Из полученной в Рава-Русском райотделе УМГБ справки об оперативной обстановке явствовало, что она в городе и в целом в районе относительно спокойная и за последнее время активных бандитских проявлений со стороны ОУН-УПА не отмечалось. Оказалось, что 19 августа 1944 года 250-й Кубанско-Черноморский казачий кавалерийский полк 2-й им. Морозова казачьей кавалерийской дивизии был снят с боевых позиций 1-го украинского фронта, совершил рейд в тыл и в районе Рава-Русской провел в период с 22 по 29 августа войсковые боевые операции по уничтожению активно действовавшего здесь подполья ОУН-УПА. Два куреня «Эмма» и «Железняк», две сотни бандитов были полностью ликвидированы. При этом деревня Суньковице, в которой находилось значительное их сосредоточение, была уничтожена дотла. В каждом доме при пожаре рвались боеприпасы.
Действия этого 250-го казачьего полка по уничтожению бандитов ОУН-УПА вошли в «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 годов», где отмечено следующее: «…В то время как войска фронта вели бой на территории Польши, в западных областях Украины начали проявлять активность банды вооруженных националистов. В августе они взорвали несколько железнодорожных мостов и подъездов с воинскими грузами. Военный Совет 1-го Украинского фронта принял решение провести операцию по ликвидации националистических банд и установить твердый порядок в тылу Советских войск. В помощь войскам НКВД выделялись один кавалерийский полк и два мотоциклетных полка. В целом в результате операций, проведенных с 22 августа по 7 сентября, было ликвидировано 36 вооруженных банд, насчитывавших 4315 человек». Упоминаемый кавалерийский полк и есть тот самый 250-й казачий кавалерийский полк, очистивший Рава-Русский район от бандитов ОУН-УПА, потеряв в боях с ними 11 убитых и 23 раненных казаков. Нам же в Раве-Русской была обеспечена завоеванная мирная жизнь. Спокойно перезимовав, занимаясь боевой подготовкой, 24-ая железная дивизия, после проведенного 9 мая 1946 года Парада в Раве-Русской, убыла в Яворовский военный лагерь для ее продолжения в полевых условиях, приближенным к боевым, чтобы учить войска тому, что необходимо на войне.
И все-таки без «боевых» потерь для нашего отдела в Раве-Русской не обошлось. Не выдержал наш красавец Е. Е. Худайбергенов обстрелов прямой наводкой голубых глаз, сверкающих любовью, счастьем и радостью встреч, прекрасной москвички, блондинки Катюши, работавшей в райотделе УМГБ машинисткой. Она, не уступая по эффектности фронтовой «Катюше», так пригвоздила его своими огненными голубоглазыми атаками по точно избранной цели, что он в короткое время попал в ее «плен», оформил законный брак, расписавшись в райЗАГСе, справил пышную свадьбу (и я там тоже был, спирт-водку пил), после чего прибыл на медовый месяц в Яворский лагерь. Катюше с милым и в шалаше (палатке) был рай. Их пребывание вместе с нами в лагере было недолгим. Есенбек Есенбекович сразу же возбудил ходатайство о переводе и осенью 1946 года убыл в свой родной Казахстан. Как там сложилась его чекистская судьба, точно не знаю, но спустя лет десять после его убытия, будучи в Москве, узнал о слухах – он стал там Министром юстиции. Возможно, это и так, потому что столь высокий пост соответствует уровню его эрудиции и боевой чести чекиста-правоведа.
Следующая, но уже не боевая, а мирная потеря была не менее тяжелой, а для меня лично еще и крайне нежелательная. К супругам Хлоповским я прикипел душой и сердцем, ощущая с их стороны почти родительское отношение. И вот, вскрываю пакет, а в нем приказ об откомандировании капитана Хлоповских М. И. и младшего лейтенанта Хлоповских Т. Н. в связи с тем, что должность старшего оперуполномоченного аппарата ОКР «Смерш» дивизии сокращается. Этим же приказом на должность делопроизводителя-машинистки назначалась служащая Разоренова Екатерина Михайловна, выхоленная «баба ягодка опять», до войны длительное время работала секретарем Тульского народного суда. Проводы Хлоповских были быстрыми. Никакого срока на передачу дел не отводилось и они убыли в распоряжение отдела кадров Главного управления.
Дальновидная Д. П. Булавенко, предвидя, что со временем и моя должность переведется в категорию сверхсрочника, настоятельно стала обрабатывать меня, чтобы отказался от намерения, полностью заполнявшего мой разум и чувства: об увольнении из органов и возвращении в гражданскую жизнь, для продолжения учебы и получения высшего образования, для осуществления довоенной мечты, которой жил сам, а также мой дорогой отец. Не были в решении данного вопроса забыты и рассуждения оперуполномоченного Болдырева, которые ранее уже упоминались. Однако отразить настойчивые разъяснения и советы Дины Петровны мне не удалось. Она убедительно доказывала, что мною уже получена почетная специальность чекиста и в органах военной контрразведки меня ожидает перспективное будущее. Такое мнение обо мне у нее сложилось вот почему. Дина Петровна, как это было принято вообще, для любого заместителя, постоянно готовила основные оперативные документы, информации и доклады. И поскольку наиболее сложные из них были исчерчены массой правок и дополнительных вставок, в которых Екатерина Михайловна не могла разобраться, Дина Петровна поручала мне переписать их и подготовить к печатанию. Переписывая, вносил свои правки, которые Дине Петровне нравились. В конечном итоге, вскоре сложились такие взаимоотношения, что Дина Петровна готовила наброски документов, давала инструктаж и окончательно отрабатывать их приходилось мне. На этой основе в своих восхвалениях меня она доходила в разъяснениях моего места работы в органах до того, что я уже чуть ли не готовый начальник и свою дальнейшую судьбу должен связывать только с карьерой в органах военной контрразведки, подчеркивая, что имею для этого обобщенный опыт ее работы в объеме отдела, дивизии, а также специальную чекистскую и военную подготовку (в то время ее нередко не имели оперработники вообще). На мое стремление получить высшее образование она категорически заверила, что мне будет разрешена законная учеба по чекистской или юридической специальности, то есть по профилю работы. Убедив меня и добившись согласия остаться в органах, она доложила об этом начальнику, И. Р. Виленскому, подписала у него представление на присвоение мне звания «лейтенант».
