[137]. И это не была случайная оговорка – новый российский президент хотел превратить губернаторов-политиков в губернаторов-бюрократов, заменить ответственность губернаторов перед избирателями на их ответственность перед Кремлем. Свою позицию Путин объяснил в своей предвыборной книге: «Когда региональный лидер ставит перед собой такую задачу [реализацию собственных политических амбиций], на мой взгляд, это разрушает страну»[138].
Региональные лидеры сопротивлялись прохождению президентских законопроектов до последнего. Или почти до последнего, заблокировав принятый Думой законопроект. Но силы были неравны: нижняя палата парламента встала на сторону президента и конституционным большинством преодолела вето Совета Федерации. У региональных лидеров был шанс обратиться в Конституционный суд, но в полном соответствии с «дилеммой заключенного» большинство из них решили не испытывать судьбу и отказались от проверки конституционности предоставленных президенту полномочий[139]. «Худой мир лучше доброй ссоры» – гласит русская пословица. Вот и решили губернаторы, что для собственного политического выживания правильнее будет согласиться с новым президентом[140].
Выборные кампании на федеральном уровне завершились, следующие должны были состояться только через три с половиной года, и губернаторская партия отчетливо осознала, что шансов на приход к власти у нее уже нет. Более того, большинство российских регионов имели дефицитные бюджеты и могли сводить концы с концами только за счет получения дотаций и субвенций из Москвы. Руководители таких регионов быстро поняли, что нельзя одновременно критиковать нового президента и просить у него денег. Наиболее упорные в противостоянии с Кремлем регионы – Москва, Татария, Башкирия – имели устойчивые бюджеты и могли позволить себе фронду еще какое-то время, но их поддержка среди губернаторов быстро сходила на нет.
Помимо бюджетной зависимости, на компромисс с Кремлем губернаторов толкали хорошо понятные человеческие страсти. В 1999 г. был принят закон, который ограничивал губернаторам возможность занимать свое место двумя сроками. На основании этого закона большинство российских губернаторов, избранных в начале 1990-х, должны были покинуть свои посты в течение следующих двух-трех лет, чего многим из них откровенно не хотелось. Понимая это, Кремль «купил» поддержку своих инициатив Советом Федерации, предложив изменить закон таким образом, чтобы введенное ограничение начинало работать только с момента вступления закона в действие. В результате 69 из 89 губернаторов получали право избраться в третий раз, а 17 – в четвертый[141]. Неудивительно, что предложенная компенсация за политическое поражение устроила большинство региональных лидеров.
7 августа 2000 г., ровно через два месяца после своей инаугурации, Владимир Путин решительно разгромил того, кого за полгода до этого считал своим главным политическим соперником, – «губернаторскую партию». Основы федеративного устройства страны, которые сильно пострадали в этом сражении, стали побочной жертвой, по поводу которой Кремль не переживал, ведь, по мнению тех людей, кто готовил борьбу с «губернаторской партией», Россия не была настоящей федерацией. И стоило ли переживать о разрушении того, чего не было?
Через 16 месяцев, 1 декабря 2001 г., губернаторский политический блок «Отечество – Вся Россия» объединится с прокремлевским движением «Единство», в результате чего образуется партия власти, «Единая Россия».
Среди губернаторов нашелся лишь один, имевший смелость обратиться в Конституционный суд с запросом о проверке конституционности предложенных президентом изменений в законодательство, касающихся прав последнего на отстранение губернаторов от должности и роспуск региональных законодательных собраний, а также прав губернаторов распускать местные законодательные органы. Этим человеком стал в тот момент 42-летний президент Республики Чувашия Николай Федоров, который в 1990–1993 гг. был министром юстиции в российском правительстве, в том числе в первом постсоветском правительстве Ельцина – Гайдара. Он отправил свой запрос в Конституционный суд 2 ноября 2000 г., где тот лежал без движения больше года. Неожиданно 27 декабря 2001 г. Федоров отозвал свои претензии, сказав, что «раз президент еще никого по этому закону не уволил, то и рассматривать нечего»[142]. Однако за это время за аналогичными разъяснениями в КС обратились члены законодательных органов двух национальных республик (Адыгеи и Якутии).
