Фокс слышал, как Диабон тяжело вздохнул. Тем временем Кай раздобыл где-то пепельницу и пару шоколадок и сосредоточенно снимал обёртку с одной из них.
— Какие ещё новости? — не унимался Фокс. — Может, что-нибудь о Чарли Брогане?
— Не дави на меня. — Диабон повесил трубку. Малькольм сразу же перезвонил.
— Одна вещь, Макс. С тобой может связаться грампианский отдел контроля, — сообщил он предостерегающим тоном. — Лучше не рассказывай им, как мы трапезничали.
— О господи. От тебя одни неприятности.
— Ага, кто бы говорил. — Фоксу удалось повесить трубку первым.
Он вернулся за столик и сел напротив Кая. Нужно было ещё выяснить, что именно — чай или кофе — было налито у него в чашке: ни запах, ни цвет не позволяли это определить. Вдруг Тони перестал жевать и уставился за спину Фокса. Тот обернулся и увидел Мэйсона и Уилсона.
— Фу-ты, чёрт, — можно было разобрать, несмотря на набитый рот Тони Кая. Малькольм, наоборот, помахал им рукой. Парни всё тщательно взвесили и решили сесть за самый дальний столик. Каждый взял по бутылочке воды и по ломтику каких-то свежих фруктов.
— Донесут Стоддарт, как пить дать.
— Нам пока что не запрещено встречаться, Тони. Если она спросит, скажи, что уже сидел здесь, когда я зашёл.
— Она не поверит.
— Но и поделать ничего не сможет. Поставь себя на её место.
— Я на кучерявый волосок от того, чтобы оказаться на скамейке запасных вместе с тобой.
— За тобой ничего не числится, Тони.
— Но так же, как и ты, я виновен, пока не докажу обратного. По той простой причине, что все вокруг нас ненавидят.
— Хочешь ещё одну? — Фокс протянул Каю шоколадку. Тони сунул её в карман.
— Что это мы такое здесь пьём, Малькольм? — И вперил взгляд в кружку. — Похоже на чай.
— Но ты не уверен?
— Заказывал вроде кофе…
Сдав пропуск Фрэнку, Малькольм вышел на стоянку. Он прошёл мимо своей «вольво» и проследовал дальше — пока не наткнулся на чёрную «астру» и зелёный «ка». Они стояли бок о бок в самом дальнем углу, возле игровых площадок. Наклейки на задних стёклах поведали, что обе машины были куплены в Абердине. На «ка» была свежая царапина, Фокс понадеялся, что причиной тому — эдинбургское движение. Малькольм вернулся к своей машине и вырулил со стоянки. Он долго полз по крутому подъёму обратно в город, пока не оказался на Куинс-стрит. Здесь располагалась штаб-квартира некоей компании по проведению аукционов. Малькольм помнил, что они специализируются как раз на живописи. Места для парковки было предостаточно: водители либо не хотели тратить последний пенни на парковку, либо услышали по радио о ремонте трамвайных путей и решили оставить машины дома. Фокс бросил монетку в парковочный аппарат, сунул чек под щётку стеклоочистителя и вошёл в здание.
Внутри тянулась длинная стойка-прилавок, в конце которой располагались два окна, напоминающие банковские кассы. Возле одного выписывал чек очередной счастливый обладатель какого-то предмета торгов.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила дама за стойкой.
— Надеюсь, что да. Я офицер полиции. — Вместо удостоверения Малькольм протянул ей свою визитку. Написанное там уже года три как не соответствовало действительности, но выглядела она как новая.
— У меня есть пара вопросов. Может, ваши эксперты меня проконсультируют.
Поизучав его карточку, она пообещала позвать кого-нибудь и удалилась. Спустя какое-то время к Фоксу вышел мужчина в полосатой рубашке и бледно-жёлтом галстуке, протянул руку и представился Альфи Реннисоном. Судя по произношению, он был шотландцем с академическим образованием и оказался гораздо моложе, чем ожидал Малькольм. Альфи тоже досталась одна из визиток Фокса.
— Чем могу помочь?
— Это касается картин…
— Современных или старинных?
— Современных, я полагаю.
— Подделки? — прошептал Реннисон.
— Нет-нет, ничего такого, — уверил его Фокс. Молодой человек явно расслабился.
— К нам тут разные люди заходят, — сказал он, всё ещё вполголоса, — и сбыть пытаются тоже разное… Прошу за мной.
Они прошли в конец здания и спустились вниз. Красная верёвочка поперёк прохода должна была устрашить всех, в чью голову могла закрасться мысль спуститься в подвал.
Реннисон снял один её конец, и они прошли дальше, в самое нутро здания, которое, как и всякое нутро, выглядело совсем не так помпезно, как публичные залы. Кое-как протиснувшись между старыми полотнами, подпиравшими стены с обеих сторон, они теперь маневрировали среди бюстов, статуй и дедушкиных стенных часов.
— Приближаются торги, — пояснил Реннисон. — Смотрины начнутся на следующей неделе.
Наконец они добрались до его офиса. Фокс думал, что они уже глубоко под землёй, но там оказались заиндевевшие окна, снаружи укреплённые решётками.
