«Откуда она знает о моем пристрастии к сухим винам? — настойчиво застучал вопрос в голове. — Наверное, просто так. Хотя…»
— Здравствуй, хозяйка!
— Добрый вечер, столяр! — улыбнулась женщина.
— У тебя все нормально, планы не меняются?
— Какие могут быть перемены, когда рядом такой представительный кавалер?!
Опытный взгляд Ветрова заметил в бегающих глазах и чуть уловимом дрожании в голосе дамы какое-то беспокойство. Она улыбалась, шутила, строила глазки, но, как показалось Николаю, думала о чем-то другом, очень далеком от обстановки в салоне машины, которую вела уверенно и даже лихо.
«Что это с ней, — подумал Николай, — неужели готовится провокация? Зачем же я ищу на свою голову приключений? Но не в моем характере сходить с половины дистанции. Спокойнее, Коля, не пугай себя, а то так можно и беду накликать. Если это подстава — отыграюсь!»
— У тебя какие-то неприятности? — спросил неожиданно Николай, не узнав своего осевшего от волнения голоса.
— С чего ты это взял? Просто замоталась на работе. Ничего, снимем усталость. Надо быть оптимистом, иначе в этой жизни быстренько свернешься, как подожженная береста. Хочется уже отдохнуть, — ответила женщина за рулем.
Они подъехали к небольшому отелю. Поднялись на второй этаж в номер люкс, представляющий собой двухкомнатную квартиру с большой кухней. В центре ее стоял круглый стол из мореного дуба с четырьмя табуретками, сделанными из этого же материала. Слева от стола на стене висели полки, выполненные под старину. На них стояли чашки, тарелочки, кувшинчики, бутылки и разные безделушки.
— Вот здесь я живу, коротая в одиночестве пустые вечера, — произнесла нежным голосом Сюзанна.
— Ну что ж, приличное жилище. В нем можно и нужно только отдыхать.
— Мы жить плохо просто не умеем, — засмеялась женщина.
— Лицо хозяйки показывает кухня. Порядок, уют, чистота, — заметил гость, нежно обняв подругу за талию.
— Я приготовлю что-нибудь, а ты иди в комнату. Посмотришь, пока я буду готовить застолье, неплохой фильм. Я сейчас поставлю кассету.
Она проводила «любовника» в комнату и включила видеомагнитофон. Начало фильма он пропустил за разговорами и разглядыванием интерьера комнаты. Взглянув на экран после ее ухода, он увидел картину какой-то драки гангстеров-мафиози с итальянскими карабинерами.
За журнальным столиком стояли два небольших кресла, обшитых кожей зеленого цвета. На стене висела репродукция картины Ж.-Б. Лепренса. В темном углу стояли огромные напольные часы. Длиннющий маятник, раскачиваясь, издавал звуки, напоминающие удары метронома, которые передавались по радио в Союзе в память о павших на полях сражений в День Победы.
«Как же они должны бить, если так звонко ходят?» — подумал Николай и живо обернулся в сторону входящей Сюзанны с подносом, заставленным всякими яствами. Вторым выходом она принесла бутылку красного вина и два фужера, играющих точеными гранями дорогого хрусталя.
— Извини, пожалуйста, за задержку. А теперь можно и присесть. Может, тебе виски?
— Да нет, не стоит мешать этот шотландский самогон с таким благородным красным напитком.
— Твоя воля. Тогда давай выпьем за надежду. Ни один врач не знает такого лекарства для усталого тела и измученной души, как надежда, — украсила тост словами Стефана Цвейга счастливая Сюзанна и внимательно посмотрела на гостя.
— За такой оптимизм грех не выпить. Полностью присоединяюсь к тосту. Только разреши я добавлю: надежда сопровождает нас всю жизнь и не покидает даже на смертном одре, — поддержал Николай.
— Ты слишком приземлил это чувство. Надеяться — это верить, а вера всегда двигала человечество вперед. Так давай выпьем за локомотив прогресса…
Бутылка скоро стала пуста. Опорожнили и вторую. Потом попробовали виски. Они весело щебетали, обнимаясь, сидя в креслах, поставленных рядышком. Ее льняные волосы, накрученные крупными локонами, источали тонкий запах французских духов «Клима», точно таких, какими пользовалась Лариса. От этого на душе сделалось не по себе, но хмель и близость разгоряченного женского тела вытеснили всякие сомнения и угрызения совести.
Сюзанна то бросалась в объятия Николая, то, подобрав свои длинные ноги, садилась в кресло и умиленно смотрела на своего гостя. Ее круглые, крупные колени, выставленные вперед, слепили разум и возбуждали страсть.
— Ник, я твоя. пойдем, — стонала женщина, повиснув на кавалере. — Подожди.
Она последовала в ванную комнату и через несколько минут вышла в легком полупрозрачном халатике.
— Можешь охладиться и ты. Свежий халат и полотенце висят на крючке. Давай, милый, мы же без комплексов.
Розовая спальня, розовое постельное белье на широкой венской кровати, красные обои, торопливые шаги к ней, уже лежащей и протягивающей руки.
Поздно вечером он добрался домой. Успокоенность и одухотворенность — с одной стороны, брезгливость и нарастающее осуждение собственного проступка — с другой, слились в ощущаемый ком где-то за грудиной. Он то пропадал, то снова поднимался и подступал к горлу.
