Отец не простил до самой кончины. Россия, которую он предал, тоже не сможет это сделать, ибо нет прощения изменнику, тем более военному в ипостаси офицера-разведчика.
Узнав о побеге за границу любимого внука, совестливый дед Резуна Василий не смог выдержать позора, выпавшего на его честную семью. Затосковал, стал больше молчать, с соседями перестал общаться. А потом закончил земную жизнь грехом христианским. Он неожиданно для родственников повесился, хотя все время до этого был жизнелюбом.
Отец Резуна, зная не понаслышке, что такое армейская служба, никак не мог согласиться с известием, что его сын предатель, что сбежал к противнику во время боевой работы (для разведчика она таковая всегда), что не пожелал сын встретиться с отцом в Лондоне, куда выезжал родитель. Он считал, что его выкрали, а потом чем-то опоили.
После этого он стал чаще хворать, сделался ипохондриком — тяжелые мысли в депрессиях грызли совесть. На первые книжки сына реагировал болезненно, потому что знал войну лучше его. По поводу просьбы Владимира простить его ответил коротко и резко: «Не могу!» А уже перед самой кончиной искренне заявил: «Сын принес семье больше горя, чем Гитлер».
Дочь Резуна Оксана, по данным английских журналистов, стала в семье неуправляемой. Несколько раз ее задерживала полиция за хулиганство. Последний раз была поймана охраной супермаркета за воровство товара.
Жена Татьяна, хлебнув по полной позора и тяжело пережив «добровольный плен», несколько раз психологически срывалась. Она стала частой гостьей психбольницы. Сам же «известный разведчик — писатель и знаток ГРУ» сейчас много пьет, считая, что жизнь — это такая штука, из которой живым не выбраться.
Вот так, видно, Бог наказывает иудино племя!
Бывший диссидент Буковский, пытаясь показать сложность условий, в которых работает Резун в Англии, говорит, что «приговоренный заочно к смертной казни, он был вынужден находиться под постоянной охраной, считаться с требованиями своих ангелов-хранителей…»
И тут ложь. Суд и только суд определяет меру ответственности и выносит вердикт. Никакого суда не было, значит, и о приговоре не может быть и речи! Его пока осудили коллеги, отец и порядочные люди.
А охрану он заслужил. В передаче Би-би-си под названием «Шпионская война» швейцарский специалист по разведке Карл Луонд в 1979 году так прокомментировал уход Резуна:
«Говорят, что Резун перебежал с помощью своих британских друзей из МИ-6. Возможно… он знает имена… офицеров КГБ в Женеве. Одним из интересных фактов является то, что сейчас, спустя более года после его побега, англичане продолжают получать от него ценнейшую информацию».
Вот откуда деньги на охрану!
«Разведка — самая неблагодарная в мире работа, — пишет «знаток» разведки. — Тот, кто ошибался, кто проваливался, кого повесили — тот знаменит». Но сюда можно добавить еще одну категорию «героев»: тот, кто предал альма-матер — разведку, оказывается, тоже попадает в «знаменитости». Только вот вопрос: с каким ярлыком или знаком?
В «Аквариуме» есть примечательные для создавшейся ситуации слова, сказанные то ли самим Резуном, то ли кем-то другим и только озвученные им, неважно:
«У каждого человека в голове есть блестящие идеи, и каждый человек страдает в жизни больше всего от того, что его никто не слушает. Самая большая проблема в жизни для каждого человека — найти себе слушателя. Но это невозможно сделать, так как все остальные люди заняты тем же самым — поиском слушателя для себя. Главное в искусстве вербовать — умение внимательно слушать собеседника, слушать…»
Для того чтобы абсурдная идея стала правдоподобной, надо ее подать. Кроме всего прочего, в красивой и невероятной упаковке, называемой кратким, но емким словом — ложь. Людям надоедает одна и та же пища, а поэтому хочется перемен. Именно на это рассчитаны «откровения» Резуна.
«Дурак льстит самому себе, умный льстит дураку», — гласит народная мудрость. Глядя на ажиотаж вокруг книг предателей Родины — Гордиевского, Резуна, Калугина и других иуд, — становится понятным, почему они избрали ложь в качестве своих аргументов.
«Лгать самому себе для своей выгоды — подделка, лгать для выгоды другого — подлог, лгать для того, чтобы навредить, — клевета, это худший вред лжи», — писал когда-то Жан Жак Руссо.
Недавно Стороженко зашел в свой любимый магазин «Библио-Глобус», что на Мясницкой. Еще несколько месяцев назад в историческом отделе суворовское творчество лежало на верхних полках, прямо на виду — на уровне глаз. На этот раз книг Резуна на старом месте он не нашел.
Поинтересовался у продавщицы. Миловидная девушка, как бы извиняясь, заметила:
— Поищите там. Мы их отправили на нижнюю полку. В последнее время нет никакой реализации суворовской науки предавать!
Ее ответ поразил Стороженко.
