покаивать его, рекомендовал обжаловать решение КГБ в ЦК КПСС. Так поступить рекомендовал и зав. админотделом Н. Р. Миронов, во время встречи со мной, но Николай Григорьевич отвечал, что это ему не нужно, нанесенные травмы, мол, этим все равно не залечишь! Последнее письмо от него было отправлено 16.09.1962 года, а вскоре он ушел из жизни. Жаль, жаль, жаль!
Снова в Железной дивизии
В августе 1958 года генералом Кравченко Н. Г. я был представлен к назначению на должность начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по 24-й мотострелковой дивизии. Для этого начальник 2-го сектора полковник А. Е. Петрухин составил аттестацию и если ее сравнить с заключением, подписанным Кравченко и направленным в 3-е Главное Управление КГБ при СМ СССР, то увидим ряд вставок, которые он сделал, как это стало мне известно, в частности: «За весь период работы в органах госбезопасности тов. Грачев проявил себя грамотным, работоспособным, энергичным и добросовестным работником» И далее: «Умеет разобраться в любом сложном чекистском вопросе». Несмотря на то, что должность начальника особого отдела дивизии входит в номенклатуру 3-го Главного Управления и Административного сектора ЦК КПСС, назначение состоялось без вызова в Москву. Так через 8 лет я возвратился руководить органом, где оставались еще некоторые оперработники, которые знали меня как секретаря – шифровальщика и оперуполномоченного. Приняли меня они доброжелательно, с искренними поздравлениями.
Осенью 1959 года 24-я железная дивизия комбинированным способом (по воздуху и ж.д.) перевозилась в район Белой Церкви, Фастова и Житомира, участвовала в оперативном учении, где «уничтожила» воздушный десант «противника». Командовал дивизией в это время (с 1957 по 1960 гг.) Герой Советского Союза генерал-майор Николай Иванович Завьялов. Министр обороны наградил его за успешное участие в учении ценным подарком. В учении участвовал начальник ГРУ Генштаба генерал армии Серов. При представлении ему проявил ко мне доброжелательное отношение, интересовался состоянием работы и взаимоотношениями с командованием. При воспоминаниях о Кравченко заявил: «Если бы я остался Председателем, ни за что бы его не уволил. Его надо было сохранить как память о прошлых заслугах, получивших международное признание».
В должности начальника особого отдела дивизии мне пришлось осваивать очень важный участок деятельности, непосредственно влияющий на результативность оперативной работы. Надо было выработать умение плодотворно поддерживать взаимоотношения с командованием и политорганами, учитывая личностные качества их руководителей, чтобы извлекать от этого обоюдно желаемую пользу как в обеспечении государственной безопасности и боеспособности, так и уставного порядка.
В 24-й железной дивизии за период с февраля 1955 года до 2 июня 1960 года имел честь работать и эффективно взаимодействовать, увязывая оперативные мероприятия с войсковыми, с такими известными ее командирами как генерал-майор Александр Иванович Казьмин (1913–1988), Герой Советского Союза генерал-майор Николай Иванович Завьялов (1913–1989) и Степан Кузьмич Самаркин (1918–1986), храня о них самые добрые воспоминания, поскольку проявляли они достойные высокой чести личные человеческие, моральные, культурные и профессиональные качества, свое полководческое искусство, развитое на творческом применении опыта Великой Отечественной войны.
Это были годы военной научно-технической революции. В Вооруженных силах СССР шел процесс внедрения оперативного и тактического ядерного оружия. На базе Железной проводились опытные, исследовательские, показные тактические учения, испытания новых противотанковых средств по планам Генштаба, Главного штаба Сухопутных войск. Вырабатывались новые способы ведения общевойскового боя с применением ядерного оружия. В этих мероприятиях принимали участие руководители министерства обороны СССР, стран Варшавского договора, слушатели 2-го курса Военной академии имени М. В. Фрунзе. Всюду ответственными лицами являются генералы всех рангов и маршалы Советского Союза, а ты начальник особого отдела – капитан, а с декабря 1959 года майор, и тебе решать с ними важные вопросы государственной безопасности, которую лично я считал первостепенно-важной, в отличие от тех начальников, пришедших по партийному набору в органы военной контрразведки, которые думали, что командовать войсками важнее, чем оперативно их обслуживать. Мне еще на фронтовых курсах «Смерш» преподаватели из поколения Дзержинского навсегда вбили в голову, что для того, чтобы выиграть сражение – нужна армия, а для того, чтобы проиграть, достаточно одного неразоблаченного шпиона в штабе.
В. Е. Грачев – начальник ОО КГБ по 24-й мсд
Без разведки армия слепа, без контрразведки – беззащитна.
Начиная с 1957 года возможности американского ЦРУ и других западных спецслужб в ведении шпионажа против советских войск во многом возросли. Были приняты правительственные решения о более свободном въезде в СССР, пошел приток туристов и приездов родственников из разных капстран, которых все разведки мира под координирующим началом ЦРУ США стали в нужных им районах использовать для сбора шпионских сведений о войсках. Приток таких лиц в районы войсковой деятельности Железной всегда был значительным. Не забывали с посещениями их и кадровые разведчики, действовавшие под различными дипломатическими прикрытиями.
