Как мне известно, в проведении акции должны были принять участие четыре человека. С одним из них — Левченко — Андрей Петрович меня познакомил. При первой встрече Левченко сразу заявил, что дважды судим, а потому не имеет смысла темнить и играть с ним. Моя воля была парализована, и я, словно во сне, разработал для них план захвата автобуса. Я придумал, как использовать сотовую связь для контроля за обстановкой. Накануне поступления денег группа, поместив самодельное взрывное устройство в багаж, должна была сесть в автобус, следующий в направлении Тулы. Затем по сотовому телефону сообщить органам милиции о захвате и выдвинуть материальные условия — миллион долларов.
С учетом того, что деньги реально находились в нашем банке, я со своей стороны должен был проконтролировать их получение и в дальнейшем перейти к контролю действий органов КГБ (зачеркнуто) ФСБ. Однако после того, как оперработник выехал из банка и я сообщил об этом Зайцеву в автобус, контроль за деньгами я потерял. После настойчивых требований и угроз со стороны Зайцева я вынужден был двинуться по тому маршруту, где меня задержали.
По существу дальнейших планов группы в составе Левченко, Андрея Петровича, Зайцева и двух неизвестных мне ничего не известно. Я задал им вопрос, как они будут действовать дальше, но мне ничего не сказали. По моему мнению, они мне просто не верили и потому не посвящали во все обстоятельства преступления.
Позавчера я сообщил им, что в кассу поступает необходимая сумма. Андрей Петрович сказал, что они намечают операцию. После захвата автобуса я контролировал получение денег в банке.
Считаю своим долгом выразить благодарность правоохранительным органам, которые не допустили с моей стороны наступления тяжких последствий.
P.S. Ничего, кроме изложенного, я не знаю. Как-то: дальнейших планов преступников, предполагаемых условий, маршрутов передвижения, прочих сообщников и т.п.
Учитывая опыт оперативной работы, мое искреннее и чистосердечное раскаяние, готов оказать любую помощь в пресечении бандитской вылазки.
Костырин»
— Я сейчас заплачу. — Адмирал был в гневе. — Ну, гнида, ну, сволочь... И как излагает! Шантаж, угрозы! Просто бедная мать и обосранные дети! А как про суть, так ничего не знаю, ничего не видел... Может, навалять ему?
— Не шурши, — оборвал его Олег. — Эмоции в кошелку. Первый тайм мы выиграли. Начинаем тайм второй. Значит, так. Сейчас этот... нехороший человек звонит в автобус и сообщает, что деньги в банк пришли не все. Что за второй частью денег мы должны явиться не раньше двенадцати часов дня, так как в кассе в наличии была только половина суммы.
— Но он же сказал, что мы все бабки взяли. — Гусаков не въехал в замысел.
— Это его проблема. Нам надо протянуть время: установить этого Зайцева, допросить лже-Левченко-Никольского, подумать над прочими возможностями. Тихомиров где?
— Убыл в больницу. Ждет пробуждения...
— Отлично! С Москвой связались?
— Медведь уже ищет данные на этого Зайцева. Лицо явно близкое к Никольскому. Хотя, может быть, не москвич.
— Отлично. — Олег потянулся. — Что журналюги?
— Смирились, но ждут.
— Передайте им, что мы приняли условия бандитов и решаем вопрос о выдаче требуемой суммы.
— А это надо?
— Нехай послушают. Это будет подтверждением звонку Костырина.
— Да они и без этого плетут... — Продрогший на ветру водитель Гусакова встрял в разговор. — Заправиться бы... Бак пустой.
— Что плетут? — насторожился Олег. Слушать радио ему было некогда.
— Будто бы с минуты на минуту будет штурм. Так как насчет заправиться? За ночь бак спалил...
— Ну вот скажи ты мне, есть мозги у людей? Что за манера с чужого говна пенки слизывать!
Адмирал заржал. Афоризм, рожденный Олегом после бессонной ночи был смачен и образен.
45
Медведь еле успевал записывать. Адмирал тараторил, глотая слова и вставляя непечатные связки, отчего трубка ВЧ булькала и трещала.
— Да не части ты! — вставил в паузу Медведь, совсем запутавшись в заданиях и поручениях. — Говори медленно и раздельно. Так что Зайцев?
Трубка опять забулькала. Медведь, чертыхнувшись, стал сводить вместе обрывки фраз, расшифровывая слова, дописывая окончания и создавая на бумаге стройное повествование. Эту ночь он провел на посту. Они с Зеленым попеременно спали на жестких стульях. Зеленый спал в любом положении, смотрел цветные сны, храпел и посвистывал. Медведь же томился и мучился: сны показывали старые, а кости ломило, как после форсирования Сиваша.
— Хрен поймешь! — Он махнул рукой. — Значит так, насколько я понял, там еще какой-то Зайцев появился. Есть такой человек в списке Сергеева?
Зеленый полистал справку.
— Нет такого человека. — Он отрицательно покачал головой. — Это кто-то новый. — Зеленый зевнул. — Может, он такой же Зайцев, как Никольский — Левченко?
— А может, Сергеев не обратил на него внимания?
— Что же ему, всю колонию, где сидел Никольский, переписывать поименно, да еще по учетам проверять?
