«То есть в двух словах, – упирая на каждое слово, проговорил опять отец Паисий, – по иным теориям, слишком выяснившимся в наш девятнадцатый век, церковь должна перерождаться в государство, так как бы из низшего в высший вид, чтобы затем в нем исчезнуть, уступив науке, духу времени и цивилизации. И если же не хочет того и сопротивляется, то отводится ей в государстве зато как бы некоторый лишь угол, да и то под надзором, – и это повсеместно в наше время в современных европейских землях. По русскому же пониманию и упованию надо, чтоб не церковь перерождалась в государство как из низшего в высший тип, а, напротив, государство должно кончить тем, чтобы способиться стать единственно лишь церковью и ничем иным более. Сие и буди, буди!» Слева же, перед чертой, рукой Сталина приписано красным карандашом «Ф.Д.».
Ведь в молодом советском государстве на этот момент церковь находилась в ещё более узком и тесном углу, чем в государствах европейских. Сталин не мог не видеть, что левый проект – здесь не просто солидарен с либеральным, а ещё даже и более радикален. Есть над чем задуматься! И мы видим, что с середины 30-х годов начнется то, что позже историки назовут «сталинским церковным ренессансом», во время которого церковь сначала выходит из угла, потом в ней восстанавливается патриаршество, а позже Сталин задумывается о превращении Москвы во всемирную столицу православия и начинает процесс работы с православными патриархами над этим, процесс, который он не успел завершить.
Или вот слова другого участника диспута, отца Паисия: «Не церковь обращается к государству, поймите это. То Рим и его мечта. То третие диаволово искушение! А напротив, государство обращается в церковь, восходит до церкви и становится церковью на всей земле – что совершенно теперь противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть лишь великое предназначение православия на земле. От Востока звезда сия воссияет». Отец Паисий напоминает, что в Евангелии от Матфея есть место, где дьявол различными посулами искушает Христа. Наиболее сильное искушение состояло в том, чтобы стать всемирным владыкой, то есть государем в мировом государстве. Христос отверг это, но не отверг Рим с его «великим инквизитором».
Для Сталина такой проект слишком напоминал проект троцкистский, проект мировой революции, в которой социалистическая идея побеждает все государства. От этого проекта Сталин отказался уже до чтения Достоевского. Теперь же ему показывают, что ему есть альтернатива…
Чтобы мы не могли упрекнуть участников диспута в жонглировании словами (цазарепапизм-папоцезаризм), надо отметить, что различие между растворением церкви в государстве и государства в церкви видится довольно четко. В частности в вопросе наказания преступников. Государство со свойственным ему подходом – рубит с плеча, для него преступление – это преступление, которое требует наказания и всё тут. Это явно католический подход. Если же подходить к злу, как к болезни, как принято в православии, то преступника надо лечить и исправлять в конечном итоге до полного покаяния.
И здесь Сталин ни мог не сравнить своё государство с его репрессивной машиной с идеалом, который пропагандирует в романе Достоевский устами старца Зосимы: «Таким образом, – говорит Зосима о западной Европе, – все происходит без малейшего сожаления церковного, ибо во многих случаях там церквей уже и нет вовсе, а остались лишь церковники и великолепные здания церквей, сами же церкви давно уже стремятся там к переходу из низшего вида, как церковь в высший вид, как государство, чтобы в нём совершенно исчезнуть».
И мы опять видим, что репрессивная машина начинает Сталиным останавливаться, во всяком случае, Сталин отказывается от французской и троцкистской практики «гильотина – лучшее средство от перхоти», «революция всё спишет». Он ставит Берию на это направление и начинаются процессы реабилитации невинно-осужденных.
По мысли Достоевского, в новом мире, где, наоборот, государство растворится в церкви, преступники исправятся, а сама база для преступлений исчезнет, ибо будут люди, пошедшие за Христом, безгрешны.
Об исчезновении в будущем коммунистическом обществе базы для преступности говорили и коммунисты. Ведь исчезнет основа многих преступлений – частная собственность.
Сближение коммунистического идеала с христианским замечает и сам Достоевский. И устами либерала Миусова, участника диспута, даже это подчеркивает (что позже дало повод критикам Достоевского обвинить его в «розовом христианстве): «То есть вы их прикладываете к нам и в нас видите социалистов? – прямо и без обиняков спросил отец Паисий».
Сталин никогда публично не вступал в дискуссию с мыслителями типа Н. Бердяева, С. Булгакова, П. Струве и даже с большевиками вроде А. Луначарского, А. Богданова, М. Горького и с другими «богостроителями» и «богоискателями», синтезировавшими христианство и социализм, но здесь мы видим, что проблема его живо интересует. А судя по практике – именно такой синтез христианских и социалистических идеологий и должен в перспективе стать главной идеологией в СССР. Конечно, не сразу, но в 40-х годах Сталин сильно продвинулся по этому пути, и не останови его возраст и смерть, в 60-х мы бы увидели совершенно обновленную советскую идеологию, очень христианизированную.
