– Может, у ребенка фамилия матери, а Лесников, вообще-то, отчим, – предположила я.
Призванные на помощь воспитательницы и нянечки были более чем категоричны. Ни папы, ни отчима с такой фамилией среди родителей нет. Не числился Лесников и среди сотрудников.
– Может, что перепутали? – горела желанием помочь директриса. – Вам точно наш садик нужен?
– Да мне вообще-то не сказали, что тут детское учреждение, – выворачивалась я, – Фонд культуры дал адрес – Волгоградский, дом семь.
– А мы семь «а», – обрадовалась женщина, – дом семь – во дворе школы.
Я побежала туда и уже издали поняла, что снова тяну пустую фишку. Небольшое трехэтажное здание скучно смотрело полуразбитыми стеклами, жильцы выселены, а сами хоромы предназначены на снос.
Разочарованная, залезла в «Вольво» и вытащила атлас. Ну надо же – Волгоградский проспект, Волгоградская улица, Волгоградский переулок, Волгоградское шоссе и проезд Волгина. Все магистрали длинные, на каждой есть как седьмой, так и семнадцатый дом. Может, Савостин ошибся? Я долгое время жила возле площади Марины Расковой и не раз встречала там москвичей, безнадежно ищущих улицу Марины Расковой. Они, бедняги, никак не могли понять, слушая мои объяснения, зачем столице два совершенно одноименных названия. Вдруг Сергей Яковлевич обознался и ездил на Волгоградский проспект?
Решив не сдаваться, отправилась по новому адресу. Солнце припекало совершенно по-летнему, машины вокруг испускали вонючий чад, и голова стала болеть. Пришлось тормозить у аптеки и покупать цитрамон. Запив коричневую таблетку приторно сладким спрайтом, я поехала дальше.
Волгоградский проспект сплошь заставлен красивыми кирпичными домами. Но надо же такому случиться – под седьмым номером почта, а семнадцатый представляет собой бассейн. И ни там, ни там нет сотрудников по имени Алексей Лесников.
Я купила мороженое и тут же уронила кусок шоколадного пломбира на нежно-розовую юбку. Да уж, неприятности имеют обыкновение ходить тучами.
Пришлось ехать утешаться в «Макдоналдс». Поглощая сочный горячий чизбургер, я почувствовала, как в голову возвращается способность мыслить.
Конечно, Савостин мог неправильно запомнить адрес, но что-то мне подсказывает, что милейший Сергей Яковлевич просто обманщик, гнусный и мерзкий тип, а я-то, лягушка безмозглая, позволила провести себя на мякине! Ну ничего, господин уголовничек, придется вас еще раз побеспокоить.
Хорошо хоть сейчас повсюду можно купить необходимую одежду. Прямо на Тверской купила отвратительные турецкие шмотки, они – кровные родственники вчерашней юбки, приобретенной на «блошке». Только вещи украшают в этот раз бирки «Сделано в Италии», и цена в несколько раз выше.
Продавщицы с изумлением смотрели, как элегантная дама, предъявившая к оплате платиновую кредитку, вылезает из костюма от Лагерфельда и облачается в бесформенное одеяние. Наконец одна из девушек не выдержала и двинулась в мою сторону.
– Не стоит покупать эти вещи, – шепнуло милое создание, понизив голос, – ваш костюм красивее.
– Да вот, – развела я руками, – измазала мороженым…
– Тогда возьмите лучше платье, – предложила продавщица и, порывшись на стойках, вытащила довольно миленькую вещицу.
Ярлык, прикрепленный к воротничку, честно признавался: «Произведено в Польше», но цвет приятный, пошит неплохо…
– Нет, – каменным голосом произнесла я, вытаскивая расшитую «жемчугами» оранжевую блузку, – хочу эту.
– Отличный выбор, – одобрила вымуштрованная продавщица, не моргнув глазом, и показала на строгую черную юбку с небольшим разрезом – чудесно подойдет к кофточке.
В общем, она была права, сочетание оранжевого и черного – любимая фенька Валентино и поэтому я незамедлительно отобрала ярко-зеленую юбищу, смахивающую на цыганское одеяние. Последний штрих – лимонно-желтые тапки на резиновом ходу. По-моему, нет ничего гаже, чем сочетание лимонного и оранжевого оттенков, и сюда лучше всего подойдет почти белая перламутровая помада, которая делает губы похожими на рот покойника.
Но все тщательные приготовления оказались напрасными. На звонки в дверь никто не открывал. Зато высунулась соседка и, оглядев меня с ног до головы, решила не церемониться:
– Чего расшумелась?
– Иру ищу.
– Уехали они еще вчера, – пояснила все знающая баба, – часов в десять вечера с сумками на поезд пошли. К ейной матери отправились.
– Куда?
– А хрен их знает, теперь через месяц вернутся, мне ключи оставили, чтоб цветы поливала. Так что иди себе отсюдова, – сообщила тетка и скрылась.
Я отступила в машину. Очень не люблю, когда что-то нарушает мои планы, и готова биться до конца. Значит, убежали, решили спрятать концы в воду! Ну не дураки ли! Разве невиновный станет скрываться!
Я развернула машину и, не снимая дурацкой одежды, понеслась к Джапаридзе. Может, конечно, делаю глупость, но попробую потрясти милейшего Котэ. И снова поджидала неудача. Дверь в квартиру не шелохнулась, внутри «глазка» не мелькали тени. Там явно никого нет, просто наваждение какое-то. А ведь как здорово только что все устраивалось, и нате вам – полный отлуп!
