– Да-да, конечно, – поторопилась согласиться я.
Парнишка поставил подносик и принялся за еду. Я поглядела на него повнимательней. Наверное, неплохо зарабатывает, шесть штук пирожков, большой стакан кофе и напиток с названием «Медовуха».
– Вкусная вещь? – спросила я, показывая на бутылку.
– Да, отличный лимонад, – приветливо сказал сосед и, подняв голову, улыбнулся, глядя мне прямо в глаза.
Я, онемев, смотрела на простоватую физиономию и небольшой шрам в виде полумесяца над бровью. Такого просто не может быть! Но парнишка потянулся за салфеткой, и я увидела довольно грязную ладонь с отсутствующей фалангой на указательном пальце.
– Послушай, – не вынес мой язык, – вроде у тебя только что ноги не было!
Юноша поперхнулся, потом повнимательней присмотрелся и протянул:
– А, это вы сто рублей дали, редко столько сразу перепадает, а женщины вообще более жадные…
– Но как же так? – растерялась я. – А нога?
«Нищий» вздохнул, потом рассмеялся:
– Бывает же такая встреча! А деньги не отберете?
– Нет, твои, заработал. Даже еще дам, только объясни свой фокус с ногой.
– Да и объяснять нечего. Подвязываю ее к поясу. Надо только брюки пошире, и рубашку побольше.
– И не болит?
– Да, конечно, не слишком приятно, – согласился мальчишка. – Сначала еле-еле двигался, прям потел весь, а сейчас привык, только надо иногда ногу отвязывать и нормально минут десять ходить, а то вон, Сенька, дозарабатывался, что и правда ампутировали…
– Как же ты «инвалидом» стал?
Мальчишка прищурился.
– А купите мне пельменей, салат и чекушечку!
Через пять минут, получив требуемое, он рассказал нехитрую историю.
Лет ему совсем немного, и профессии никакой в руках нет. Мать день-деньской пьет горькую, а отца Павел не знает. Вернее, у мамки все время меняются кавалеры, и она, сердешная, уж и не помнит, от кого рожала. А наплодила беззаботная алкоголичка целую тучу никому не нужных детей, аж двенадцать штук. Четверо, правда, благополучно умерли, остальные здравствуют. Павлик – самый старший. Естественно, ни о какой школе речь не возникала. Мальчишка с самого раннего детства озабочен заработком. Во-первых, дорогая мамочка пускает его в дом только тогда, когда он приносит с собой бутылку и кусок колбасы, а во-вторых, среди в общем-то безразличных ему братьев и сестер есть восьмилетняя Танечка. Девочку Павел очень любит, кормит, одевает и балует. То «Сникерс» ей притащит, то жвачку. Павлуша строго следит, чтобы сестричка посещала школу. Потому что она должна доучиться до девятого класса и получить приличную профессию – парикмахера, например, или медицинской сестры. Очень хорошие специальности, денежные. При людях. Павлик не хочет, чтобы Танюшка превратилась, как старшие сестры, в проститутку и наркоманку.
Сначала мальчик мыл машины, потом бегал по проспектам в потоке автомобилей, протирая стекла, теперь вот нищенствует.
– И сколько зарабатываешь?
Павлик развел руками:
– А день на день не приходится. Иногда тысячу наберу, бывает и двухсот не наскребается.
– Ну в среднем?
– Где-то семьсот, восемьсот.
– Однако выгодный бизнес.
– Да мне только треть достается, – пояснил «калека».
– Почему? – удивилась я.
– Чего ж тут непонятного, – пояснил собеседник, – браткам надо часть отдавать, гаишникам, да еще иногда патрульные привязываются, вроде не их дело за порядком на дорогах следить, а туда же, сволочи, менты поганые…
Еще у него несколько раз отбирали всю выручку.
Однажды из шикарного джипа вылезли четверо и отняли пакет, в другой раз Павлик нечаянно залез на чужую территорию и опять поплатился заработком. Так что теперь он стал умный и, набрав рублей двести, прячет их в укромном месте…
– Погоди, погоди, – прервала я поток информации, – что значит «чужая территория»?
– Моя зона от бистро вон до того поворота, – пояснил нищий, – а дальше двое других стоят – Серенька и Мишка. На пару работают. С ними лучше не связываться, чеченские ветераны, убьют и не чихнут, полные отморозки. Еще ниже дед Степан орудует, тот хоть и старый, но тоже больно дерется…
– И что, вы никогда не конфликтуете?
– Не-а, – помотал головой Павел, – у каждого свой кусок. Петрович все время присматривает, ему скандалы на дорогах не нужны. Вон Петька начал права качать, мол, у кукольного театра больше подают, там мамаши жалостливые с детьми ходят, а у него возле «Красных Ворот» только приезжие, из них копейки не выжмешь! Ну и что?
– Что?
– Машина сбила, и все.
– А Петрович кто такой?
– Старшой.
– Как это? – оторопела я.
– Говорю же старшой, территории распределяет, деньги браткам дает, посторонних на дорогу не пускает. Думаете, так просто можно взять и начать по проспекту с протянутой рукой бегать? Ха! Тут бы не протолкаться было от желающих. А чем больше просят, тем меньше подают!
Он принялся энергично поедать пельмени. Я молча переваривала полученную информацию.
– Наверное, и в метро свой Петрович есть?
– Конечно, – не удивился собеседник, – точно не знаю, но думаю, как у нас.