Наиболее правильное идеальное государство устроено как Церковь. Именно эта мысль подчеркнута Сталиным и это то, что в своей поздней практике Сталин всё время воплощает. Сами люди совершают подвиги «за други своя». Это то, что Сталин требовал, и что постоянно совершали советские люди. Они всё время отдавали. Почему советские люди так отдавали? Да потому что они были уже в Церкви воспитаны. Это были люди из деревни. Они были воспитаны христианством. Советская идеология в тот момент – это всего лишь глазурь. Люди были изначально воспитаны на принципах альтруизма, были воспитаны в христианстве, поэтому они и на войне умирали геройски. В то время материализм был официальной идеологией, материя первична! Но если ты материалист, то умирать ты ни за кого не будешь! Для тебя твоя задница важнее всего. Но люди-то массовый героизм совершали!
Христиане знают секрет, и объясняют это тем, что те советские люди, по сути дела, христианами были воспитаны, а коммунистическая идеология – это лишь перевод на другой язык того же самого христианского послания.
Да, в значительной степени это так, но и христианская идеология для русских была по большей части глазурью, к ней относились точно так же, как к советской тарабарщине, к языку марксизма, который применялся на площадях и на митингах. Такое же отношение было у русского человека и крестьянина к Церкви, как к пономарю, который опять затеял что-то долдонить. Как говорил Белинский: «Русский человек произносит имя Божие, почесывая себе задницу».
Такое отношение было, потому что опять-таки были ещё более глубинные вещи, которые на самом деле живы и внутри христианства, и внутри марксизма. Это те самые, извините за выражение, затасканные «традиционные ценности», про которые Путин сейчас говорит, которые на самом деле и Сталин ценил, которые маячат глубоко внутри и за марксизмом, которые можно увидеть и за христианством, и глубоко за так называемым язычеством. Хотя термин «язычество» абсолютно неточный и неправильный, потому что «язычество» – это ярлык со стороны монотеистической религии. То есть иудаизм, ислам, христианство так обзывают тех, кто не они. С их колокольни всё видится как язычество. Это их стигматизирующий термин, который они без устали клеят. Зачем условным язычникам соглашаться с этим термином – совершенно непонятно, потому что на самом деле, если внутри дальше покопаться, то обнаруживается, что в этих «языческих религиях» тоже есть монотеизм, более того, он первичен. Но сейчас не об этом.
Духовная эволюция Сталина связана как раз с тем, что он на каком-то этапе, в очень молодом возрасте, противопоставил эти традиционные ценности, усвоенные им очень глубоко-глубоко в детстве, сначала христианству, которому он обучался, вообще-то говоря, в семинарии, где он получил, так сказать, высшее образование. Он увидел горячим молодым сердцем, в период подросткового максимализма, что многое в христианстве противоречит глубинным традиционным ценностям, которые он усвоил в детстве. Правду он стал искать в марксизме, но скоро понял, что и там «слова, слова», но вокруг глубинной истины, которая есть и в христианстве тоже.
Генезис Сталина в детстве – а у нас в детстве закладывается практически всё – очень специфический. Вообще русский язык для него не родной, а родным языком был для него, с одной стороны, грузинский, а с другой стороны, осетинский, поскольку он вырос в семье выходца из Осетии. Кстати, исследования внуков Сталина подтвердили, что по генетике он осетин (гаплогруппа G). Фамилия его в разных вариантах Джугаев, Дзукаев – это одна из очень распространенных осетинских фамилий.
Нужно сказать, что услышанный им в детстве осетинский и кавказский эпос был полностью укоренен в его менталитете. Здесь можно посоветовать книгу одного честного исследователя и ученого. Он не относится к Сталину позитивно, но его личные оценки здесь совершенно не важны. В первую очередь он ученый, который делает филологическое исследование. Зовут его Михаил Вайскопф, и у него есть книга «Писатель Сталин», в которой он исследует чисто филологически стиль Сталина, находит внутри его стиля огромное количество кавказских и осетинских мифологем, глубинные юнговские бессознательные слои его психики. За этим глубинным слоем идет гигантский библейский слой, то есть семинарское образование Сталина давало о себе знать в течение всей его жизни. Все работы Сталина полностью пропитаны библейской лексикой, библейскими сюжетами, мифами и так далее. Где-то это идет просто напрямую, когда он буквально цитирует апостола Павла, естественно, не называя его, а где-то он просто использует их формулировки или определенные лексические противопоставления, иные вещи, которые мы можем найти исключительно в Библии, в апологетике, у Отцов Церкви и так далее.