Американцы любят изучать малые детали крупных процессов. Потому что малыми техниками часто достигается крупный результат. Их центры исследования паники показали невероятную эффективность панических клинчей, и – самое важное – они нашли ключ к русской душе, которая действительно требует правды.
Но Сталин паникеров не жаловал и часто ставил к стенке разносчиков этой самой «окопной правды».
Как же так? Человек истерично говорит: мы сдали Смоленск, Гитлер идет к Москве! – Это правда? Вроде правда. За что же казнить? У Сталина есть основания для жестоких решений?
А вот за что. Если вырвать малую правду из контекста, то паника ничем не уравновешивается. Ведь паникер орет правду в люди, люди в шоке от этой правды. Но можно ли назвать усеченную, реактивную правду правдой? Нет. Но именно военная, усеченная, реактивная локальная правда сеет панику эффективнее и эффектнее, чем контрпропаганда противника. Если в номере телефона неправильна всего одна цифра – неправилен весь номер. Правда из одного окопа или угла – не может быть правдой.
А теперь так. Если на момент сдачи Смоленска Сталин наращивает производство танков в Челябинске, формирует сибирские дивизии, наращивает оборонные редуты под Москвой, а союзники в двух шагах от решения о втором фронте, – то картина будет другая. Но ведь это для паникеров уже неинтересная часть!!! И это продумано провокаторами паники, к сожалению…
Ещё в древности знали оптический прием, который можно назвать «за сосной не видно леса». Для этого нужно человека приблизить к дереву на расстояние, когда лес исчезнет за стволом сосны. Никто не скажет, что сосна не лес, нет, но леса не видно! А если кругом одна сосна – значит я в заточении – замуровали демоны!
Согласимся, если крик будет не «Мы сдали Смоленск, Гитлер у стен Москвы!», а так: «Мы оставили Смоленск и произвели тысячу танков, которые идут к Москве вместе с тремя сибирскими дивизиями» – то это будет явно другая формула. И важно отметить в этой формуле, что она более правдива, а значит усеченная формула отчасти лжива! То есть получается, что паникеров расстреливали, несмотря на правду, за ложную информацию, на основании которой разжигались массовые страсти!
И таких примеров масса, причём полная правда остается тихой, а усеченная гремит. А почему? Потому что лже-правда – тоже изучили американские аналитики – хочет быть громкой. Прозвучать как гром среди ясного неба! – это тоже свойство простого человека, каковым является журналист, который не может иметь всю картину происходящего, – где окопная правда увязывается с разработками ГКО. Но увы, привычка ради красного словца не жалеть «свово отца» есть в природе человека! Увы.
Но и массового человека тоже можно понять и защитить их души: не только Короли и Ханы не любили плохих новостей – но в природе любого человека впадать в уныние и пессимизм от них. Но зачем тогда кормить унынием тех, кто завтра должен брать Берлин – сидя в окопе ещё под Курском?!
Поэтому Сталин репрессиями в отношении правдорубов и паникеров останавливал жажду красного-словца-на-миру и как-гром-среди-ясного-неба. Просто потому, что это неправда – по количеству малой правды перед Большой Правдой.
Далее. Наши добрые друзья давно и тщательно изучают массовые негативные страсти. Первое удивительное, что они открыли, это поразительная скорость доверия людей к любой негативной информации. Любой! Внимание к негативной инфе в нас воспитала эволюция. Критическая нейтрализация её приходит гораздо позже, а дело сделано – негатив разогнан и где-то уже лег на дно эмоций! На этом строится вся информационная политика наших добрых оппонентов: ударный, часто грубый негатив – но поданный моментально, с предельной скоростью разгона. Да, потом следует разоблачение – но дело сделано – панические флюиды всосались в массы.
Именно поэтому Сталин был радикален с паническими слухами, разговорами и паникерами. И как великий психоделик он понимал: расстрел паникера – это, удивительно, но факт – шаг к возвращению доверия к власти: власть с паникером не церемонится, а значит она действует и собирается побеждать.
Победа в 1945 году подтвердила правоту Сталина, который знал всю Правду и на основе её получал право ставить паникеров к стенке. Но как только вся суровая стяжка поражений и побед, мелких катастроф и многих прорывов сфокусировалась на победном результате – негативное встало на место как ущерб-жертва войны в целом, и когда стало понятно, что после победы нужно показать, как трудно победили и вводить концепт «победа – ради мира» (а не, к примеру, для продолжения войны вплоть до Лиссабона, что требовали многие генералы), включился антивоенный тренд, который и задал Некрасов. Книга, напомним, получила Сталинскую премию в 1947 году. «Окопная правда» оказалась важнее после войны, а не тогда, когда в солдата летит вражеский снаряд.
