скажи.
— Нет, уж, уволь, его, говорят, даже людоеды боялись.
— Точно, — подтвердил Сова, — до поноса.
— Опасались, что он их слопает?
— Что заставит жрать живьем друг друга.
ТОТ САМЫЙ Большаков, не поверите, позывной Ромашка, действительно, пользовался мрачноватой известностью и не без основания считался человеком опасным. Настолько, что когда в конце семидесятых президент одной африканской страны решил вдруг изменить политическую ориентацию, повернуться толстой черной задницей к Советскому Союзу, а круглой щекастой мордашкой — к демократическим ценностям, никаких острых акций со стороны родины победившего социализма не последовало. Отцу нации и верховному главнокомандующему просто намекнули, что к нему в гости вдруг засобирался человек, который в свое время привел его к власти. И все вернулось на круги своя. Из страны тут же выдворили американского посла и разогнали европейский культурный центр, зато открыли еще один университет марксизма-ленинизма. А сам президент продолжил твердо придерживался единственного истинно верного курса и только в начале девяностых, когда не стало СССР, а Россия с головой нырнула в светлые воды демократии, наконец, осмелился робко спросить: таки уже можно перестать строить социализм или как?
— Ладно, обойдемся без Большакова. Зачем пришел?
— Поговорить. Скажи-ка, четыре недели назад вам передали бывшего полковника Зяблицына?
— Как ты сказал, Зяблицына? Что-то не припоминаю.
— Все ты прекрасно помнишь, Михалыч. К этому уроду еще диск прилагался с записью допроса. Речь шла о некоем Чжао.
— Чжао, погоди, это который Режиссер?
— Вот, видишь, а ты говорил.
— Что я говорил? Диск, насколько я знаю, не читался, а этот Зяблицын…
— Еще живой? — поинтересовался Сова.
— Понятия не имею, сам понимаешь, не мой уровень. Да и насчет Чжао что-то не очень верится. С ним «соседи» вопрос уже закрыли.
— В прошлом году?
— Так точно.
— Михалыч, я, конечно, человек простой, но ты уж совсем меня за идиота не держи. Этого Чжао уработали за несколько дней до того, как вы «не прочитали» диск.
— Бездоказательно.
— Не скажи. Если ты не забыл, пальчики этого Режиссера есть во всех картотеках.
— Ну.
— Вот тебе и ну. Около месяца назад один гражданин взял да и помер на Ленинградском вокзале.
— Сам?
— Не совсем.
— Ну, помер и помер. «Соседи», думаю, быстренько распорядились его кремировать, так что, нет человека, нет и проблемы.
— А то, что его нашли без двух пальцев на правой руке, ты, конечно же, не в курсе?
— Нет.
— Серьезно?
— Какой мне смысл врать?
— Значит, теперь ты в курсе. Сам понимаешь, любая экспертиза без проблем подтвердит, что клиент год назад был скорее жив, чем мертв. Получается, кое-кто немного ввел в заблуждение мировую общественность.
— И получил премию.
— Совершенно верно, целых пять миллионов евро. Ты хоть представляешь себе, какая поднимется вонь, если это всплывет?
— А это всплывет?
— Очень даже может быть.
— Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.
— Без проблем.
— Для начала объясни, какой во всем этом твой интерес?
— Самый что ни на есть.
— Витальевич, ты что решил на старости лет в шантажисты податься? Денег захотелось?
— Денег мне своих хватает, а что касательно шантажа… Как говорится, возможны варианты.
— Я тебя очень внимательно слушаю.
— В тот же день, как грохнули этого Режиссера, в больнице города Никольска, это под Москвой, спецназ ФСБ захватил двоих парней. Вернее, один в это время был без сознания, а второй сдался сам.
— Ну и что?
— Где твой ноутбук?
— В портфеле.
— Достань и ознакомься вот с этим, — Сова достал из кармана диск и выложил на стол.
— Прямо, как в кино… — генерал поднял глаза от экрана. — Чаю будешь?
— Не откажусь.
— Скажи, а ты каким боком ко всему этому?
— Это наши парни.
— Из действующих?
— На пенсии оба, но все равно наши.
— Жалко мужиков, но что я могу сделать? Будем считать, что им просто не повезло.
— Все?
— К сожалению, да.
— Это вряд ли, — достал из кармана еще два диска, — просмотри по диагонали, получишь массу удовольствия.
— Что здесь?
— Черная магия и ее разоблачение, — Витальевич широко улыбнулся. — Статьи, которые появятся в зарубежной прессе, если эти двое не окажутся на свободе, и еще кое-что.
— Ишь ты, — генерал задвигал курсором мышки, — открыли, блин, Америку, — двинулся дальше: — А вот это хрен докажете.
— Запросто.
