– Удивительно! – благодушно согласился Ермолай.
– Невольно напрашивается гипотеза, что между планетой и мозгом человека есть какое-то сходство! – сверкнул большими глазами Тим Сулейменович. – А?
– Интересная гипотеза! – из вежливости поддакнул Ермолай. Поддакнул-то из вежливости, но что-то в этих словах Доктора его зацепило. Несмотря на выпитый рислинг, фраза запечатлелась в памяти.
Размягченный обедом, он откинулся на спинку стула и посмотрел на зажатый двумя холмам вход в бухту.
На одном из них куском старой музейной гравюры высилась полуразрушенная оборонительная башня средневековой генуэзской крепости. В течение нескольких веков она охраняла расположенную здесь колонию беспокойных генуэзцев, торговавших с местными народами.
– Поселение на берегах этой бухты существовало задолго до генуэзцев. – перехватив его взгляд, сказал Тир Сулейменович. – Еще в пятом веке до нашей эры здесь поселились древние греки. Но и задолго до них здесь обитали люди. Эта бухта упоминается еще в Одиссее Гомера. Возвращаясь после победы из-под Трои, царь Итаки Одиссей зашел сюда отдохнуть и чуть не погиб от рук встретивших его команду коварных листригонов. Ученые считают, что в это время здесь жили тавры. Видимо, они и описаны великим поэтом под именем листригонов.
В честь тавров Крым и стали называть Таврией или Тавридой. Об этом народе мало, что известно. Никто не знает даже на каком языке они говорили. Предполагают, что тавры занимались пиратством. Они зажигали ночами у входа в бухту костры, чтобы привлечь проплывающие мимо суда. На вошедшие в бухту суда они нападали, товары и ценности захватывали, а оставшихся в живых моряков приносили в жертву своей главной богине – Деве… Мы с вами, Ермолай Николаевич, сидим на месте, над которым витают тени многих поколений людей, живших здесь когда-то…
– Вы – не только физик, вы еще и историк! – с искреннней завистью произнес Бебут.
– Я – любознатец.
– Это что за такая профессия? – удивился Бебут.
– Это не профессия. Это – склад души. Люблю знать. Люблю знать, как все устроено. Почему так, а не иначе. Вот, что такое электричество, например? И что такое – человек? Это – закономерный результат развития Вселенной или случайный продукт планетной эволюции?
Ермолай задумался… А он-то сам кто? Любознатец? Или – нет? Какой-нибудь – ленивец? Или равнодушец? Или простотакжитец?
– А знаете, как древние греки называли эту бухту? – наклонился над столом Доктор.
– Нет. – отчего-то тоже приблизил к Тукееву свою голову Ермолай.
– Сюмболон-лимне. Что означает, бухта знаков. – шепотом произнес Доктор. – Бухта знаков . Греки никогда не давали свои названия впустую.
14. Человек с ружьем
Ермолай покинул Охотничий домик в недоумении.
Так с кем же сегодня должен был подписывать договор о продаже маслосырзавода Семен Лапкин? – спрашивал он себя. – С «Агротрестом»? С «Сибирскими продуктами»? С продовольственным концерном «Севернефти»?
Майор медленно ехал в зеленых ущельях Кормиловских улиц и напевал своим надтреснутым тенорком:
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша-а-а
Сидел Ермак, объятый думой…
Ермолай смотрел на идущих по тротуарам немногочисленных горожан, и размышлял. Под собственный вокал ему думалось лучше всего.
Но роковой его удел
Уже сидел с героем рядом
И с сожалением глядел
На же-е-ертву любопытным взглядом…
Последние две строчки он повторил несколько раз:
И с сожалением глядел
На жертву любопытным взглядом…
«Волга» выехала на улицу, идущую над обрывом. Под ним текла великая река. А на другом ее берегу сизыми волнами уходила к Северному полюсу тайга. Открывающийся перед ним простор манил его, как магнит. Майор остановил машину, вылез из салона и подошел к дереву, растущему у самого края.
Он сложил ладони на затылке, потянулся и вдохнул острый, наполненный бальзамическими запахами, дикий воздух.
– Хорошо! – удовлетворенно сказал он и опустил взгляд ниже, на лежащую под обрывом неширокую светлую полоску песка. Там на сухой коряге сидел мужчина в камуфляжной куртке. Он низко склонился над лежащим у него на коленях продолговатым предметом. Видимо, это был рыбак. Чуть в стороне торчало укрепленное в песке длинное удилище.
Куртка, плечи, затылок показались Ермолаю знакомыми. Он пригляделся и удивился. На берегу сидел Дима Пилау, который никогда рыбной ловлей не занимался. Но еще больше он удивился, когда рассмотрел предмет, который Дима взял с колен и поставил на корягу вертикально. Это было охотничье ружье.
Бебут окинул взглядом кромку обрыва, обнаружил невдалеке сбегающую вниз тропинку и начал спускаться.
– Добрый день, Дима. – сказал он, подойдя.
Бывший научный сотрудник обернулся и, увидев, Ермолая, поднялся с коряги.
– Добрый день, Ермолай Николаевич! – поздоровался он, продолжая держать ружье в руке. Это была ижевская вертикалка с сильно потертым прикладом и потускневшим воронением стволов.
– Рыбалкой занимаетесь? – поинтересовался Бебут.
