На самом деле план ГОЭЛРО был придуман и рожден в недрах царской России царскими инженерами. В России прошло семь (!!!) электротехнических съездов, то есть у нас была мощнейшая электротехническая школа, которая, конечно, в значительной мере была занесена с Запада. Немецкая фирма Siemens, американская Westinghouse, существующие до сих пор, уже развивали и строили здесь электростанции, породили некое сообщество. В то же время наши университеты плодили всё новых и новых энергетиков, электротехников, инженеров, поэтому здесь появились не просто какие-то мечтатели, а здесь родилась когорта из тысяч нужных людей. Ведь можно в Кремле что угодно придумать, план нарисовать, даже взять чужой план, но для того, чтобы его осуществить, нужны люди, которые умеют столбы поставить, умеют лампочку, что называется, вкрутить, знают, как распределительный щиток устроен и так далее. Таким образом, даже электрики низового уровня нужны, а ведь ещё нужны инженеры, которые знают, как, вообще говоря, устроена электростанция как таковая.
Так вот, таких инженеров было в Империи в огромном количестве, их уже породило царское образование, потому что тогда это была очень модная тема. Действительно, XIX век – это век, когда ещё люди пользовались лучинами, печками и керосиновыми лампами по всему миру, в том числе в так называемой цивилизованной Европе. Открытие электричества как такового – это было как завтрашний день, это как 30 лет назад появился интернет, и все кинулись в него с возгласами: «Ах, интернет! Здорово! Это же новая эпоха. Это изменения в мировой торговле. Это изменения в образе жизни, на рынке труда. Интернет полностью революционизирует всё-всё-всё вокруг». Точно так же было с электричеством. На стыке XIX–XX веков все молодые люди, все инженеры, все технари бредили электричеством и кинулись туда как в прорыв, как в модную отрасль. Это действительно было круто среди образованных выпускников ремесленных училищ, российских технических факультетов увлекаться темой электричества, фантазировать на эту тему, думать, где и как это всё можно применить, как с этим работать.
И придумано было очень много всего, в том числе был создан план ГОЭЛРО, который был донесен до Ленина Глебом Кржижановским. Кржижановский, кроме того, что был энергетиком, был ещё и революционером, начитавшимся так же модного среди молодежи Маркса. Он попал вместе с Лениным в его единственную ссылку – в Шушенское. Они там подружились, и вот через этот «портал» по имени Кржижановский, Ленину были внедрены мысли про электричество, мысли, которые были у этого огромного количества молодых российских инженеров. Если бы не это обстоятельство, возможно, Ленин так бы и увлекался только Марксом и вообще бы не узнал про электрификацию. Но после прихода к власти, Ленин про электричество вспомнил, были приглашены другие профессора, были использованы и работы Василия Гриневецкого, на тот момент очень авторитетного ученого. Они этот план и запустили, а доделывать его позже пришлось уже Сталину.
Кстати, тот же самый Гриневецкий в политических и социальных вопросах вообще был сторонником возрождения капитализма, это вообще был не марксистский экономист, это был экономист из царских университетов. Он в открытую говорил, что без капитализма, без инвестиций, без частной собственности Россию не поднять. Гриневецкий потом спокойно умер от тифа, никто его не успел репрессировать за такие речи, тем не менее говорить о том, что у истоков ГОЭЛРО стоял некий социалистический подход к экономике нам совершенно не приходится. Если уж был там кто-то «социалистический», то это был Кржижановский, но и он был энергетик, а не экономист.
А вот экономистом и учителем для всей прогрессивной молодежи того времени был Карл Баллод или Карл Балодис. Поскольку он родился в Прибалтике, был немцем по своему происхождению и свои основные работы писал на немецком языке, учился и преподавал в Германии, то в значительной степени он был немецким ученым, хотя родился в Российской империи, где был широко известен. Так вот, может быть, Балодис или Баллод был марксистом? Ничуть не бывало. Он был демографом, статистиком, как экономист, принадлежал к протекционистской школе и своим учителем числил известного теоретика протекционизма – Листа.
Немецкий экономист Фридрих Лист писал книги и работы против Адама Смита, защищал протекционизм, доказывал опять-таки на практике с огромным количеством статистики, что протекционизм нужен для развития. Листа не любил Карл Маркс, играя словами, называл экономическую теорию Листа «лукавой», так как в немецком языке “list” можно перевести как «лукавый».
Работа Листа «Национальная система политической экономии» повлияла на умы тысяч экономистов и государственных деятелей. Ей зачитывались в Америке, Африке, Азии, её боготворил Бисмарк, в России фанатом был Менделеев. А у Маркса – Лист – просто выразитель интересов реакционных кругов и дурачок, который ничего не понял.
Итак, с одной стороны, Лист не любил учителя Маркса – Адама Смита, а Маркс, в свою очередь, с другой стороны, мстил Листу, оскорбляя и унижая его. Мы видим, что Карл Баллод, как ученик Листа, находится внутри протекционистской, антимарксистской, антифритредерской, адамосмитовской традиции.