Он лежал на диване и смотрел в потолок темной комнаты. По ее стенам изредка пробегали блики от фар проезжающих автомашин. Если на период близости с Сюзи в нем на время умолк разведчик, то сейчас он говорил языком трезвых доводов и требовал ответа на вопрос: что это — случайность или подстава?
«Неужели это то, что когда-то сделали для иностранных дипломатов Гиммлер с Гейдрихом — «Салон Китти», — подставляя им женщин из высших кругов германского общества и слушая через прослушки всякую пьяную откровенность высокопоставленных гостей. Правда, в данном случае социальный уровень дамы пониже, но красотой она могла дать фору тем жрицам любви…
Вообще-то похоже, но играть буду до конца. Надо выяснить поподробнее в отношении супруга», — решил Николай.
Зайдя как-то в магазин через неделю после той бурной вечеринки, он увидел Сюзи и поразился: она была еще краше. Договорились встретиться у нее в пятницу.
— Я буду ждать, милый. Ты дорогу знаешь, — улыбнулась красавица и как-то особенно, с грустинкой посмотрела на Николая.
Ровно в 18.00 в пятницу Ветров нажал кнопку звонка квартиры американки. Дверь моментально открылась, и в проеме показался расплывшийся в улыбке худощавый мужчина.
— Вы к Сюзанне?
— Да.
— Проходите. Я брат ее. родной брат. Приехал по ее просьбе. Она заболела. Часа два, как отвезли в больницу. Она просила вас дождаться и предупредить, — на ломаном русском языке проговорил незнакомец.
Только сейчас Николай осязаемо, вспененным от неожиданности рассудком понял, что он стоит на пороге ЧП, что надвигается провокация, а он, глупец, становится ее жертвой. Он уловил замысел режиссеров и решил свою роль в этом спектакле доиграть достойно и до победного конца. Как профессионал, он понимал, что трусость в создавшемся положении ему не советчица, а поэтому приготовился принять удар спецслужбы и по-спортивному ответить на него своеобразным волейбольным блоком, который он умел ставить и держать.
«Братец» предложил кресло, в котором еще недавно сидел Николай, целуясь с Сюзи.
— Завать миня Борисом, — представился мужчина, коверкая русские слова.
— Надеюсь, мне вам представляться не надо. «Сестричка» вам рассказала обо мне, — съязвил россиянин.
— Да, она вся во власти воспоминаний, — явно слукавил тот, кто назвался Борисом.
В дверь коротко позвонили. Вошел низенького росточка, головастый, рано начавший лысеть красномордый неизвестный. Создавалось такое впечатление, что ягодицы его из-за коротких ног доходили до уровня колен. Вспотевшее лицо незнакомца выдавало волнение или вчерашний перепой. Волосы от пота сбоку головы слиплись рыжей куделью.
— Майкл Зенчук… Посольство Соединенных Штатов Америки в Белграде, — явно наигранно и смело отрекомендовался он, почти не глядя ни на того, кто представился «братом» Сюзанны, ни на Николая. Его взор, устремленный в простенок, поначалу зародил у Ветрова мысль, что этот урод в телосложении еще и косой.
— Николай Ветров, посольство Советского Союза, — с достоинством ответил майор.
— Будем знакомы. будем знакомиться поближе, — заволновался Борис, подобострастно глядя на Зенчука, очевидно, своего шефа. «Брат» как-то извинительно посмотрел на советского гостя.
По правде, американцы не ожидали встретить такого спокойствия со стороны россиянина, попавшегося на «медовой ловушке». Смелый его ответ серьезно встревожил Майкла, считавшего, что Ветров долго не будет сопротивляться, сдастся, как когда-то это сделали Филатов и ему подобные.
Зенчук трясущими руками полез в карман кожаной папки и бросил Ветрову конверт, из которого выпали цветные фотографии, веером разлетевшиеся по лаковой поверхности стола.
Николай внешне спокойно стал рассматривать снимки, на которых он сгорал в пламени страстей. Как вспышка молнии, мозг озарила когда-то выуженная и твердо запомнившаяся мысль: человек находит для оправдания своих действий любую причину, кроме одной; для своих преступлений — любое оправдание, кроме одного; для своей безопасности — любой повод, кроме одного; а этим одним является трусость.
«Ни в коем случае нельзя дать сломать себя, надо переиграть этих кретинов, нельзя показать, что я испугался, что я струсил… И я это сделаю уже здесь», — успокаивал себя офицер.
— Ну, как качество: резкость, цветопередача, ракурсы? — съязвил Зенчук.
— Это что, Сюзанна передала мне на память?
— Что-о-о? Я вас не понял, — Майкл криво усмехнулся, — вы же у нас в кармане. Представьте такой момент: эти фото лягут на стол вашему начальству или станут достоянием супруги. Каково?
После этих жестких слов вербовщик уставился жабьими глазами на россиянина, пытаясь понять по его лицу реакцию на главный козырь в начатой игре грубой компрометации.
— Так я и не понял: вы дарите мне эти доказательства красивого времяпрепровождения с вашим агентом или пытаетесь шантажировать ими?