Говорить, что Путин это какое-то продолжение Ельцина, что в России демократия, и что Путин из команды либералов 90-х, это полное непонимание страны. Вот точно так же не понимает ничего и тот, кто считает Сталина продолжением Ленина, а сталинское государство – социализмом. И в случае с Путиным, который может по 30 раз за речь употребить слово «демократия», и в случае со Сталиным, который так же говорил о социализме, дело идет об имитации. Горе тому государству, которое начинает имитацию принимать за сущность, относиться к ней серьёзно. Долго ли бы просуществовала нынешняя Россия, если бы Путин всерьёз относился к слову демократия, и действительно бы её строил? Да, собственно, в этом случае, Ходорковский уже с Путиным бы и покончил. Но Путин знал, что все байки про демократию это бла-бла-бла для идиотов. А вот если на его место придет тот, кто в имитацию верит или решит исполнять то, что написано в Конституции – России сразу конец. Именно такой конец и случился после Сталина с СССР.
После смерти Сталина настает Время Клинча – когда государство разрушения (социализм) начинает пользоваться достижениями второго (сталинского) как своими! – то есть делает своими достижения своей противоположности! Иначе говоря – все достижения консервативных технологий и практик объясняются эффективностью и мощью марксизма!
Типичная послевоенная книга, отбирающая победу у Сталина и приписывающая её тем, кто не имел к победе никакого отношения
Это стало первой драмой Сталина после войны.
Когда он понял в тридцатых расщепление двух государств, он поставил задачи управлять обоими. Но вот одержана Победа. И выступила вперед задача: снять этот антагонизм, сшить эти два государства. Люди стали умнеть, задаваться вопросами, которые не стояли во время индустриальной динамики, а тут после Победы эти люди выросли, они победили, и двойная природа СССР стала заметной. Наконец, она стала другой. Троцкие вдохновизмы уже устарели – время изменилось.
И Сталин отошел от практики послевоенного восстановления и сел за разработку, по сути, Нового Проекта. К этому времени относится знаменитая фраза: «Без теории нам смерть». Только сегодня приходит понимание, как с «самой победительной теорией в мире – марксизмом» у Сталина повернулся язык это сказать.
Когда задают вопрос: а чего – у Сталина не было Института Философии? – Дал бы задачу – и сидели бы коллективы, творя, выдумывая, пробуя! Но поведение Сталина говорит о нашей правоте – никто, кроме него, не знал о двух созданных им государствах. И он не мог никому передать задачи сшить то, чего в сознании даже ученых не было! Это была глубоко законспирированная, искусно поданная вовне вещь.
Мог он только сам.
И он пошел на попытку сшить два государства сначала идеологически. Сделал первый текст «Экономические проблемы социализма» и «Марксизм и языкознание». И это был провал.
Сразу можно сказать, что Сталин проиграл уже с названий. Понятно, что он по-другому назвать книги не смог. Более того, начав со знаков лояльности, – он сразу проигрывал Первому государству. При этом троцкисты сразу поняли, что и тот текст, и другой – именно отказ от марксизма и социализма. И покатилась волна тихих протестов, обвинений Сталина в оппортунизме – вплоть до того, что эти книжки не вышли даже в Сталинском собрании сочинений. Было время – аж три года!
Особенно постарались страны «народной демократии», которых уже было некуда деть, а голоса их не заткнуть! Достаточно тезиса, что все эти революции были неправильные – потому что объективные причины не созрели, пролетариат не участвовал, это были революции сверху с внешней военной силой. Тито вообще заявил, что они и без революции взяли власть в руки, завоевав её на поле боя, – он ведь был вождь, кого было переворачивать? И Тито стал диктатором в духе дуче. Где же тут марксизм? Дальше – больше: горели дискуссии: если путем революционной войны мы добились свержения буржуазного режима, то нигде не сказано, что тут же надо строить государство. Ведь цель революционной войны освободить народ, свергнув государство, чтобы народу не было помехи делать мировую революцию! Зачем нам вместо одного государства строить другое? Пусть останется оккупационная зона и всё – пошли дальше – на Мадрид!
И в этих странах моментально поселился троцкизм, который преподносил СССР как империю, которую как раз и надо всем скопом свергать. Пришлось идти на попятную и возвращать многие коминтерновские структуры. Опять всплыл этот скользкий троцкист О. Куусинен; национальные элиты, подавить которые уже не получалось, стали трепать мозги своими национальными интересами.
Это был кошмарный вызов. Все народные демократии скатились к национализму – и их было много. Возник общенационалистический фронт сначала на шее СССР, а потом и против СССР. События в Венгрии 1956 года показали это. И СССР стал закармливать национализмы, откупаться, по сути, от них, от чего Сталин категорически отказался ещё в 30-х годах, заставив всех работать по стандарту эпохи.
Совершенно очевидно, что Двойственное Государство с этим справиться не могло. Но Сталин не смог справиться с двойственностью СССР.
