Под монотонный гул моторов Кваст не заметил, как задремал. Пробуждение было внезапным. Самолет тряхнуло на воздушной яме. Он бросил взгляд на часы и приник к иллюминатору. Они пролетали над линией фронта. О ней напоминал холодно мерцающий пунктир артиллерийской перестрелки. Русские зенитки молчали, а в чернильном ночном небе не было видно хищных силуэтов истребителей. Похоже, посты воздушного наблюдения не заметили нарушителя, и нервное напряжение, царившее на борту, спало. Диверсанты оживились, загремели кружки, и ароматный запах настоящего кофе прогнал остатки сна.
Прошло еще около часа. Из кабины пилотов показался штурман и предупредил о скорой посадке. Лица Кваста и диверсантов затвердели, руки привычно проверили оружие. Разговоры стихли. Они напрягали слух, пытаясь уловить за шумом моторов «Ю-290» чужой, грозящий опасностью звук русских истребителей и вглядывались во враждебную им землю. Она словно затаилась. Кваст пытался определить местонахождение, но все было тщетно: ни один огонек, ни одно движение не нарушали безмолвия бескрайней калмыцкой степи.
Внезапно слабая вспышка озарила бледным светом серые лица-маски диверсантов и тут же погасла. Прошло еще мгновение. И на востоке ночную темноту рассекла алая, напоминающая открытую рану полоска: над горизонтом показалась багровая кромка солнца. Степь проснулась. Далеко внизу живым, слепящим глаза серебром вспыхнул лиман Большой Маныч. Огромным ятаганом он вытянулся с запада на восток. Слева в котловине крохотными кубиками и прямоугольниками просматривался небольшой поселок. Кваст догадался — это Элиста!
Рев двигателей сорвался на визг. Самолет резко пошел на снижение. В ушах заломило. Бешеная тряска продолжалась несколько минут, потом последовал тупой удар. Ровная, как стол, калмыцкая степь оказалась идеальным аэродромом. Опасения Кваста, что тяжелая машина может повредить шасси, не подтвердились. Пока все шло гладко. Асы из люфтваффе не подкачали.
«Ю-290» быстро погасил скорость и остановился как вкопанный в десятке метров от неглубокой балки. Лопасти винтов бессильно обвисли, и наступившую тишину нарушил сухой скрип шарниров аппарели крышки грузового люка. В его проеме проглянул клочок серой, покрытой скудной растительностью степи. Кваст первым поднялся на выход, вслед за ним на землю, как горох, посыпались диверсанты.
Группа разведки выдвинулась вперед и, не обнаружив ни одной живой души, вскоре возвратилась обратно. Находившаяся поблизости кошара оказалась пустой; хозяева, судя по всему, давно покинули ее. Кваст довольно поглаживал осанистую бороду, вдыхал полной грудью и не мог надышаться бодрящим утренним воздухом. Запах полыни и первого успеха пьянил и кружил голову. Обер-лейтенант Ганс Ганзен, не дожидаясь команды, принялся готовить для работы мощный 40-ваттный передатчик (SE90/40), смонтированный вместе с антенной и приемником в огромном чемодане — в простонародье «мечта оккупанта».
В первой радиограмме, ушедшей в штаб «Валли-1», Кваст был скуп. Он сообщил о благополучной посадке, отсутствии противника и начале выдвижения отряда в район оперативного базирования. Затем диверсанты, не разводя костров, перекусили сухим пайком и, построившись в походную колонну, приготовились к маршу. Экипаж «Ю-290» поднялся на борт, двигатели простуженно чихнули, лопасти винтов лениво рубанули воздух. И в этот миг на востоке в зыбком утреннем мареве возникли три черные точки. Они стремительно приближались и на глазах приобретали зримые очертания.
Лихорадочная суета экипажа «Ю-290» и диверсантов уже не могла изменить положения. Искать спасения в небе было поздно. С него обрушился шквал огня. Русские истребители методично, словно на тренировке, один за другим заходили в атаку. Пулеметные очереди рвали в клочья огромную, беспомощную тушу «Ю-290» и не давали диверсантам оторвать головы от земли. Их автоматный и пулеметный огонь не мог причинить вреда советским летчикам. Квасту казалось, что этому кошмару не будет конца. Наконец налет закончился, и он начал подсчитывать потери. Но они оказались не окончательными.
Внезапно, будто из-под земли, показались группы захвата контрразведки. Бой разгорелся с новой силой. В нем диверсанты и экипаж самолета потеряли шестерых, четырнадцати удалось вырваться из кольца окружения, а оставшиеся в живых двенадцать человек и вместе с ними Кваст сдались в плен. Разъяренные ожесточенным сопротивлением и собственными потерями контрразведчики готовы были разорвать их на части. Кваст отдавал себе отчет, что Россия — это не Швеция, где ему приходилось работать в «белых перчатках». Здесь вместе с бородой легко было потерять и голову. Он решил, что лучше сохранить и то и другое.
Прошло несколько часов с момента высадки десанта, и кадровые сотрудники абвера один за другим начали менять профессиональную ориентацию. Первым пошел на сотрудничество с советскими контрразведчиками Кваст. Его примеру последовал радист обер-лейтенант Ганзен. Их вербовка была закреплена подписками о сотрудничестве. Для конспирации в работе контрразведчики присвоили Квасту-Шеллеру псевдоним Борода, а Ганзену — Колонизатор. В то же день спецсообщение об этом, а также о захвате шифров и радиоаппаратуры ушло в Москву.
