В ответ на это можно пойти в Российскую государственную библиотеку и принести все экземпляры газеты «Правда» за четыре года нашей войны. Давайте возьмем не один экземпляр, в котором была напечатана эта пьеса, а все экземпляры, и посмотрим, есть ли там такое, как у нас сейчас в информационном пространстве, когда любой корреспондент, военкор, выехавший на фронт, пусть даже собственный корреспондент газеты «Правда» или просто некие свидетели, или военные, которые с фронта пишут, или люди, которые что-то слышали о фронте, чтобы они на страницах этой газеты «Правда» рассказывали то, что рассказывают сейчас: что «броников не хватает», «каптёров не хватает», «берцы не того размера», «пушки не туда завезли»? Или другие всякие байки, слухи и истории.
Разве в газете «Правда» у нас было то, что сейчас творят все эти военкоры во время СВО?[42] Нет, ничего подобного близко нет. Пять лет у нас рассказывалось, как наша доблестная армия либо героически что-то защищает, в крайнем случае, оставляет какие-то города, либо героически побеждает и уничтожает фашистскую гадину. А то, что один раз за эти пять лет напечатали эту пьесу – это то самое исключение, которое подтверждает правило. В противном случае не было бы никаких правил, если бы работали одни исключения. Исключение только тогда является исключением, когда есть правило. Если есть только одни сплошные исключения, то, получается, правила-то никакого нет. Мы как раз видим, что было очень четкое правило, как себя вести. За любую болтовню о фронте, о каких-то наших неудачах, о каких-то наших потерях, о неправильных действиях командиров и прочем сразу получали по зубам, расстреливались, посылались в лагеря. В качестве этого самого исключения Сталин один раз пьесу этого Корнейчука напечатал.
Когда он её напечатал, цвет нашей армии, Василевский, Тимошенко, Конев – великие наши полководцы, напрямую высказали Сталину, что это политическая ошибка делать такие вещи: «Вы чему учите наших полковников? Вы хотите сказать, что каждый полковник, который должен быть моим подчиненным, сейчас вправе заявить о том, что “я тебе, старый дурак, подчиняться не буду, ты назначен сюда генералом просто потому, что ты в Гражданскую рядом с вождем стоял, а вообще ты дурак дураком, а я, полковник, лучше понимаю, как надо воевать”. Вы дисциплину в армии разлагаете, товарищ Сталин, такими публикациями». Они это ему высказали. Сталин, соответственно, как-то им возразил, но с тех пор он больше никогда ничего подобного не печатал.
Нужно сказать в оправдание Сталина, что этот случай, во-первых, касался ситуации 41-го года, а пьеса Корнейчука была опубликована в 42-м, на год позже, то есть уже по прошлым делам. У него была настоятельная необходимость объяснить поражение прошлого года, когда мы отступали и сдали половину страны. Всё-таки ему очень важно было дать ответ на некий общественный запрос, как получилось, что враг вообще дошел до Москвы, как мы это проспали, потому что слухи-то ходили, потому что всевозможных «монтян, гиркиных и кашеваровых» и тогда было немало. Они ходили и разлагали общество, языком трепали о том, что командиры бездарные, политическое руководство бездарное, самолеты немцы уничтожили в первый день на аэродромах, всё прос… али, везде сплошные котлы, что потери наши в 10 раз больше, чему немцев, что у нас враг до Москвы дошел, что даже при царе такого не было. У нас при царе германцы дошли до Беларуси, но не до Петербурга, не до Москвы, а тут-то, смотрите-ка, полстраны отхватила «маленькая» Германия.
Потом только стало известно, что там вся Европа на стороне германцев воевала, а народ-то считал, что маленькая Германия напала. Почему мы Пакт с Гитлером заключали? Почему мы 22 июня проспали? Все эти вопросы были, поэтому Сталину и нужно было дать на них некий ответ. И он его дал.
Во-вторых, в 42-м году было ещё далеко до нашей полной победы, не было ещё Сталинграда, не наступил ещё перелом в войне, и Сталину было очень важно, если случится какое-то новое поражение, поддержать свою фигуру, то есть политическое руководство в любом случае пасть не должно. В крайнем случае, можно поменять генералов или свалить всё на генералов, что они какие-то неправильные, но архетип «хороший царь, плохие бояре» при этом останется, и люди, по крайней мере, не разочаруются в вожде. Они могут разочароваться в армии, они могут разочароваться в генералах, но, по крайней мере, не отвернутся от Сталина. Даже если нас ждут новые поражения, то скажут, что это генералы виноваты, что Сталин их сейчас поменяет, ведь в Сталина-то мы верим, и мы начнем всё-таки наступать. Поэтому он имел право совершить такой шаг один раз за всю войну, за все четыре года.