В этом смысле можно считать поставленную им задачу Невозможной. Но мог ли Сталин, который не боялся Невозможного, решить эту задачу в принципе, если было бы побольше времени и достаточно сил?
Трагедия идеологического самоубийства или Почему Сталина победил Троцкий?
Говорят, Сталина убили. Видится другая версия: сначала он самоубился идеологически, запутавшись в идеологемах, запутав окружение, которое просто сделало нервную реакцию на многие нервные реакции Сталина начала пятидесятых.
Очевидно:
1. Сталин называл себя большевиком.
2. Партия ВКП – была с приставкой «б» – большевиков: ВКП(б).
3. В 1952 году на XIX съезде сменил название – КПСС. Без «б». Если прибавить к этому катастрофическому тогда шагу – отказу от большевизма – две его работы по языку и экономике социализма – то перед нами картина полного идеологического банкротства. Но если многие вещи объяснимы, то зачем Сталин пошёл на самый самоубийственный шаг – отказ от большевизма – у которого была самая понятная для масс и завидная традиция – от РСДРП (Б) – РКП (Б) до ВКП (Б)?
Сначала объясним логику – совершенно очевидную – этого отказа: если есть большевики, то где же меньшевики? Сталин попал в плен бинарной логики: если есть одно, то давай и другое? Но как это другое конституировать? Партию меньшевиков разрешать? Нет. Это ведь 1952 год. Значит надо убирать из названия партии – большевизм.
Но тогда Сталин отказался от своих политических корней – энергии большинства масс, которые он направлял. Без большевизма энергия страны ушла. Большевизм в сталинской версии – это ставка на энергию масс. И позитивную – массы идут вперёд; и негативную – массы сметают перед собой препятствия в борьбе за светлое будущее. Формула ясна и применима.
Берем 11 том полного собрания сочинений от 1949 года, открываем наугад и в нас плещет волна сталинской энергии.
Цитата: «Можно ли в условиях нынешней фазы социалистического строительства устраивать действительное и прочное соглашение с середняком, не опираясь на бедноту и не ведя борьбу с кулаком?
Нельзя.
Можно ли в условиях нынешнего развития вести успешную борьбу с кулаком, не опираясь на бедноту и не имея соглашения с середняком?
Нельзя.
…То, что с середняком надо устанавливать соглашения – это знают все большевики»[47].
Когда есть враг – всё ясно! – Набрать большинство и задавить меньшинство. Логика сермяжная, но понятная.
И вот некого сметать, – врага в лице меньшевизма нет, даже гитлеризм победили – нужно строить целостную империю без внутренней борьбы – на основе братства. Он пишет работу о языке, говоря, что по природе язык не классовое, а общенародное явление. Это натяжка. Язык – жёсткое иерархическое (правда, не совсем классовое) явление. И дело тут не в разных языках и диалектах слуги и господина, и не в уровнях образования и эрудиции, демонстрируемых в языке. Язык иерархичен в силу своей действенности и действительности. Бюрократическая «научная» диссертация с массой непонятных скучных слов так же бездейственна и находится на нижнем этаже языковой иерархии, как и заплетающийся язык бомжа. А вот афоризм Гераклита, притча Христа, рассуждение Гегеля, яркий памфлет политика, манифест поэта могут двигать историю.
Сталин запутался в тисках наступающих идеологем, которые, помогая в тридцатых, начали превращаться в противоположность – неприятелей.
Установка на массы позволяет по ходу применять самые непозволительные приёмы – хватать всё подряд и приспосабливать. Пока массы необразованны, это проходит, но как только люди начинают что-то соображать, то у них возникают вопросы. Таким тупиковым вопросом был механизм формирования демократического централизма. Как Центр можно сформировать Большинством? Центр – это большинство? Нет, как раз меньшинство. Но как большинство можно породить меньшинством? А главное – зачем?
И вот нарастают объяснения, которые все ведут в тупик: централизм – на самом деле демократический. Делаем связку – получается: демократизм есть большевизм: то есть то, что избрано в Центр и названо демократическим, – по механизму делегирования – большевизм.
Кризис Сталина – это кризис большевистского механизма – большинство выбирает меньшинство и раскалывает общество на бинарные части.
Но и это не всё. Сталин понимает, что большинство не только выбирает меньшинство, но и побеждает другое меньшинство – которое остается за бортом представительства и делегирования. Тогда какой может быть признак демократии – если у меньшинства нет голоса и представительства? А оно тем не менее остается! А это значит Большинство остаётся в тисках меньшевизма – сверху и снизу. И не просто так! Это два меньшинства реактивны и тяготеют к связке! Это значит меньшевизм становится откровенно переворотной силой – особенно если они находят друг друга. Более того, активность обиженных аутсайдеров и активных руководителей сходятся! Почему? Потому что большинство – деградирует как аморфная непро