Решение КС в апреле 2002 г. было, что называется, и нашим, и вашим[143]. С одной стороны, суд не мог не подтвердить позицию о верховенстве федерального законодательства и не был готов противостоять президенту. Поэтому он подтвердил право президента отстранять от должности губернаторов, которые не соблюдают федеральное законодательство, и разрешил Федеральному собранию на тех же основаниях распускать региональные законодательные органы. Но, с другой стороны, судьи КС хорошо понимали, что закрепленные в законах по настоянию Кремля нормы разрушали независимость региональных и местных органов власти и ставили их в подчиненное положение по отношению к вышестоящим органам. И для того, чтобы преодолеть такую угрозу, суд существенно усложнил закрепленные в законе процедуры, установив, в частности, что указу президента об отстранении губернатора от должности должны предшествовать как минимум решения трех судов различного уровня. «Процедура отстранения сложная, и права субъектов защищены» – так прокомментировал решение председатель Конституционного суда Марат Баглай[144]. Однако Владимир Путин запомнил этот эпизод и через некоторое время «вернул должок» Конституционному суду.
Судя по всему, Кремль и сам был до конца не уверен в прочности своей юридической позиции в отношении права на увольнение действующих губернаторов. Поэтому ни до решения Конституционного суда, ни тем более после Кремль не попытался им воспользоваться. Но это не означает, что Путин отказался от этой идеи. Как и положено человеку, любимым спортом которого является дзюдо, он выжидал удобного момента для того, чтобы добиться «чистой победы», после чего у противника не должно остаться никаких шансов на победу.
Таким моментом неожиданно для многих стал сентябрь 2004 г. 1 сентября, в день начала учебного года, чеченские террористы захватили школу в североосетинском городе Беслане, где три дня удерживали более 1100 заложников, в основном детей. В результате штурма здания школы через три дня погибло 333 человека, заложники и спасатели.
Несомненно, этот террористический акт, так же как и большое количество жертв при освобождении захваченного здания школы, стали следствием провалов в работе силовых структур. В своем телеобращении 4 сентября Путин, во многом справедливо, говорит: «Мы перестали уделять должное внимание вопросам обороны и безопасности, позволили коррупции поразить судебную и правоохранительную сферы»[145]. Однако в силу корпоративной солидарности (операцией по освобождению заложников занималась ФСБ) президент отказался возложить на силовиков какую-либо ответственность за трагедию и гибель людей, заявив даже, что силовая акция по освобождению заложников не рассматривалась[146]. Путин пообещал отреагировать на случившееся и подготовить «комплекс мер, направленных на укрепление единства страны», подчеркнув, что «все эти меры будут проводиться в полном соответствии с Конституцией страны».
Через неделю, 13 сентября, Путин приехал на расширенное заседание правительства, куда были приглашены все российские губернаторы. Формально в повестке дня значились вопросы борьбы с терроризмом, однако никакого обсуждения случившегося, анализа причин трагедии или ошибок в действиях правоохранительных органов не было. Вместо этого президент представил свой план политического переустройства страны, вернее, рассказал о том, как он намерен развивать идею «вертикали власти». Путин снова взял 77-ю статью Конституции и заявил: «…Важнейшим фактором укрепления государства считаю единство системы исполнительной власти в стране… органы исполнительной власти в центре и в субъектах Федерации образуют единую систему власти и соответственно должны работать как целостный соподчиненный единый организм». Несмотря на то, что для решения этой задачи четыре года назад Кремль уже изменил российское законодательство, Путин продолжил: «Нужно признать, что такой системы власти в стране до сих пор не создано» – и в итоге озвучил свое предложение: «…Высшие должностные лица субъектов Российской Федерации должны избираться законодательными собраниями территорий по представлению главы государства»[147],[148]. Александр Волошин, в то время глава президентской администрации, утверждал, что это предложение ни разу не обсуждалось после реформы законодательства в 2000 г. и оказалось неожиданным даже для него – в тексте обращения, который он передал Путину, ничего подобного не содержалось. Через несколько лет Владимир Путин признал, что предложенная тогда «действующая система приведения к власти губернаторов лично мной и была предложена. Это не кто-то там мне предложил из администрации или какие-то специалисты, я сам лично ее придумал»[149].
Этот момент, осень 2004 г., стал одним из переломных в истории преобразований Путина, которые в конечном итоге привели к формированию авторитарного режима в России. Казалось, в это время – меньше чем через год после думских выборов, по итогам которых «Единая Россия» получила 223 места в нижней палате парламента (из 450), и всего через полгода после президентских выборов, на которых у Владимира Путина не оказалось ни одного серьезного соперника, – ничто не угрожало стабильности политической власти внутри России, а в руках Кремля находилось достаточно рычагов, позволявших управлять страной.