В своё время нас удивляли советские учебники, которые писали о поражении Николая Первого и России в Крымской войне. И в учебниках не прописывалась странность: а почему мы проиграли Севастополь, но он остался под юрисдикцией России? И вот упорное нежелание советских историков объяснять этот факт успехами, к примеру, Румянцева на других фронтах, например, взятием Карса, активным нашим продвижением в Средней Азии, неудачами «союзников» на Дальнем Востоке (героическая оборона Петропавловска-Камчатского в 1854 г.)… То есть без этого компонента «правда» о поражении в Крымской войне «зависала» и оказывалась ложью. И только рассматривая весь боевой контекст России, мы можем сказать, что не было Крымской войны, а был Крымский фронт, на котором мы проиграли, а на Балканах и в Средней Азии и на Дальнем Востоке победили – за счет чего Крым остался за нами, несмотря на локальное поражение!
А что же с правдой? Неужели всё закрыть и запечатать?
Сталин, скорее всего, понимал, что воину и рабочему у станка не нужна правда, а нужна вера. Почти религиозная. В себя, в страну, в лидера, в победу, в детей, в Бога, наконец. Что двинет воина вперед? Он последним сидит в окопе с пустым магазином – на него надвигается строй нацистов.
Правда проста: он один против всех. Что следует из этой правды? Иди – сдавайся? Но с Верой он примыкает штык к винтовке, стискивает зубами последнюю гранату и выходит из окопа. Один против всех. И сеет ужас в сердцах противника. Их ужас. В их сердцах.
А это и есть победа. И высшая правда.
Сталин это понимал, как никто. И именно за эту веру и верность, доверие к нему лично он поднял бокал после войны за русского солдата, знаменитый «тост за русский народ». Нам кажется, он сам до конца не понимал, откуда взялась эта несокрушимая воля и вера в народе. В тосте Сталина собственно даже немного было это удивление. Как так: во время наших самых тяжких поражений, когда народ имел право повернуть свой гнев против власти, народ, наоборот, оказал власти абсолютное доверие?! Невероятно! Но ответ прост: народ не идет сам никогда против власти, народ против власти ведут, ведут вот те самые «правдорубы и паникеры», которых Сталин основательно зачистил уже перед войной. Поэтому и картина после блицкрига фашистов в Европе и России была радикально иная. В Европе – первые же неудачи как пожар шли впереди немецких войск и сносили на своём пути остатки веры, надежды, сопротивления. Франция имела больше дивизий, чем Гитлер, плюс английские дивизии, Франция имела опыт побед и сопротивления в Первую мировую, но перед Гитлером, благодаря «паникерам и правдорубам», рассказывающим «неудобную для властей правду о положении на фронте», Франция легла.
Есть вредная правда, особенно в военное время. За эту правду – в то самое великое военное время при Сталине жестоко наказывали. Недаром были письма-треугольнички. Можно же было в конвертах письма посылать, ведь конверты были и продавались на почте. Донесения друг другу те же командиры писали и вкладывали в конверты. А вот солдаты писали и складывали листок треугольником, потому что все письма, которые шли с фронта, люстрировались, то есть прочитывались. Если бы какой-то солдат там написал так называемую «правду», что ему холодно в окопе, что ему мясо недодают, что портянки у него дырявые, что не хватило патронов в прошлом бою, то этот солдат вместо фронта поехал бы на 10 лет в лагеря в Норильск, кайлом долбить вечную мерзлоту. Это, кстати говоря, не какая-то страшная участь, может быть, он будет спасен тем самым от смерти. И некоторые, в частности Солженицын, так и сделали. Когда им надо было сбежать с фронта, они писали вот эту «правду» и знали, что, «хотя я на 10 лет в лагеря загремлю, но зато живой останусь». Да, некоторые этим пользовались, конечно, абсолютное меньшинство, но какой-то контингент в лагеря таким образом дезертировал. Кто поглупее, пальцы себе отстреливал, в ногу себе стрелял, для того чтобы сказать «я инвалид, теперь воевать не могу», и считали, что лучше быть инвалидом, но живым.
Но есть один случай, который начинают приводить как пример того, что Сталин якобы поощрял «правду» о тяжелой жизни солдат и неудачах на фронте прямо во время войны. Драматург Корнейчук, дескать, написал пьесу «Фронт», которая рассказывала о наших поражениях в 41-м году. В этой пьесе было выведено два командира. Один командир – старый, времен Гражданской войны, который воевал по старинке, забыл, что сейчас танки, а не конница Буденного, который всё делал неправильно. У него был некий полковник – молодой, умный, современный, который знал, как надо воевать, и он критикует этого командира за неправильное командование. И вот Сталин, прочитав эту пьесу, дал приказ напечатать её прямо в газете «Правда». Не просто её поставить где-то на сцене, чтобы это увидели 200 человек, а в газете «Правда», чтобы прочитали, грубо говоря, 200 миллионов.
И сейчас говорят: «Посмотрите, вот пример сталинского подхода: как он любил правду, как он критиковал армию прямо во время войны, показывал, что нужно быть хорошим командиром, а не плохим командиром».