На Лубянке сложившуюся ситуацию оценили как весьма перспективную. Отправка Квастом радиограммы в адрес штаба «Валли-1» о благополучной высадке десанта и начале работы создавала благоприятные условия для завязывания масштабной радиоигры с гитлеровской разведкой. Загвоздкой был самолет: такое огромное «шило» требовалось грамотно утаить. Но это уже была чисто техническая сторона дела. Поэтому нарком внутренних дел СССР Л. Берия в своей служебной записке от 26 мая 1944 года, направленной на имя начальника ГУКР Смерш НКО СССР В. Абакумова, указал:
«Пойманные работниками НКВД — НКГБ парашютисты представляют большой интерес. По-видимому, немцы не знают, что калмыки высланы, но, несмотря на это, есть остатки бандитов из калмыков, с которыми немцы будут связываться. Поэтому тов. Леонтьеву всю работу сосредоточить в руках товарищей Свирина, Лукьянова и Михайлова. Тов. Мешику принять активное участие. То же надо сделать и по Гурьевской области. Представьте план мероприятий и регулярно докладывайте».
С того дня операция, получившая в советской контрразведке кодовое название «Арийцы», бумерангом возвращалась к абверу. Основные ее нити держали в своих руках профессионалы «войны в эфире»: начальник 3-го отдела ГУКР Смерш НКО СССР генерал-майор В. Барышников и его подчиненные — Г. Григоренко, Д. Тарасов и В. Фролов. За их спиной уже был опыт такой сложнейшей операции, как радиоигра «Загадка». И первое, что они сделали, — постарались снять все подозрения у руководства абвера в провале задуманной им операции по созданию опорной базы для переброски «Калмыцкого корпуса доктора Долля».
В очередной радиограмме 30 мая Кваст-Борода сообщил в Берлин:
«Посадка в 04–55 московского времени. В 12–40 атака русских истребителей. «Ю» — уничтожен. Необходимое снаряжение спасли, без воды и продуктов. Гремер, Ханлапов, Беспалов, Мухин, два калмыка убиты. Осетров ранен. Перешли положение один, пески, район Яшкуль. Положение благоприятное, связались с партизанами, охрана обеспечена. Разведка калмыков узнала, что посадку «Ю» заметили русские. Из Сталинграда и Астрахани прислали истребители. Ошибка «Ю» — садиться днем, долго сидел, надо ночью. Площадку готовим. До полного выяснения мною обстановки мер не принимайте. Радистом использую обер-лейтенанта Ганзена. Слушаю Вас по плану. Прошу указаний. Кваст».
Ее содержание не вызвало каких-либо подозрений у руководства абвера. В радиограмме отсутствовал условный сигнал о том, что Ганзен работает под контролем советской контрразведки. Тем более легендарная личность самого Шеллера — до мозга костей наци — снимала все сомнения. В Берлине смирились с потерей самолета и экипажа и теперь спешили расширить плацдарм.
Ситуация на Восточном фронте, да и положение самого абвера с каждым днем становились все хуже. И потому Шеллера торопили с установлением контактов с местными повстанцами и созданием условий для переброски «Калмыцкого корпуса доктора Долля». В руководстве Смерша тоже не дремали и старались упредить возможную и неподконтрольную ему инициативу абвера.
29 мая, за сутки до того, как Кваст отправил радиограмму своим бывшим начальникам, Абакумов распорядился, чтобы отдел контрразведки Смерш ПВО Южного фронта: «…обеспечил наблюдение за воздухом в районах, через которые возможен пролет вражеских самолетов из Румынии в бывшую Калмыкию и Западный Казахстан». Он также потребовал немедленно докладывать «о трассе пролета каждого вражеского самолета, идущего в тыловые районы Советского Союза».
Эта предусмотрительность контрразведчиков оказалась вовсе не лишней. После установления двухсторонней радиосвязи в тот же день гитлеровская разведка без уведомления Кваста-Бороды направила в Калмыкию самолет «Ю-252». Появившись в районе высадки отряда Кваста, он стал подавать условные световые сигналы. Руководители операции «Арийцы» посчитали более целесообразным самолет не сбивать и ответных сигналов не подавать. Они обоснованно полагали, что его направили с целью проведения разведки на месте и перепроверки доклада Кваста. Благополучное возвращение «Ю-252» на базу окончательно убедило штаб «Валли-1» в том, что отряд диверсантов действительно перебазировался в другое место и не работает под контролем советской контрразведки.
После этого одна за другой в адрес Кваста ушли радиограммы. Руководство абвера рассыпалось перед ним в благодарностях. В первой говорилось:
«Орган поздравляет. Принимаем меры для развития операции. Исполним указания, которые ожидаем от Вас. Операция в духе Римского два готовится. Когда должна начаться? Начальник органа».
Во второй, носившей ободряющий характер, сообщалось:
«Ю-252» был ночью 30 мая у Вас для помощи. Вас не нашел. Собственные имена и названия местности шифровать два раза. С этого момента только нормальные часы связи. Вскоре подбросим радистов. Всем привет. Ни пуха, ни пера. Капитан».