Взаимодействие с командованием проводилось по отдельно разработанным планам на весь период войсковой активности. В них указывались оперативные мероприятия контрразведки и командования, обеспечивающие строжайший режим секретности указанных выше новшеств в войсках, особенно в период войсковых учений, проводимых применительно к боевой готовности в условиях ракетно-ядерной войны. Особое внимание уделялось также мероприятиям, направленным на то, чтобы скрыть запасные районы выхода войск по мобилизационным планам на военный период и подать о них дезинформацию. В этой совместной работе хочу выделить С. К. Самаркииа, когда он был с 1956 по 1959 год начальником штаба, а затем стал комдивом, а также полковника И. Н. Павлова, ставшего в 1959 году начальником штаба дивизии и проявившего себя талантливым плановиком стратегии и тактики обучения войск, и разработки дезинформации о них. С. К. Самаркиным поддерживал на полном взаимопонимании деловые и дружеские отношения, которые продолжались и перепиской, когда он убыл в Свердловск на должность начальника суворовского училища, поскольку имел не только военное академическое образование, а и гражданское педагогическое, боевой опыт и творческие способности в развитии теории военного дела. Всегда любовался им, когда проходил разбор учения, проводившегося на базе Железной для выпускников военной академии. Они задавали ему массу вопросов, а он отвечал так, что каждому из них становилось ясно: до его уровня надо еще много и долго учиться.
Неплохо складывались взаимоотношения и с генералом А. И. Казьминым, несмотря на то, что он знал о том что Особый отдел долгое время занимался его проверкой, обусловленной тем, что при выходе из окружения в 1941 году он в одном из белорусских сел примкнул к партизанскому отряду, который вскоре немцами был полностью уничтожен и все без исключения односельчане считали: отряд предал примкнувший к нему военный и только он остался живым. А. И. Казьмин вышел из окружения без удостоверения личности и партбилета. Когда я был оперуполномоченным по обслуживанию седьмого полка, а он был зам. командира полка, и мы однажды встретились. Все офицеры полка были на партсобрании, а он бродил по территории и обратился ко мне с обидой, что органы выражают ему недоверие и он не может восстановиться членом КПСС. Подробно рассказал: как он сумел, будучи лучше подготовлен в военном отношении, выйти из осады немцами партизанского отряда. Об этом было доложено начальнику отдела И. С. Ходченкову и он, ознакомившись с материалами разработки на А. И. Казьмина, приказал их уничтожить, так как за весь период его изучения ни одного обоснованного подозрения добыто не было, а командованием он характеризовался исключительно положительно. А. И. Казьмин не забывал о повышении своего интеллектуального уровня, расширении оперативно-тактического и философского уровня. Всегда был склонен выставлять себя в привлекательном виде перед начальством. Ко мне относился доброжелательно. Воспринимал мои информации и предложения по-деловому, работать с ним было интересно. В последствии у него пошел быстрый карьерный рост и в 1974 году уволился в запас генерал-полковником.
Следует признаться. Не всегда так, как этого хотелось бы, складывались взаимоотношения с командованием и высокими начальниками, с которыми приходилось встречаться в деловой обстановке. В частности, тяжко складывалось взаимопонимание с комдивом Николаем Ивановичем Завьяловым. Он крайне болезненно воспринимал информацию о вскрываемых в частях дивизии происшествиях, серьезных недостатках в войсковой подготовке и дисциплине. Пытался своими проверками опровергать и при этом однажды, размахивая предо мною кулаком, угрожал: «Я никому не позволю позорить дивизию натасканными недостатками». В ответ получал: «А я никому не позволю размахивать перед моим лицом кулаками, несмотря на их звания и заслуги». Информация по этому поводу была направлена Военному совету армии, прибыла авторитетная комиссия, информация подтвердилась с существенной прибавкой недостатков. Н. И. Завьялов и другие виновники подверглись дисциплинарному взысканию. После он изменил свою тактику, опровергать не пытался, стал каждый раз уговаривать: не сообщать верхам, что он сам примет необходимые меры. Иногда приходилось угождать ему в этом. Отношения постепенно нормализовались на деловой, принципиальной основе. Воспринимался он в целом мною порядочным, заботливым и трудолюбивым командиром, показательно проведшим несколько дивизионных учений. В 1960 году Железная показала высокую полевую выучку по комплексной теме: на Яворовском, Каменко-Бучском, Тучинском (под Ровно), Новгород-Волынском полигонах. Глубина боевых действий составляла 300 км. При среднем темпе наступления 100 км в сутки. Особый отдел в тесном взаимодействии с соответствующими территориальными органами КГБ осуществили комплекс взаимно координированных мер по отдельному плану, обеспечивших государственную безопасность войск и секретность их боевых действий, выявить отдельных иностранцев и пресечь их попытки проникнуть в район учения, а также взять по этим признакам в проверку отдельных советских граждан. Отмечая заслуги Особого отдела дивизии в обеспечении режима секретности учения и проведенных дезинфорнационых мероприятий, Завьялов наградил меня ценным подарком.