— Ну, не всю... — протянул Медведь. — Слушай, позвони своему крестному отцу Сергееву, спроси, может, попадалась ему такая фамилия...
Зеленый посмотрел на часы. Была половина седьмого. Нормальные люди уже встали и почистили зубы.
— Не рано?
— Давай, давай... Если спит, то извинишься.
Сергеева дома не было. Не было его еще и на работе.
— Ждем-с! — Медведь включил чайник. — А пока чайку?
— Погоди, — возразил Зеленый, — может, позвоним настоящему Левченко?
— Да он раньше послезавтра вряд ли будет... Я выяснял, — отмахнулся Медведь.
— Чем черт не шутит. — Зеленый снял трубку и одновременно глянул на себя в зеркало. Морда была небритая и осунувшаяся. «А, собственно, чем не черт?». — Э-э! — Зеленый показал отражению язык
— Что вы сказали? — ответил на том конце мужской голос. — Слушаю вас!
Зеленый заморгал от неожиданности.
— Э-э...
— Что вы экаете? Говорите, вас слушают. — Собеседник странно тянул гласные.
— Гражданина Левченко можно?
— Гражданина?..
— Да, гражданина. — Зеленый отчаянно замахал руками. Медведь заваривал чай. — Гражданина Левченко можно?
— Я вас слушаю. — Голос стал поникший, как у Кислярского из «Союза меча и орала».
— Вас беспокоят по просьбе тамбовской милиции.
— Да...
— Мне необходимо с вами встретиться по поводу вашего заявления.
— Да...
— Когда вы могли бы?
— Ну...— Гражданин был на редкость многословен. — Я не знаю... Я только приехал...
— Вопрос срочный!
— Ну, я не знаю...
— Записывайте адрес. Большая Лубянка, дом двадцать.
— Но это не милиция.
— А откуда вы взяли, что звонят из милиции? Я сказал, по просьбе тамбовской милиции. К десяти ноль-ноль.
— Хорошо. — Левченко-Кислярский пал духом окончательно.
— А!? — Зеленый положил трубку и хлопнул в ладоши.
— Неужели? — Медведь не верил глазам и ушам. — Левченко?
— Угу! — Зеленый мотнул головой. — В десять ноль-ноль будет на Лубянке. — Он глянул в зеркало — ему улыбался небритый лукавый черт.
Левченко был тощим и невзрачным типом. Из-под воротника нестираной рубахи выглядывал не менее нестираный шейный платок. У корней крашенных хной волос проглядывала пегая седина. Козлиная бородка была реденькой, как у Хотабыча. Руки нежные, с не по-шоферски длинными тонкими пальцами. На правой руке — крупный перстень с монографией. Чуть оттопыренный мизинец венчал длинный холеный ноготь.
Движения суетливые, но не лишенные какой-то грациозности. Казалось, что, даже будучи напуган вызовом, Левченко хочет понравиться...
— Мы все знаем! — с ходу заявил Зеленый. — Мы знаем, что вы из рейса. Знаем, что вы были на Украине, знаем, что потеряли паспорт, знаем, у кого он. Но нас интересуют некоторые нюансы...
— Да...— Левченко смотрел на него остановившимися глазами.
— Нас интересуют некоторые ваши знакомые.
— Да...
— В частности, вы знаете некоего Никольского?
— Да...
— Когда вы видели его последний раз? — Зеленому надоело это даканье.
— Да...
— Что — да?
— Да. Вы правы, я видел его в последний раз. И надеюсь, что больше не увижу. Честное благородное...
— И тем не менее. Когда?
— Месяца полтора назад. Он приезжал ко мне. Предлагал кое-что... Более того, я его брал с собой в рейс. В Тамбов...
— Так вы с ним вдвоем ездили в Тамбов? — заинтересовался Медведь.
— Да...
— Зачем?
— Он знал, что я еду туда, и попросил взять с собой.
— Зачем?
— По пути. Ему надо было туда, а тут я... Вдвоем веселее. — Левченко ничего не понимал.
— Вы доехали до самого Тамбова?
— Нет. Он сошел раньше.
— Почему?
— Видите ли... Мы с ним поругались.
— Повод?
— Это сложно. — Левченко поморщился. — Вы ведь знаете, мы с ним познакомились в лагере. Он человек бывалый, и так получилось, что он мне помогал, защищал... Можно сказать, мы были дружны. Срок дался мне тяжело, и я был благодарен, что он был рядом...
Слово «рядом» все объяснило. Зеленый догадался первым. Его передернуло.
— Потом мы расстались. Иногда он звонил, но ведь я часто в рейсах... В тот последний раз в машине он предлагал вступить с ним в дело. Говорил, что оно перспективное, прибыльное и почти безопасное. Что все просчитано до мелочей, даже есть прикрытие... Но я уже сказал вам, что лагерь дался мне очень тяжело, и попасть туда снова... — Левченко вздрогнул. — Короче, мы поругались, он был выпивши, очень агрессивен. Он... Он меня избил, отобрал документы, а сам остановил попутку и уехал...
— А вы сделали ложное заявление?
Левченко пожал плечами.
— Видите ли, я не мог дать на него показания. В лагере меня приучили...
— Вместе с деньгами он забрал документы? — Все становилось на свои места.
Левченко кивнул.
— А почему он обратился к вам? — Зеленый пытался докопаться до самой сути.