– Как же в нищие попасть? – вслух подумала я.
Павлик засмеялся.
– Да встань на углу и руку вытяни, тут же кто-то из смотрящих подскочит!
Я глядела, как он ловко подлизывает капли сметаны с тарелки, и смутные мысли начали шевелиться в голове, пока еще неопределенные и неоформившиеся.
Павлик быстро доел оставшуюся еду и умчался на заработок. Мне захотелось пить и, купив бутылочку лимонада со странным названием «Медовуха», выпила ее, уже сев за руль. Честно говоря, новинка не понравилась – вкус странный и почему-то отдает дрожжами.
Бросив пластиковую емкость на соседнее сиденье и пользуясь тем, что пробка на дороге рассосалась, заторопилась к повороту на Тверскую.
Через пару минут в голове стало происходить что-то странное. Сначала сильно зашумело в ушах, потом отчего-то зазвенело. Гул Садового кольца отодвинулся, и окружающее как бы занавесилось белой стерильной марлей. Я потерла виски, может, давление упало? На всякий случай сунула в рот кусочек сахара, но испытанное средство не помогло. Так, надо парковаться. Но тут раздался голос: «Вольво» шестьсот двадцать пять КЕ, немедленно остановитесь!» Выполняя приказ, я нажала на тормоз, машина замерла.
– Чего посреди дороги раскорячилась, отъехай к краю, – велел патрульный.
– Сами велели немедленно встать, – попробовала я огрызнуться, с удивлением чувствуя, как тяжело ворочается во рту ставший почему-то каменным язык.
Постовой внимательно поглядел на меня, подергал носом и радостно, просто сияя от счастья, констатировал:
– Пьяная!
– Да вы что! – искренне возмутилась я, с трудом поднимая тяжелый, как бетонная плита, язык. – Да я вообще не пью, а уж за рулем в особенности.
– «Вообще не пью», – передразнил гаишник и ткнул пальцем с грязным ногтем в бутылку из-под «Медовухи»: – А это чего?
– Лимонад, – начала бормотать я, ощущая, как тяжелый дурман заволакивает голову.
Красномордая физиономия гаишника как-то странно начала кривиться во все стороны, глупый смех вырвался из моей груди.
– «Ситро», значит, – издевался милиционер. – «Буратино»…
– «Айрн-Брю», газировка для взрослых, – радостно подтвердила я, и свет для меня померк.
ГЛАВА 28
– Дарья, – послышался голос Александра Михайловича, – открой глазоньки, алкашка убогая.
Я тихонечко пошевелила веками и поморщилась. Свет резал как нож.
– Ну давай, давай, – одобрил приятель.
Я отважно раскрыла глаза и увидела лицо полковника, нависающее в двух сантиметрах от моего носа.
– Ну, – грозно заявил он, – рассказывай, как дошла до жизни такой?
Голова отчаянно болела, во рту все пересохло, и желудок противно сжимался аж у самого горла.
– Дай тазик, – измученно прошептала я, затравленно поглядывая на полковника.
– Может, еще какавы с медом? – вызверился этот негодяй.
Представив себе сочетание данных продуктов, я чуть не умерла.
– Меня тошнит!
– Носи с собой гигиенический пакет, пьяница! – продолжал злобиться приятель, но, увидав мою беспомощность, все же сжалился. – Женский туалет прямо по коридору.
Кое-как приняв вертикальное положение, понеслась по вытертому полу.
Через десять минут сделалось легче, и я стала разглядывать свое отражение в кривом зеркале. Интересно, моя морда лица на самом деле такая?
Холодная вода чуть-чуть уменьшила головную боль, к тому же, наплевав на все правила гигиены, я напилась прямо из-под крана. Стану козленочком, так мне и надо. Но сказки врут, и в комнату я вернулась подчеркнуто бодрым шагом.
– Что случилось?
– Нет, это я должен спрашивать! – взревел полковник. – Это ты сообщи, что случилось, почему наклюкалась за рулем до свинячьего визга и потери пульса?
Сев на довольно продавленный диван и вытянув ноги, я робко поинтересовалась:
– Где мы?
– В кабинете начальника отделения ГАИ! – заорал Александр Михайлович. – Вот позорище…
Оказывается, когда нарушительница внезапно потеряла сознание и на глазах у постового врезалась лбом в баранку «Вольво», гаишник перепугался и вызвал «Скорую».
Прибывшие медики, осмотрев «тело», сообщили, что дама пьяна, а в остальном здорова. Скорее всего вечер закончился бы в вытрезвителе, но врач случайно стащил с головы «алкоголички» парик. И на свет явилась светло-русая голова, явно побывавшая в руках дорогого парикмахера. Отнюдь не дешевый автомобиль не вязался с убогой одеждой, потом постовые полезли в документы. В сумочке нашлись права, французский паспорт и… визитная карточка полковника. К тому же на заднем сиденье лежал пакет с элегантной одеждой и косметичка с дорогой пудреницей. Сопоставив все факты и не тратя времени на чесание затылков, милиционеры сволокли меня в отделение, предоставив начальству самому разбираться со странной дамой, спящей мертвецким сном.
Местный шеф оказался человеком сообразительным и, устроив нарушительницу дрыхнуть на диване, позвонил Александру Михайловичу. И вот теперь полковник применяет ко мне «третью степень», спасибо хоть не бьет по лбу носком с песком. Впрочем, отвечать на его вопросы почему-то не хочется!