В Европе на средневековых карнавалах или в Древнем Риме на сатурналиях или в Греции на дионисиях люди короля наряжали шутом и побивали палками, а шута сажали на трон, ему целовали ноги и поклонялись. Во время карнавала это можно было делать. Раз в году всё менялось местами. В обычное время сохраняется нравственность, например, женщина не может выйти на улицу без сопровождения мужчины. А во время дионисий и голые женщины бегали, вакханки так называемые, и мужчины голые бегали, ещё что-то непотребное творилось. «Материально-телесный низ» господствовал, как писал М. Бахтин в своей книге о Рабле и карнавальной культуре. Власть менялась, верх менялся на низ во время карнавала, но это происходило только раз в году, когда разрешался «праздник непослушания». Он давал некий выплеск негативной энергии, а потом порядок опять возвращался, и всё шло заведенным чередом.
Поэтому, когда указывают, что был такой случай со Сталиным и с пьесой Корнейчука, то на это надо ответить, что бывали и карнавалы, но это не означает, что вообще в Средневековье или в Древнем Риме и Греции не было власти, люди что хотели, то и творили, и никто никому не подчинялся.
Репрессии Сталина. Прецедент Рычагова
Неужели вы пройдете мимо репрессий Сталина! – в полемическом задоре нас преследуют оппоненты. Нет, не пройдем. Более того, обратимся к прецеденту, где роль Сталина была очевидной.
Оговоримся только, что в деле множества репрессий Сталин часто опирался на местных руководителей или окружение, то есть его роль была косвенной. Но мы взяли один из самых очевидных примеров – судьбу летчика Рычагова.
Павел Рычагов в молодом возрасте стал офицером и летчиком-асом. 250 фигур высшего пилотажа. Участвовал в гражданской войне в Испании, сбил шесть самолетов, был сбит сам. Воевал на Хасане[43], прошел Финскую войну, и в очень молодом возрасте стал генералом и заместителем наркома авиации. Орден Ленина. Герой СССР. Рекомендация в партию лично от Сталина. Кристальный патриот. Молодежь на него смотрела как на икону.
И вот Рычагов присутствует на совещании у Сталина. Сталин спросил, почему у нас такая аварийность в небе. И Рычагов сказал: «Вы заставляете нас летать на гробах».
Все присутствующие впервые видели Сталина в такой ярости. Рычагов был снят со всех постов. Репрессирован. И семья была репрессирована тоже.
То есть Сталин изверг и маньяк-убийца?
Хорошо, а что бы вы сделали на месте Сталина в тех условиях? Сталин показал, что не имеет права человек с генеральскими погонами говорить такие детские слова и на столь высоком уровне. И если генеральские погоны жмут, то их надо снять или вырвать с корнем. Всякий пустой негатив неприемлем. Нужно было искать настоящие причины проблем. А не гнать популизм. Именно популизма Сталин и не простил. Каким бы героем СССР Рычагов ни был.
Китайский мудрец Чэнь Цзижу на этот счет сказал так: «Можно печалиться о государстве в мыслях, но не надо произносить слов, увеличивающих печаль в государстве».
Такова фабула репрессии. Но давайте встанем на место Сталина. Его генерал заявляет о плохих советских самолетах И-16, которых начали крошить новые скоростные и металлические «Мессершмитты 109». Сталин не знал об этом? Знал. Это была правда? Правда.
Но опять-таки. И-16 ещё несколько лет назад доминировали над небом Испании, были классными, маневренными, победительными. Но технологии рванули вперед. И-16 стал проигрывать небо. Это знали? Знали. Что Сталину нужно от летчиков? Жалобы? Зачем? По статистике и так все ясно. Нужно понимание причин, нужны деловые решения – какой самолет нужен для борьбы с новинками Германии, с какими качествами, какой заказ сформировать военной промышленности, летным КБ? Ведь сделать новый самолет – это не снеговик слепить. И опытный, битый воин в чине генерала и в статусе замминистра просто не мог выступать в роли небитого капризного мальчика. Дело давай! – вот сталинский призыв – как побеждать «Мессершмитт»?
Давайте спросим у миллионов людей – какова ваша реакция, если ваш выдвиженец и подчиненный на высоком собрании покроет вас матом или проклятием? – Совершенно очевидно, что практически все применят более-менее законные репрессии. Сталин в силу мобилизационного контекста применил крайние репрессии – чтобы этот прецедент в принципе не повторился. А какие ещё есть у него варианты? Спустить? – На другой день это повторится в прогрессии. Человеческую природу даже у сталинских наркомов никто не отменял. Дай палец – завтра не будет руки.
Был ли личный мотив в сталинской репрессии?
Давайте встанем на место Сталина. Ваш выдвиженец, ваша гордость вас публично подставляет. Ваша реакция? Обида, как минимум. Все мы люди. Но было и другое. Есть понимание, что выдвиженец стал злоупотреблять статусом фаворита, а именно с фаворитизма, с этой слабины руководства начинается гниение головы страны. Сталин фактически произвел показательный процесс над теми, кто сочтет себя фаворитом, имеющим право на злоупотребления Сталинскими симпатиями. А они были. Все мы люди.
Но есть и другое. А мы уверены, что Рычагов говорил своими словами, и что это была разовая эмоция, а не спланированная провокация? Ведь троцкизм и к 40-м годам никуда не делся и такой человек как Рычагов, служа под эгидой Тухачевского, мимо троцкистов никак не мог пройти. А если после этого заявления Сталин обнаружил, что ситуация не ограничивается словами Рычагова? Тогда как?