После этих слов Николай взглянул под ноги и почти на полу увидел то, что претендовало на поиск «исторической истины», а обернулось желчным пасквилем в отношении многострадальной Отчизны.
«Пройдет еще немного времени, — подумал ветеран, — и все встанет на свои места. Многочисленные опусы Резуна превратятся в макулатуру, а Суворов для россиян будет только один — Александр Васильевич, с его одной, но бессмертной книгой — «Наука побеждать»!
Глава десятаяНеразоблаченный оборотень
Сравнить предателя не с кем и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы.
Мерно постукивает красная секундная стрелка старых электрических часов на стене кабинета. Стороженко сидел за стопкой очередной оперативной почты. Много было шифротелеграмм по обстановке в зарубежных аппаратах ГРУ, ответов на запросы, агентурных сообщений и прочих материалов, которые надо было рассмотреть, а некоторые доложить вышестоящему руководству.
Тишину творческого процесса неожиданно разорвал звонкий голос аппарата ОС. Звонил с объекта ГРУ старший оперуполномоченный майор Пашкин. Он ошарашил начальника отделения «чэпэшной» вестью — в посольстве СССР в Афинах исчез сотрудник военной разведки полковник Сергей Бохан.
Поиски офицера в течение суток не дали никаких результатов. Местная полиция тоже была в неведении, хотя сразу же подключилась к розыску. Иностранные посольства, в том числе американское, в категоричной форме отрицали факт обращения к ним советского дипломата.
— Михаил Иванович, — спокойно сказал Стороженко оперативнику, — по приезде в отдел доложите все материалы по беглецу. Мне кажется, он уже где-то попадал в наше поле зрения, не вспомните?
— Да, проходил по первой командировке, но подробности я вам доложить сейчас не смогу.
— Свяжитесь с руководством, ознакомьтесь с результатами предварительного разбирательства в ГРУ, установите служебные и бытовые связи беглеца. Позвоните куратору этой резидентуры по линии внешней контрразведки. Меня больше интересует один вопрос: с какими документами, особенно по людям — надеюсь, понимаете, о чем речь идет, — Бохан соприкасался, где эти помощники? Их судьбы…
Он долго перечислял ему необходимые дополнительные меры для проведения качественного анализа и выдвижения вероятных оперативных версий.
Полковник Бохан в Греции был второй раз. Обстановку в стране пребывания знал прекрасно. Завел широкие связи среди бизнесменов, журналистов, политологов, что ему было необходимо по «крышевой» должности, первого секретаря посольства.
В Центр он посылал материалы, которые по-разному оценивались, чаще всего невысоко, однако нахождение в командировке он умело прикрывал видимостью постоянной черновой работы с якобы перспективами приобретения новых глубоких источников информации.
Ему верили и надеялись на отдачу — скорый результат. По наблюдениям сослуживцев, у него водились большие деньги. Семья жила не по средствам — это замечали многие. Одни считали, что он ворует из сумм, предназначенных для оплаты агентуры, — недодает помощникам. Другие подозревали его и жену в крупных спекулятивных сделках, в том числе и в операциях на ниве нумизматики, которой он увлекался уже не один год. Третьи — их было мало — считали, что он прирабатывает где-то на стороне, причем грязным путем, вплоть до предательства.
Были у него и какие-то личные связи среди спекулянтов-дельцов. Общался с богатыми нумизматами Афин. За первый год второй командировки приобрел несколько комплектов дорогой видеоаппаратуры, мебели, автомашину «Волга» с дизельным двигателем, что было в то время вершиной мечтаний любого советского обывателя, и много «шмоток», как любил выражаться сам исчезнувший.
Вещизм, страсть к накопительству поглощали все остальное. Мысли выстраивались в одном направлении: жить лучше других любыми путями. Эти пути, естественно, творил супруг, державший жену практически в роли служанки. Он был по масштабу личности для жены лидером в семье, а потому она и дети шли за ним и безропотно повиновались мужу и отцу.
Ярким майским утром, захватив жену, Бохан отправился на машине прогуляться по окрестностям древнего города. До Эгейского моря было рукой подать. Он двинулся по этому маршруту, согласовав его с местными властями и своим начальством.
Греция нравилась ему климатом и историей. Он с интересом рассказывал жене и детям о далеком былом этого живописного края. Еще в первой командировке он показывал семейству древние стены беломраморного Акрополя, легендарную гору Олимп. Ездил по стране много и часто. Вот и сейчас из окон машины они любовались крутыми склонами невысоких гор из сланца и гранита. Межгорные котлованы утопали в зелени садов и оливковых рощ. Реки, коротенькие, с быстрым течением, напоминали Кавказ. Проплывала сказочная растительность: мирт, древесный вереск, земляничные деревья и прочее.
Сколько бы они ни колесили по стране, жена всегда с наслаждением любовалась прелестями окружающего. Она умела искренне удивляться, заражая этим других членов семейства.