В общем, немного подумав, мне пришла простая мысль — сделать игрушки из бумаги. В прошлой жизни еще в саду я вырезал снежинки, делал бумажную гирлянду, да «китайские» фонарики. Почему сейчас их не ввести в «моду»? Это всяко быстрее будет и дешевле, чем разворачивать производство фарфоровых зверят и «дедов морозов» или стеклянных шариков. Они конечно тоже будут, но уже в следующем году.
Моя идея пришлась Илье Романовичу по вкусу, а там через Жданова он вышел на Косарева, который возглавлял комсомольцев. Молодые парни с девушками с энтузиазмом наделали не только гирлянд с фонариками, но и придумали много иных поделок. Только и успевай их бумагой и клеем обеспечивать.
Единственная «игрушка» из стекла, которую начали массово клепать перед праздником — Красная звезда, которую нужно надевать на макушку елки. На нашей такая тоже теперь стояла.
Плавно покачиваясь в такт музыке, я смотрел в глаза Люды. Та счастливо улыбалась.
— Больше я никогда никого слушать не буду, что бы о тебе ни говорили, — внезапно прошептала она.
— А если тебе мои решения не понравятся? Ты ведь тогда из-за этого от меня ушла. Не из-за чужих слов, — нахмурился я.
— Нет, я наслушалась мнения других о тебе, — вздохнула девушка. — И приняла их как верные. Прости меня. Больше такого никогда не повториться. Обещаю!
Настаивать и спрашивать — что будет, если ей все же не понравиться мое решение — я не стал. Не то время и место. Хочется просто отдохнуть после столь суматошного года.
Работу по постановлениям об ОГПУ мы закончили только сегодня — фактически в последний день уходящего года. Теперь съезжать из кабинета придется обратно в квартиру. Зато Андрей Януарьевич был рад — у него дел накопилось по его ведомству, оставленному временно на заместителя.
Черная полоса в моей жизни похоже и правда закончилась. И сейчас я просто наслаждался танцем, чувством выполненной и завершенной работы и предвкушением одного выходного дня. Замечательные ощущения!
Первого числа я с Людой сходил в гости к Борису. Давно хотел повидать друга, да из-за ситуации с отцом не делал этого. А когда пришел к нему, оказалось что тот чуть ли не ночует на заводе. Мне на него его родители «пожаловались». Маршрут у парня: дом — университет — КБ Поликарпова — дом. Вообще об отдыхе забыл, как с возмущением заявила его мама.
— Хорошо, что сегодня выходной сделали, хоть денек дома не для ночевки побудет. Ты, Сережа, нас тоже забыл, — поджала она губы.
— У меня график от Бориного не сильно отличается, — хохотнул я.
После чего мы ушли в комнату друга.
— Рассказывай, как у тебя там дела? — спросил Борис, начав разрисовывать листок под «морской бой».
Я занялся тем же самым. Люду забрала мама Бориса, чтобы дать нам «пообщаться на мужские темы, девушкам совсем не интересные».
— Да вот, выполнил просьбу Николая Николаевича, и новый геморрой себе заработал. Теперь в Кремль бегаю каждый день, — вздохнул я.
— Как на работу? — хмыкнул друг.
— Почему «как»?
Борис удивленно присвистнул. А я не стал говорить, что уже завтра такое мое хождение закончится.
— И что там по просьбе Поликарпова?
— Дело движется, но чем окончится — сам не знаю. Остается лишь надеяться, что во всем разберутся по справедливости и закону.
Так и общались, азартно начав «перестрелку». Потом Люду «отпустили» и она пришла к нам. Выбрались на каток, полюбовавшись на огромную пушистую елку, поставленную в самый центр. Рядом с ней девушка на коньках и в костюме снегурочки (как я его описал при подготовки документов по празднику) предлагала всем желающим сказать, что им больше всего нравится в нашей стране и чем она лучше, чем дореволюционная Россия. За ответ вручался подарок — конфетка. Мешок с ними стоял под елкой и охранялся милиционером. Вот эта задумка уже принадлежит Илье Романовичу. А что? Тоже идеологический момент. Особенно на детей влияет. Вон их сколько рядом с девушкой собралось — целая стайка. А ответы им родители или старшие братья и сестры подсказывают. Некоторые дети умудряются и сами отвечать, но откуда им знать, как до революции было? Не иначе как наслушались гадостей про царскую Россию и сейчас просто озвучивают их, говоря, что вот в СССР такого нет.
Вдоволь покатавшись, мы разошлись по домам. Праздник закончился, как и выходной, и впереди нас ждали суровые будни.
Второго января после занятий в университете я как обычно пришел в Кремль. Да, здесь никакой десятидневной недели отдыха нет. И первое января только с этого года сделали выходным днем. Но суть не в том. Просто срочное задание товарища Сталина выполнено и было даже немного грустно покидать кабинет. В нем я чувствовал себя настоящим работником партийного аппарата, а не случайно получившим эту должность студентом, выполняющим поручения Иосифа Виссарионовича «на коленке» — в собственной комнате в перерыве между учебой и редким отдыхом. Чувство собственного величия разыгралось? Гордыня? Может быть. Но менее грустно от этого не становилось.
Стол Вышинского уже был пуст. Андрей Януарьевич свои вещи забрал, а все бумаги по нашей работе с его стола давно перекочевали либо в папку, которую я отнес Сталину, либо к нам с Кондрашевым.
