После ядерной бомбардировки Киева я ожидал, что нечто подобное повторится и в Москве, но не рассчитывал на столь высокую оперативность кохонов. Принять решение о ядерной стерилизации гиперполиса совсем непросто. Я это хорошо помнил по Мехико. Двенадцать депутатов тогда покончили жизнь самоубийством, двое пытались убить меня и Верховного. Чтобы спасти мир в такой ситуации, нужен человек, способный на действие, за которое его потом разорвут на куски и проклянут. У них есть такой человек, а значит, их система государственного управления вполне эффективна. Впрочем, сейчас это неважно. Нужно играть свою игру и во что бы то ни стало продолжить выполнение миссии.
Если мне удастся выбраться из атомного ада и добраться до какого-нибудь Парижа, Пекина или, на худой конец, Еревана, то враг потеряет как минимум еще один крупный город. Интересно, есть ли у них местность, которую они не подвергнут атомной бомбардировке ни в коем случае? Вот бы попасть туда!
Мысли мельтешили в моей голове со скоростью лазерного луча, запертого внутри зеркального шарика.
Какие приятные сюрпризы ждут меня в ближайшие секунды? Проникающая радиация и ударная волна?
Нервных просят застрелиться. Потом еще будет радиоактивное заражение местности, но на него можно наплевать, потому как все равно не доживу. Итак, по пунктам. Проникающая радиация. Вероятно, уже проникла.
Скорей всего, я уже получил смертельную дозу, но на подобные мелочи не стоит обращать внимание. Какое-то время я все равно буду жить и гадить кохонам. Остается ударная волна. Пустячок. Однако стоит поторопиться. Ударная волна приближается со сверхзвуковой скоростью. Могу и не успеть.
Внезапно мне захотелось остановиться. Повернуться лицом к пульсирующему пузырю взрыва, глубоко вздохнуть пропитанный смертью воздух и красиво попрощаться с жизнью. Я сделал все, что мог. Пора уходить. Я и так прожил слишком длинную жизнь. Нет. Нельзя. Нужно драться до конца. Не помню, как я добрался до лестницы, перепрыгнул через труп вахтера. Здание снова вздрогнуло. Сквозь оконный проем лестницу залил поток ярчайшего света. Мне пришлось зажмуриться и прижаться к стене. Всё! Больше спешить некуда. От двух бомб мне не убежать.
Снова стемнело, а я все еще был жив. Не думая уже ни о чем и полностью отдавшись глубинным инстинктам, я допрыгнул до окна и вышиб плечом толстое стекло вместе с пылающей пластиковой рамой. Подо мной разверзлась бездонная пышущая жаром пропасть. Почему-то мне очень захотелось узнать, успею ли я долететь до тротуара и раскроить себе череп раньше, чем меня сметет, разорвет и развеет в молекулярную пыль дьявольская мощь ударной волны. Снова стало очень светло. Было слышно, как трескаются кирпичи в тех местах, где ползают ослепительные ядерные «зайчики».
Вспышка длилась совсем недолго, и излучение снова не задело меня. Я все еще был жив, а внизу простиралось двадцать метров пустого пространства. Не так уж и много, но и не так мало, как хотелось бы. Весь мой многовековой опыт съеживался и куда-то пропадал перед подобным препятствием. Только Ломакин мог спасти меня. Проходя курс подготовки разведчика, он выдерживал похожие прыжки, но и то не более дюжины раз и под присмотром опытных преподавателей. В сердце промелькнула обида. Ну почему этого бездельника не заставили прыгнуть с вышки 125 раз? Сейчас мне было бы гораздо легче. Сначала я хотел использовать для торможения стенку, но до нее было далеко. Пришлось вспомнить стандартный ролл с кувырком через правое плечо. Он никогда не удавался Светозару. И у меня ролл вышел не вполне чисто, хотя и был лучшим в нашей общей жизни. Приземлился я на тройку с минусом. Скрипя зубами от боли в спине, ребрах, ногах и локтях, я затравленно оглянулся по сторонам. Я все еще был жив.
Воздух стал густым и плотным, как кисель. В нем безо всякой опоры висела угловатая красная буква «М».
Метро! Я побежал. Думаю, никто и никогда не бегал быстрее, но мне казалось, что я еле переставляю конечности и двигаюсь со скоростью медузы, заснувшей в желе.
Неожиданно для себя я обрел способность к сферическому зрению. Я увидел, как у меня за спиной треснуло пузырчатое здание торгового центра, как параллельно поверхности земли полетели, изгибаясь, словно листы картона, огромные куски бетонных плит, большие черные автобусы и мертвые люди, похожие на порванные тряпичные куклы. Прямо под моими ногами вздыбился асфальт, перемешанный с землей, галькой и гнутыми трубами. Тротуар, по которому я бежал, на какие-то жалкие доли секунды оказался защищен от ударной волны рушащимися стенами, и у меня хватило времени, чтобы оказаться у спуска в метро до того, как каменная лавина похоронила под собой всю улицу. По лестнице, ведущей к эскалаторам, я уже не бежал, а летел, низко наклонившись вперед, бешено отталкиваясь от ступеней и едва не задевая подбородком за гранит. Главный удар застал меня под спасительными бетонными перекрытиями. Лестница в мгновение ока была завалена бетонным и асфальтовым крошевом. Мощный поток воздуха подхватил меня и швырнул на стеклянные двери, которые за мгновение до столкновения с моей головой разлетелись в мелкие радужные брызги. От чудовищного грохота я оглох. В кошмарной тишине стены вестибюля выгнулись, пол пошел трещинами. Меня нагнал шквал обжигающей пыли.