Но я не привыкла складывать руки и поэтому понеслась в Склифосовский к Савостиной. Жанна Яковлевна выглядела уже намного лучше. В глаза вернулся блеск, а на щеки – нормальный цвет, но мой визит не доставил ей абсолютно никакой радости, хотя я купила для нее новые книги Марининой, сливы и минеральную воду «Перье».
– Спасибо, конечно, – процедила директриса, всем своим видом демонстрируя, что лучше бы мне провалиться сквозь землю, – но не читаю детективы.
Нашла чем гордиться, все люди обожают, а она нет. Вы в метро видели хоть кого-нибудь с томиком Пушкина или Гоголя? Нет, у всех в руках Маринина, Дашкова, Серова да еще «Бешеный».
– От слив меня пучит, а из воды предпочитаю только нашу, «Святой источник», – занудила Жанна Яковлевна.
Я со вздохом стукнула стеклянными бутылками о тумбочку. Люблю квасных патриотов! Да вода «Перье» пьется во Франции уже целое столетие и по своим целебным качествам приближается к нашему боржоми. Только где он, настоящий боржоми? Ладно, не хочет «Перье», пусть хлебает водицу из лужи под названием «Московская минеральная».
– Не знаете, куда подевался братец? – без лишних вступлений задала я главный вопрос.
– Дома, наверное, или на работе, – совершенно спокойно ответила директриса.
– А где он трудится?
Жанна Яковлевна пожала плечами:
– В какой-то фирме, где ремонтируют автомобили, но ни названия, ни адреса не знаю. Да и к чему мне? Я же к нему на работу не езжу.
И то верно.
– А с Ирой он давно живет?
Савостина подняла глаза к потолку:
– Да уж около года, наверное…
– Родственников ее знаете?
– Нет, – помотала головой Жанна, – честно говоря, и с ней лично незнакома. Брат только рассказывал, что положительная, аккуратная женщина, вроде уже замужем была, детей нет.
– Где работает?
– Понятия не имею.
Не получив и тут никакой информации, я выскочила из больницы и опять поехала в Оружейный переулок. Сначала забежала в домоуправление и, прикинувшись агитатором партии ЛДПР, в два счета узнала у гориллоподобного домоуправа, что у Ирины фамилия Романова, место работы – библиотека шестьсот шестьдесят девять. В соседней с ней квартире проживала Зинаида Андреевна Творогова. Вооруженная этой информацией, я решила на сегодня успокоиться. День оказался неудачным, закончу лучше его тихонько дома. Попью чаю, потом лягу в кровать, почитаю детективчик…
Жара потихоньку уходила, начался дождь. Застряв в безумной пробке на Садовом кольце, я опустила стекло и вдохнула свежий воздух. Все-таки хорошо, что лето уходит. Я люблю осень, не только сухую и солнечную. Холодный дождь, грязные лужи – словом, все то, что приводит большинство людей в уныние, мне нравится. Люблю самую омерзительную осеннюю погоду!
Машины медленно, черепашьим шагом двигались в сторону Тверской. Я ползла вместе со всеми. Ну какой смысл злиться, все равно быстрей не доеду.
Между машинами, ловко орудуя костылями, прыгал одноногий парень, по виду лет пятнадцати. В руках мальчишка держал большой пакет, на груди болталась табличка: «Помогите на протез». Подавали немногие, но юноша не расстраивался, а скользил между автомобилями. Оставляя без внимания «Москвичи» и «Жигули», он ориентировался в основном на иномарки. Наконец добрался до меня.
Вообще не люблю подавать милостыню, в особенности старухам с жалостливым голосом и цепким взглядом. Стариков должны содержать их дети. Но одноногих мальчишек мне жаль.
Парень взял протянутую сторублевую бумажку рукой, на пальце которой отсутствовала одна фаланга, и тихо сказал:
– Спасибо. Счастливо до дома добраться.
Я взглянула в его простоватое, покрытое мелкими капельками дождя лицо, отметила машинально небольшой шрам в виде полумесяца над бровью и ответила:
– Тебе тоже удачи.
– Она завсегда со мной, – улыбнулся калека.
Надо же, какой молодец, не унывает! Я опять проползла метров пять вперед, потом еще… По ходу движения справа возникло «Русское бистро». Аккуратненько запарковавшись, вошла внутрь, конечно, не «Макдоналдс», но тоже неплохо. Насколько знаю, тут подают чудесные пирожки с грибами.
В кафе оказалось на удивление много народа. Я зашла сюда впервые, до этого только слышала дифирамбы, регулярно отпускаемые Маней: дескать, и выпечка прекрасная, и кофе на уровне…
Добравшись до стойки, была поражена до глубины души. Во-первых, огромным ассортиментом, во-вторых, ценами. Почти двадцать рублей за крохотный пирожок! Даже мне, чтобы наесться, надо как минимум два.
Я брюзжала тихонько, как старуха, откусывая первый кусочек. Машка права, очень вкусно.
– У вас свободно? – раздался за спиной мальчишеский голос. Я обернулась. Возле столика стоял парень, страшно похожий на калеку, который только что получил от меня сто рублей, даже рубашка такая же, ярко-красная.
– Можно к вам? – вежливо осведомился юноша. – Простите, везде занято.