Более того, если мы пойдем ещё дальше, то на тот момент, в конце XVIII века – начале XIX века, философское обоснование этой протекционистской традиции, плановой экономики в немецкой традиции, в немецком социализме дал философ Иоганн Готлиб Фихте, один из первых антиглобалистов, который был учеником Иммануила Канта. Сам Кант – это, скорее, теоретик глобализма, который говорит, что мы должны стремиться к вечному миру, что страны должны объединяться друг с другом, из разных отдельных национальных стран они будут сливаться в некое единое общечеловеческое государство. Националист Фихте, который лично боролся с Наполеоном и был очень возмущен тем, что Наполеон вторгался в Германию, вообще считал, что, когда Кант говорит о какой-то единой Европе, он бредит прошлыми идеями. По Фихте, тенденция развития мира состоит вообще не в том, чтобы от наций мы пришли к единой Европе или к вечному единому миру. Всё это уже было, говорит Фихте, в Средние века, когда мы все собирались под властью Папы и под властью морального католического религиозного авторитета. Нет, тенденция современной эпохи состоит в противоположном: когда, наоборот, выделяются отдельные нации и отдельные государства, и этих наций и государств будет, чем дальше, тем больше. То есть тенденция эпохи состоит в антиглобализме. Это было сказано Фихте более чем двести лет назад.
Попутно он же развивает экономическую теорию: в своей работе «Замкнутое торговое государство» Фихте говорит о том, что мы должны стремиться к тому, чтобы каждое государство было самодостаточным. Только тогда, когда государство самодостаточно, оно поистине свободно, независимо. Потому что если государство в чём-то зависит от других государств, то никакого суверенитета, свободы, у него нет. Оно должно быть абсолютно независимым, таким, как будто других государств вообще не существует, само должно себя всем обеспечивать, чем может. Таким образом, ещё задолго до корейского Ким Ир Сена были высказаны Фихте идеи чучхе и идеи плановой экономики.
Как мы можем добиться независимости? – спрашивает Фихте. Да очень просто. Вот мы берем государство. В основе всего лежит демография (это как раз то, чем занимался Карл Баллод позже). Нужно первым делом пересчитать, сколько у нас людей, и понять, кто из этих людей что-то производит, а кто потребляет. Конечно, потребители, так или иначе, мы все, но производители должны работать и на себя, и на тех, кто только потребляет и ничего не производит. Это всё должно быть приведено в соответствующий баланс. А сколько мы можем себе позволить людей, которые не производят? Производители какого типа должны быть? Понятно, что должно быть сельское хозяйство, хлеб должен быть, потому что есть потребности, от которых никуда не деться: хлеб, молоко, мясо, известная продуктовая корзина. В то же время, есть роскошь, которая должна стоить дорого, иноземные товары должны стоить дорого, потому что они здесь не производятся. Мы должны всё это внимательно пересчитать и сбалансировать. Также у нас должна быть армия, но её надо кормить. Мы же не считаем, что армия – это какие-то дармоеды? Мы понимаем, что дети, старики, инвалиды и прочие не могут производить. А армия? А управленческий класс? А так называемое сословие художников (он так всю интеллигенцию называл, потому что они что-то создают, придумывают)? Их всех тоже надо кормить… Поэтому нужно рассчитать, сколько должно быть людей, сколько семей и т. д. Более того, мы должны подстраховаться на тот случай, если у нас завтра будет неурожайный год, плохие погодные условия, поэтому у нас двойной-тройной запас должен быть на случай пары таких лет. То есть предполагается строжайший план, строжайшая плановая экономика, учет и контроль.
Фихте, кстати, на частную собственность, так сказать, смотрел сквозь пальцы, в том смысле, что, да, есть частная собственность, но ровно настолько, насколько она не мешает плану, потому что, если ты, не дай Бог, что-то перепроизведешь или недопроизведешь, общество с тебя спросит. У него в этом смысле была довольно жёсткая система. У него специфическое учение и о собственности было. Он считал, что собственность – это отношение абсолютно интеллектуальное, то есть, если одной и той же вещью пользуются два человека и друг другу не мешают, то они спокойно оба могут быть собственниками этой вещи, их интересы не пересекаются, потому что собственность это собственность не на вещь, а на схему пользования. Собственность – это, скорее, собственность на какой-то технологический процесс, а не на какие-то материальные активы. Также у него очень интересная теория денег и государственной тайны… Но сейчас не об этом.
Главное, у Фихте в «Замкнутом торговом государстве» есть все элементы социалистической, плановой экономики. Например, Фихте очень четко говорит, что если мы начнем что-то много производить и продавать на внешний рынок, зарабатывая, например, ту же самую валюту, покупать иноземные товары, то если вдруг нас с внешнего рынка в