«Ну, вот и все», – подумал я. Рот, уши, горло и бесполезные глаза были забиты пылью. Я споткнулся и упал на что-то мягкое. Мертвец. Первым делом я зарылся носом и ртом в его одежду и сделал судорожный вдох, рискуя повредить легкие острыми камешками, буквально повисшими в воздухе. Следующая минута ушла на то, чтобы оторвать от чьей-то одежды кусок ткани, сунуть его себе в штаны и хорошенько смочить собственной мочой. Влажная материя неплохо фильтрует всякую дрянь, а мне сейчас был полезен даже такой примитивный респиратор. Одной рукой прижимая к лицу вонючую тряпку, а другой ощупывая дорогу, я на четвереньках преодолел турникеты и спустился вниз по эскалатору.
Пыль медленно оседала, и дышать с каждой минутой становилось легче. Очень скоро насущная потребность в кислороде сменилась другой насущной потребностью – видеть. Для этого мало было отскрести глаза от грязи. Нужен был источник света. Я принялся обыскивать карманы всех трупов, которые попадались мне на пути. Женские тела я пропускал, считая, что ощупывать мертвых женщин не вполне прилично. Не правда ли курьезно? Убийца сотен тысяч, а может, и миллионов кохонов считает непристойным обыскивать трупы своих жертв женского пола? Но тогда я как-то не задумывался об этом. Просто пропускал женщин, и все. В карманах мужчин я искал зажигалки, которыми пользуются курильщики сигарет, светящиеся брелки с чипами доступа или электронные записные книжки, оснащенные яркими экранами. Суперпризом для меня сейчас был бы карманный фонарик. Ни одной зажигалки и ни одной записной книжки я не нашел. Зато мне попались электронные часы с вмонтированным в корпус мощным светодиодом. Теперь у меня был хоть какой-то источник света. Я поднял часы над головой и двинулся к путям.
Идти по шпалам было неудобно. Чтобы наступать на каждый бетонный брусок, приходилось семенить, а шагать через одну почему-то не получалось. Ноги слушались плохо, и можно было запросто переломать себе ноги. Но, невзирая ни на что, я неудержимо двигался вперед, не задумываясь о том, что направление движения мне совершенно неизвестно. В любом случае, каждый шаг приближал меня к чему-то. Вот только к чему?
Дурацкий вопрос, ответ на который уже известен.
К смерти я приближался. К родимой избавительнице.
Мысль о скорой кончине показалась мне приятной. Немного потерпеть, и падет черный полог, который избавляет от боли, сомнений и угрызений совести. Закончится затянувшаяся жизнь Петра Васнецова. Каждый шаг отдавался болью в голени, но не так уже много осталось этому телу бродить по свету, чтобы беспокоиться о его своевременном лечении.
Впереди послышался шум. Стараясь двигаться как можно тише, я прокрался почти сотню метров, прежде чем увидел красные габаритные огни подземного поезда и силуэты людей в замершем на месте вагоне. Вот и первые выжившие в эпидемии. Я хотел, было, приблизиться к ним на критическое расстояние в тридцать метров, но сразу передумал. Жизнь застрявших в подземелье людей не обещала быть слишком длинной, и причинить какой-либо вред моему миру они при всем желании не сумеют. Эти несчастные перестали быть врагами, и их ни в коем случае нельзя было убивать, ибо жизнь человека – бесценна.
Я вернулся на станцию, с которой начал свой путь.
Можно было попытаться пройти по параллельному тоннелю, но и там мне наверняка встретятся люди. Люди будут попадаться почти на каждой станции, и почти на каждой станции мне придется убивать, убивать и убивать. Я почувствовал, что смертельно устал от убийств.
Пора, наконец, остановиться и закончить войну. Пора.
Боль в ноге стала нестерпимой, и я посмотрел вниз, штанина была залита кровью. Я аккуратно поддернул ткань и едва не задохнулся от ужаса. Из почерневшей кожи на голени торчал белый осколок кости. Похоже, я сломал ногу, когда прыгал из окна торгового центра.
К черту! Сдохну сейчас! Я сел на каменный пол и достал лучемет. Рукоять мгновенно стала скользкой и липкой от пота, висок ощутил холод избавительного металла, и, казалось, сам покрылся потусторонним инеем. Одно движение пальцем, и все закончится. Нет! Не таракан же я, в самом деле, чтобы подыхать в подземелье!
Медленно, скуля от боли и волоча сломанную ногу, я пополз к эскалаторам. Путь в сотню метров занял у меня почти тридцать минут. Еще полтора часа я карабкался вверх по ступеням, преодолевая завалы из трупов. Было очень больно, но остановиться я не мог. Лучше хоть какая-то цель, чем черная безнадега среди тысяч умерщвленных мною людей.
Уже на верхних ступенях я выбросил часы. Они стали не нужны. Свет пробивался из разрушенного подземного перехода. Перекрытия там были сломаны, и у меня получилось выбраться на улицу по грудам щебенки и мусора. Не в силах двигаться