— Неужели? А вот это уже…
— Чистая правда.
— Я имел в виду, что ты пошел против родной конторы. Это уже называется предательством, Витальевич, — и вдруг приблизил сжатую в кулак пятерню к столу, как будто собирался ударить.
«Трах!» — кулачище собеседника с треском впечатался в подоконник, да так, что тот жалобно заскрипел, а горшки с цветами подпрыгнули и зависли в воздухе.
— Предательство, — страшным шепотом проговорил Сова, — ты знаешь, что такое предательство? Когда нас посылают на край географии и предупреждают, что никто не выручит, если что не так, это не предательство. Это нормально. А когда у себя в стране ребята спасают целый город и «гасят» международного террориста, между прочим, объявленного вне закона, а их за это сажают за решетку! Вот это самое настоящее предательство.
— Ну, допустим, не за это. Откуда у них оружие?
— При чем тут оружие?
— И все-таки?
— Нашли.
— Сразу же верится. Кто, скажи на милость, их просил захватывать больницу?
— Так получилось.
— Получилось… Тогда почему они не обратились в органы?
— Один из них, Коваленко, сразу же прибежал к нам в контору.
— И?
— И ничего. Почему не обратился к «соседям», сам понимаешь.
— Так что, им теперь героев присваивать?
— Достаточно просто отпустить.
— Что я, по-твоему, должен делать?
— Выйдешь на своего Первого, а потом встретитесь с людьми из ФСБ. Думаю, они все поймут правильно. Да, едва не забыл, если с парнями что-нибудь случится в СИЗО, мало не покажется.
— По минному полю ходишь, Витальевич.
— Мы привычные.
— Ты хоть понимаешь, какие последствия могут быть лично для тебя?
— О себе подумай. Если все это дерьмо всплывет, вовек не отмоешься.
— Хорошо, допустим, «соседи» пойдут нам навстречу. Что потом?
— А потом вы договоритесь с прокуратурой.
— Как ты себе это представляешь?
— Будете торговаться. Уверен, у вас с со смежниками есть чем.
— Как у тебя все просто. Наша контора, чтоб ты знал, должна работать только за рубежом, а на территории России…
— Конечно, должна. А менты должны защищать население, чиновники — помогать гражданам, депутаты…
— На митингах выступать не пробовал, ироничный наш?
— Не отвлекайся. Что скажешь?
— Я постараюсь.
— Не надо стараться, Михалыч, просто сделай все как надо.
— А какие гарантии, что эта информация не уйдет на сторону?
— Мое слово, — на полном серьезе ответил Сова.
— Слово — это хорошо, — генерал встал и подошел к холодильнику. Достал оттуда початую бутылку водки и посуду из настенного шкафчика. Разлил водку по стаканам. — Тебе не предлагаю, — и отсалютовал собеседнику. — Руки, сам понимаешь, не подаю, — громко и четко проговорил он, легонько массируя кисть. Лапа у его старого знакомого за прошедшие годы слабее не стала.
— В течение недели жду звонка, — собеседник покрутил в воздухе пальцем. Тот пожал плечами.
— А если не получится?
— Сам узнаешь, — и пошел к выходу.
Проводив его, генерал немного постоял у окна на кухне, в ожидании, когда тот выйдет из подъезда. Не дождался.
— Ах, ты, старый хрен, — расхохотался он. Налил еще полстакана и накатил. Подошел к стоящему в прихожей телефону закрытой связи, снял трубку и набрал номер.
— Добрый вечер, это я.
— …
— Через час буду у тебя, — генерал и начальник Главка двигались по службе параллельными курсами и уже больше двух десятков лет были на «ты». Не при посторонних.
— …
— Знаю, только мои новости будут поважнее твоего завтрашнего доклада, — положил трубку и тут же принялся названивать по другому телефону, на сей раз, в гараж Управления.
Несколько дней назад, прочитав оказавшуюся на его столе записку, генерал сначала собрался было сразу проинформировать Первого, но, поразмыслив, делать этого не стал. Он был наслышан о репутации Совы и в возможность блефа с его стороны не верил. Да и потом, что ни говори, возраст, целых шестьдесят три года. Пора, как говорят водоплавающие, на лопату. Самое время подумать о душе, о том, кого и что растерял, поднимаясь по карьерной лестнице. В конце концов, просто представить, что каждый год, каждое пятое ноября у тебя дома ни разу не зазвонит телефон. Вот и пришлось взяться за электродрель, между прочим, второй раз в жизни.
А насчет пива Сова оказался совершенно прав. Вернувшись домой, генерал первым делом прошел на кухню и залез в холодильник. Остатки водки чудно легли на ранее выпитое дома, и виски, освоенный за компанию с начальством. Так что вечером следующего дня пиво прошло просто на ура.