– Знаете, да. Товарищ приохотил. Собственно, это его снасть. – кивнул Дима в сторону самодельного удилища. – Увлекательная вещь. Вчера две приличных стерлядки поймал. Да, и сегодня одна уже есть. Неплохая добавка к обеденному столу! – заверил он таким тоном, будто сам обеденный стол был у него таков, что деликатесная стерлядка могла быть на нем лишь скромным дополнением.
Ермолай заглянул в ведро измятое так, словно им долго играли в футбол. Там, в прозрачной воде, действительно вяло шевелила плавниками и тыкалась в стенки вытянутым усатым носом небольшая стерлядка.
– А к охоте вас, Дима, тоже ваш товарищ приобщил? – спросил Ермолай.
– К охоте? Да что вы, Ермолай Николаевич! – осуждающе взглянул на майор Дима. – Охота – это же убийство! Звери же – не рыбы! Они же смотрят, когда мы в них стреляем! Они же просят нас, не убивать их. Они же удивляются нашей жестокости! Как вы могли такое подумать обо мне?
– Тогда зачем вам ружье? – взялся рукой за двойные стволы Бебут.
– Ах, это! Ну, что вы! Это – не для охоты! Это – для самообороны! Да, оно и не мое.
– А чье?
– Севино. Вот он, к сожалению, охотник! У него и документ нужный есть. Он в общество охотников каждый год очень большие деньги платит. Ему и в милиции разрешение дали. Участковый приходит каждый месяц, железный ящик проверяет, где оно лежит. Да вот он, и сам идет! – указал Дима на показавшуюся на обрыве мужскую фигуру.
Мужчина начал было спускаться по крутой глинистой тропинке вниз, но, неожиданно развернулся, с усилием взбежал вверх и исчез за краем обрыва.
– Что это с ним? – удивленно спросил Дима у Ермолая. – Вы не знаете?
– Я не знаю… – в свою очередь удивился майор.
– Может быть, он вас испугался? – предположил Дима.
– А чего ему меня бояться? Ружье, ты говоришь, у него зарегистрировано…
Бывший научный сотрудник помолчал, посмотрел себе под ноги, потом поднял глаза и решительно произнес:
– Знаете, Ермолай Николаевич, давно собирался вам сказать, но не хотел ставить вас в неловкое положение. Вас многие боятся. Это плохо. Люди не должны друг друга бояться. Но, может быть, это происходит от того, что они вас не знают. Они думают, вы – злой человек. Я вот вас знаю, и так не думаю.
– А кто же это меня боится?
– Многие. Сева, например. Вы же сами видели.
Бебут задумался.
– Дима, вот вы сказали, что ружье вам надо для самообороны… А, могу я вас спросить, от кого вы собрались обороняться?
– Понимаете, Ермолай Николаевич, – посмотрел вверх на обрыв Дима, – на город надвигаются тревожные события. Появилось много новых людей. Я им не верю. Всякое может случиться.
– Что это за люди?
– Я не знаю. Новые. Раньше их не было.
– Ясно. Но почему вы, Дима, решили, что на город надвигаются тревожные события?
– Чувствую.
– Да?
– Да. – уверенным тоном подтвердил бывший научный сотрудник.
– Понимаете, Дима, я ценю вашу уверенность, но, может быть, вы приведете в подтверждение ваших слов какие-нибудь факты? – дипломатично осведомился майор. Он давно работал с Димой и знал, как с ним нужно разговаривать. И хотя Дима не прекратил разговор, а это вполне могло быть, если бы тон собеседника ему не понравился, но все-таки успеха майор не добился.
– Чувство выше фактов. – твердо сказал Дима.
– Выше? – уточнил Ермолай.
– Да. – не допускающим сомнений тоном подтвердил Дима.
Бебут посмотрел на реку. По ней неторопливо шла самоходная баржа. Над ее низким бортом высился небольшой черный макет Уральских гор, созданный из каменного угля. От судового дизеля пахнуло теплым запахом отработанного мазута. Разбуженная баржей на береговой песок побежала закручивающаяся внутрь самой себя волна.
– Дима, позвольте взглянуть на ваше оружие? – попросил Ермолай.
Вежливый собеседник, без возражений, протянул Ермолаю двустволку.
Майор взял ее, переломил стволы и увидел в них желтые блестящие донышки охотничьих патронов.
Оставлять заряженное ружье в руках у гражданина Пилау, майор посчитал неправильным и даже опасным. Ссориться с ним, он, разумеется, тоже не хотел.
– Дима, у меня к вам просьба. Вы не могли бы одолжить мне это ружье? – обратился он к своему внештатному агенту.
– Вам? – приподнял брови Дима.
– Мне.
– Если для самообороны, то – конечно. Если для охоты, вынужден отказать. Даже не просите.
– Именно для самообороны. – заверил Бебут.
– Тогда моральных препятствий для меня нет. Только, что я скажу, Севе?
– Объясните ему, Дима, что оно было мне совершенно необходимо. Для самообороны. Скажите ему, что у меня были причины опасаться за свою жизнь. А завтра это ружье будет ему возвращено… Я остановился у Профессора. Пусть он зайдет в дом Ненарокова утречком, часиков в девять. Если он меня не застанет, я оставлю ружье у Романа Григорьевича и его предупрежу. Он отдаст его Севе лично в руки.