— Когда-то это был жилой дом, — проинформировал его Реннисон. — Думаю, здесь располагались кухня, прачечная и помещения для слуг. Четыре элегантных георгианских этажа наверху, а подо всем этим великолепием — подвал, как машинное отделение внизу. — Он улыбнулся и жестом пригласил Фокса сесть. Рабочее место Реннисона оказалось до банальности обыкновенным. Стол из «Икеи», ноутбук и принтер. На стене всего одна картина: дюйма четыре на шесть. Она висела прямо над креслом Реннисона.
— Изысканно, вы не находите? «Французский пляж», работы Пепло. Мне кажется, я не переживу разлуки с ней.
Фокс ничего не понимал в живописи, но его увлёк пышный водоворот красок. Он нашёл картину похожей на тающее мороженое.
— Она тоже будет на распродаже?
Реннисон кивнул:
— Уйдёт за пятьдесят-шестьдесят.
— Тысяч? — Фокс ошеломлённо взглянул на маленький пёстрый прямоугольник на стене совсем иначе — глазами человека, столкнувшегося с другим, чуждым и непонятным, миром.
Реннисон сомкнул ладони, упёршись локтями в стол.
— Так что там у вас за картины?
— Вы слышали о человеке по имени Чарли Броган?
— К несчастью, да. Одна из последних жертв нашей безумной эпохи.
— Вы были с ним знакомы?
Реннисон кивнул:
— В городе несколько аукционных домов, инспектор, и мы боремся за клиентов.
— Он что-то покупал у вас?
— Да. Не только у нас, но и в других действующих галереях, — ответил Реннисон.
— Вы видели его коллекцию?
— Большую часть.
— Он начал её распродавать?
Реннисон испытующе посмотрел на Фокса:
— Могу я узнать причину вашего интереса?
— Полиция ищет причину его возможного самоубийства. Вы упомянули финансы, и вероятное решение мистера Брогана продать картины могло бы подтвердить эту версию.
Объяснение, похоже, вполне устроило Реннисона.
— Кое-что он продал в Лондоне, остальное — здесь. Три или четыре его картины, в частности, должны были быть выставлены на следующем аукционе. Конечно, теперь мы не сможем этого сделать, пока не узнаем волю наследников.
— Сколько полотен было в его коллекции?
Реннисон быстро прикинул в уме.
— Четырнадцать-пятнадцать.
— На сумму?..
Реннисон надул щёки.
— Где-то полмиллиона. До этого всеобщего обнищания они стоили раза в полтора больше.
— Надеюсь, он не купил их на пике цен?
— Вообще-то большинство — как раз тогда. Он распродавал в убыток.
— То есть можно предположить, что им двигало отчаяние?
— Боюсь, что да.
Фокс снова ненадолго задумался.
— Вы когда-нибудь встречались с супругой мистера Брогана?
— Она приходила с ним на какой-то аукцион. Не думаю, что леди хотела бы повторить этот опыт.
— Отчего же? Её не пленяет искусство?
— Видимо, нет.
Фокс улыбнулся и встал:
— Большое спасибо, что уделили мне время.
— Рад был помочь, инспектор.
Они обменялись рукопожатием. Фокс бросил прощальный взгляд на Пепло.
— Думаете о тающем мороженом? — спросил Реннисон. И, увидев, что попал в точку, добавил: — Не вы первый…
— На пятьдесят тысяч можно накупить много мороженого, — заметил Фокс.
— Верно. Но вот за сколько его можно будет потом перепродать?
Молодой человек проводил Малькольма наверх.
17
Припарковавшись метрах в пятидесяти от «Минтерса», Фокс наблюдал появление Нейсмита и Гилкриста. Те прибыли на такси, что говорило об их намерении пропустить никак не один стаканчик: садиться за руль нынче вечером парни явно не собирались. Фокс подождал ещё, и минут через двадцать подъехал Тони Кай, остановился на обочине и прилепил на лобовое стекло свою бумажку с надписью «ПОЛИЦИЯ». По дороге к двери паба он читал сообщения на телефоне. Фокс всё сидел в машине и слушал «Радио-2»,[35] постукивая в такт пальцами по рулю. Началась какая-то викторина, и он переключил станцию. На новой частоте передавали новости: скорбь по былой экономике, трамвайные распри, и — о чудо — ожидается хорошая погода. Правда, тут же сообщили о пробках на Форт-роуд-бридж и в восточной части окружной.
— Центр, как всегда, влачится в медленной агонии, — подытожил диктор. Малькольму было уютно сейчас сидеть в припаркованной машине, вне этого бардака, как уютно бывает куриному яйцу. Но появится ли цыплёнок? Пора было уже выключать радио и выходить. Цыплёнок появился. Малькольм собрал всё своё мужество на кончиках пальцев и набрал сообщение Энни Инглис: «Надеюсь, простишь меня. Давай останемся друзьями».
Насчёт «друзей», впрочем, у него имелись некоторые сомнения. Энни нравилась Малькольму, но он плохо умел строить отношения с женщинами. Только с Элен всё до какого-то момента складывалось, но — только до какого-то момента. Малькольм не вполне понимал, почему его так тянуло к Энни — из-за неё самой, или из-за её работы, или дело было в сочетании того и другого. Последние полчаса он отчаянно надеялся, что она позвонит ему или хотя бы напишет. И стоило ему толкнуть дверь «Минтерса», как это произошло. Он выхватил из кармана свой старый мобильный.
— Да?
— Это я. — Тот самый голос.