Однако с этим в отделе контрразведки «Смерш» 52-й армии не согласились и его начальником генерал-майором Агеенко была подписана 12 апреля 1946 года аттестация со следующим выводом: «Достоин присвоения первичного офицерского звания “младший лейтенант”». 12 апреля 1946 года этот вывод утвердил в своем заключении начальник УКР «Смерш» Львовского военного округа, генерал-лейтенант Поперека и аттестация направлена в Москву.
Узнав об этом, Дина Петровна Булавенко обратилась к вновь назначенному начальнику нашего отдела подполковнику Терентьеву и уговорила его 4 июля 1946 года подписать повторную аттестацию с выводом: «Достоин присвоения внеочередного воинского звания “лейтенант”». Однако настойчивым усилиям Д. П. Булавенко, согласованным с генералом-майором Агеенко, не суждено было сбыться. Вскоре за подписью начальника отдела кадров УКР МГБ Прикарпатского военного округа подполковника Иванченко поступило на мое имя извещение с том, что Приказом Министра Государственной Безопасности Союза СССР за № 1197 от 5 июля 1946 года мне присвоено воинское звание «младший лейтенант». Аргументы о том, что еще в 1943 году, как все другие выпускники Новосибирского военно-пехотного училища получившие звание лейтенант, я тоже имел на это полное основание, и то, что в течение двух лет уже проработал в органах военной контрразведки на штатной должности старшего лейтенанта, учтены не были. И никаких пояснений об этом не поступило.
Обращаю внимание, первичное звание мне было присвоено новым Министерством Государственной безопасности (МГБ). По объективным причинам мирного времени 16 марта 1946 года в наркоматах госбезопасности и внутренних дел назрела реформа. Органы военной контрразведки «Смерш» были преобразованы в 3-е Главное управление вновь созданного МГБ СССР с задачами контрразведывательного обеспечения армии и флота.
Примечательно, что отныне руководимые им органы стали именоваться в официальных документах «органами контрразведки» МГБ, а термин «Смерш» стал достоянием истории.
Память об этом термине продлил писатель Флеминг, одно время служивший в Британской разведке и в последствии вывел его в некоторых своих романах Джеймса Бонда под организацией, именуемой точно так же названием «Смерш».
Название контрразведки сменилось, но «Смерш» у всех служивших в ней остается в памяти, как единая, сплоченная, по-боевому организованная, обеспечивавшая контрразведывательную безопасность войск в тесном взаимодействии с командованием. По случаю возвращения в систему госбезопасности, заместитель начальника ГУКР «Смерш» генерал-лейтенант И. Я. Бабич констатировал, что военная контрразведка в ходе войны нанесла решительное поражение немецко-фашистским специальным службам. Своей тяжелой самоотверженной работой сотрудники «Смерш» в годы Великой Отечественной войны вписали одну из самых славных страниц в истории советской военной контрразведки.
Министром госбезопасности после реформы был утвержден генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов, родившийся в 1908 году в городе Москве, в 1932 году направленный Московским комитетом ВКП(б) на работу в органы НКВД, где получил звание комиссара госбезопасности третьего ранга и назначен начальником Управления Особых Отделов, а 19 апреля 1943 года в звании комиссара госбезопасности второго ранга стал начальником Главного Управления контрразведки НКО «Смерш». И вот теперь стал Министром Госбезопасности СССР. В своих воспоминаниях генерал армии Советского Союза П. И. Ивашутин отметил: «Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР «Смерш» несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. Практические результаты деятельности «Смерш» оказались выше, чем у НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова». Например, 2 сентября 1945 года В. С. Абакумов докладывал в Государственном Комитете Обороны о том, что с момента капитуляции немецко-фашистских войск органами «Смерш» было арестовано в Германии 1746 сотрудников и агентов германских разведывательных и контрразведывательных органов, а также 7429 бывших участников белогвардейских националистических и других враждебных СССР организаций. В июле 1945 года в руки сотрудников «Смерш» попал врач-испытатель концентрационного лагеря в Освенциме, член националистической партии, который с разрешения Гитлера, отобрал в лагере 400 женщин и проводил над ними различные опыты по испытанию новых химических препаратов немецких фармацевтических фирм. Другой арестованный контрразведчиками палач – начальник концентрационного лагеря для евреев в Люблине (Польша) Вильгельм Страус подробно рассказал на допросе, как он заставлял евреев копать в лагере ямы, а затем выстрелом в затылок убивал их. Таким путем в сентябре 1943 года он лично расстрелял 45 человек. Только 3 и 4 ноября 1943 года в этом лагере при его непосредственном участии было расстреляно 1200 евреев.