— Ну чего вздыхать? — сказал я сам себе. — Надо хотя бы узнать, до скольки освободить помещение нужно.
Подойдя к столу моего секретаря, я взял трубку телефона и набрал номер Агапенко.
— Распоряжения, что вы должны покинуть кабинет, не поступало, — сказал он мне, когда я задал вопрос.
— Может, товарищ Сталин забыл? Или кто этим занимается?
— Товарищ Сталин ничего не забывает, — возразил мне Агапенко. — И распоряжение выдать вам кабинет давал он.
— А-а… — я замешкался. — А вы можете узнать у него, когда мне съезжать?
— Хорошо, я спрошу, — помолчав, ответил Агапенко.
Ждать пришлось не долго, но вот ответил мне не мужчина, а сам Сталин. Пока я ждал ответа Агапенко, трубку телефона я положил. И когда она задребезжала, на другом конце провода я услышал Иосифа Виссарионовича.
— Товарищ Огнев, скажите, вам не нравится ваш кабинет?
— Э-э-э, — растерялся я. — Нравится, товарищ Сталин.
— Тогда может вам привычнее работать дома? Поэтому вы хотите покинуть его?
— Но я не хочу, — даже удивился я такому выводу. — Но ведь работа по постановлениям закончена…
— Разве мы не найдем вам другой? — хмыкнули в трубку. — Не переживайте, товарищ Огнев, уж работа в советском государстве найдется каждому. У нас это и в конституции прописано. Вот кстати, зайдите ко мне после обеда. Есть разговор.
Теряясь в догадках, я положил трубку. И заодно отметил в уме, что можно порадовать Андрея. Он тоже не хотел возвращаться в мою квартиру, хоть и сказал это не прямо. И вот сегодня сюда не пришел по простой причине: вещи свои он уже собрал, а снова грустно смотреть на кабинет, который нужно покинуть, не хотел. Кто же знал, что мы оба окажемся не правы? Ну ничего, завтра его порадую.
Пока же я решил перенести свой невеликий скарб с определенного мне Вышинским стола на его бывшее теперь уже место. Вот так правильно будет! Андрея оставлю там же, где он сидит, а вот мой стол будет для посетителей. Будут же у меня такие? Не на вытяжку же им передо мной стоять? А то мало ли кто может зайти. Вот и стол будет у человека — и для удобства, и если он с какой папкой придет. Нормально, мне нравится.
После обеда я стоял уже в приемной товарища Сталина. Ожиданием меня томить не стали и вскоре я уже ждал, что мне скажет генеральный секретарь.
— Ваша идея с празднованием Нового года нашла живой отклик у нашего народа, — похвалил он меня для начала. — Эффект превзошел все самые смелые ожидания. Даже сейчас, всего день спустя, мне докладывают, что настроение людей и вера в будущее повысились.
Я не смог сдержать довольную улыбку. А заодно порадовался за сестренку. Теперь и у нее в детстве будет своя новогодняя елка и хорошие воспоминания о ней!
— Однако, — всего одним словом и небольшой паузой Иосиф Виссарионович стер все самодовольство с моего лица. — Мне пришлось пообещать в своей предновогодней речи, что быт людей будет улучшаться. А я привык сдерживать свои обещания. И раз уж вы стали тем, кто придумал эту затею с речью, вам и помогать мне с выполнением этого обещания.
Тут он взял со стола журнал, развернул его и показал мне.
— Узнаете?
В журнале была напечатана схема утюга. Моя схема. Да, я успел все же по совету Вышинского сделать их чистовой вариант и отнести в издательство. Даже продавил включение в ближайший тираж. Как и думал, пришлось показывать свое удостоверение члена ЦКК и корочки сотрудника Кремля.
— Да, товарищ Сталин, узнаю.
— Вот это, — потряс он журналом, — должно стать доступно всем жителям нашей страны.
— Станет. Но время нужно.
— Для начала, хотя бы в крупных городах. И чтобы это произошло, будете следить лично.
— Но… — удивился я. — Как? Я же предприятиями не управляю. Да и не смогу, — тут же добавил я. А то еще реально «прикольнется» и поставит во главу какого-нибудь завода. С учетом того, как Иосиф Виссарионович действовал раньше в работе со мной, вполне реальная на мой взгляд перспектива. Лучше сразу это пресечь. — Для управления навыки нужны. Понимать производственные цепочки. С людьми работать. У меня же ничего подобного нет. Меня рабочие на три буквы посылать будут, как…
— Успокойтесь, товарищ Огнев, — рассмеялся Сталин. — Никто от вас управлять заводом и не требует. Нет, речь о другом. Вы забыли, что являетесь членом контрольной комиссии? Почему как член этой комиссии не выполняете свою работу? — вдруг наехал он на меня.
— Но у меня и времени на это нет, — развел я руками.
— Только сегодня жаловались мне, что у вас работа закончилась, — хмыкнул Сталин. И тут же продолжил. — Товарищ Берия расследует дела, заведенные гражданином Ягода. И в половине случаев не находит того состава преступлений, что вменяются подозреваемым. Зато случаев разгильдяйства членов партии и неподобающего поведения столько, что только за голову хвататься приходится. Это недопустимо! Вот как член центральной контрольной комиссии вы и будете обязаны пройтись по предприятиям нашей страны и помочь товарищам исправиться. А кто не захочет… — Сталин сделал многозначительную паузу, после чего все же завершил свою мысль, — … тому не место в наших рядах. Вы меня поняли, товарищ Огнев?