Но в это время российского президента обуяли страхи, связанные с внешними угрозами. Он признался в этом в ходе своего телеобращения после бесланской трагедии, заявив: «Мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире… Во всяком случае не смогли на них адекватно среагировать. Проявили слабость. А слабых – бьют. Одни хотят оторвать от нас кусок “пожирнее”, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия – как одна из крупнейших ядерных держав мира – еще представляет для кого-то угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить… Это – нападение на нашу страну»[150].
Главный стратег Кремля по вопросам внутренней политики Владислав Сурков, объясняя предложения Путина, более откровенно высказался по этому вопросу: «…В Америке, Европе и на Востоке среди людей, принимающих решение… [есть группа] деятелей, рассматривающих нашу страну как потенциального противника… Их цель – разрушение России и заполнение ее огромного пространства многочисленными недееспособными квазигосударственными образованиями». ‹…› Единство власти – необходимое условие единства нации. Конечно, выборы руководителей субъектов Федерации законодательными собраниями по представлению президента не обеспечат сами по себе скорой победы над врагом. Но позволят значительно увеличить запас прочности нашей политической системы, адаптировать государственный механизм к экстремальным условиям необъявленной войны»[151].
Столь прямое и четкое описание внешней угрозы, использованное для объяснения политических изменений в России, с тех пор будет неоднократно использоваться Путиным и его окружением. Эта внешняя угроза стала следствием виртуальной реальностью, в которую Кремль загнал себя после произошедшей в ноябре 2003 г. «революции роз» в Грузии, первой в череде «цветных революций» на постсоветском пространстве. Тогда под давлением уличных протестов действующий президент страны Эдуард Шеварднадзе ушел в отставку, а в результате выборов на его место пришел не скрывавший своих прозападных взглядов Михаил Саакашвили. Смена власти в Грузии привела к изменениям политики в отношении России администрации президента США Дж. Буша, которая отказалась от прагматичного сотрудничества в пользу «продвижения демократии» и стала постоянно критиковать Кремль за нарушения свободы слова и прав человека в стране.
Все вместе это вызвало серьезнейшие перемены в политических взглядах Владимира Путина. До этого он в целом продолжал внешнюю политику Бориса Ельцина, направленную на укрепление отношений со странами Запада, усиление сотрудничества в рамках «восьмерки», встраивания России в сообщество западных стран[152]. Открытая поддержка нового грузинского президента со стороны США и нарастающая критика внутренней политики Кремля сформировали у Путина ощущение, что главной целью внешней политики Запада стало его отстранение от власти. А поскольку смена власти в Грузии произошла под давлением легальной политической оппозиции, то любые успехи российской оппозиции в ходе выборов становились для Кремля главной угрозой стабильности режима.
Внутренний политический ландшафт откровенно не нравился российскому президенту. Сказанная после Беслана фраза о том, что «единая система власти еще не создана», не была случайной, она явно отражала его страхи и угрозы, которые ему виделись. Путина серьезно беспокоил тот факт, что Кремлю приходилось постоянно идти на существенные уступки в ходе губернаторских выборов и делиться властью с оппозицией или независимыми губернаторами, которые продолжали удерживать власть в регионах.
Большинство «политических тяжеловесов» ельцинской эпохи еще оставались на своих местах. Чтобы добиться их ухода, Кремлю приходилось платить огромные отступные. Губернатор Приморского края Наздратенко после согласия уйти из региональной политики[153] получил назначение на пост руководителя Госкомрыболовства. Старый знакомый Путина питерский губернатор Яковлев в обмен на досрочный уход в отставку в 2003 г. – который открыл дорогу к должности губернатора для Валентины Матвиенко, о чем Путин мечтал еще в 2000-м, – получил сначала (на восемь месяцев) пост вице-премьера российского правительства, потом (еще на полгода) пост представителя президента в Южном федеральном округе, а потом еще три года до ухода на пенсию был министром.
К власти в регионах продолжали приходить независимые политики, а выдвиженцы «Единой России» не добивались особых успехов. За четыре года, в 2001–2004 гг., в России прошло 69 кампаний по выборам руководителей регионов, при этом в 40 из них выиграли действующие губернаторы, а открытые сторонники «Единой России»[154] победили лишь в девяти регионах. В ряде регионов губернаторами становились представители бизнеса, зачастую связанные с крупными олигархическими группами, что не могло не настораживать Кремль, всерьез рассматривавший возможность «олигархического мятежа» в России[155]. Одним словом, Кремль хорошо видел, что региональная власть в значительной мере оставалась ему неподконтрольной, что под рукой у губернаторов имеются значительные ресурсы и что шансы ставленников Кремля на победу в губернаторских выборах невысоки, и, значит, желанную «вертикаль власти» быстро построить не удается.
Предельно честно о сложившейся ситуации высказался в июне 2002 г. А. Волошин (названный «источником»): «…Генетика власти подталкивает нас к тому, чтобы использовать административные рычаги больше, чем требуется». При этом, по его словам, «далеко не всегда при помощи центра избирается наиболее эффективный менеджер». «Да и Москва не всегда может привести достаточные аргументы, что человек, которого мы ведем, лучше, чем тот, кого мы ушли». И на выборы, по его мнению, по-прежнему влияет масса субъективных причин, в том числе личные интересы разных группировок, «имеющих естественный выход на федеральный уровень». Такие избирательные кампании, продолжает он, ставят под сомнение легитимность самих выборов. И если выборы будут и впредь такими, когда можно «избрать даже обезьяну, не показывая ее населению», если мы демонстрируем населению такие кампании, может быть, их вообще не стоит проводить?[156]
Время от времени регионы делегировали в Совет Федерации абсолютно неприемлемых для Кремля политиков, например бывшего генпрокурора Скуратова, одного из крупных акционеров ЮКОСа Шахновского, бывшего вице-премьера Коха. Хотя во всех этих случаях грозного окрика из Москвы было достаточно, чтобы регионы изменили свои решения, Кремль воочию убеждался, что региональные политики не были полностью лояльны ему. А следовательно, как говорили в Кремле, существовала угроза потенциального реванша «губернаторской партии».
Законопроекты сентября 2004 г. ставили губернаторов и в определенной мере законодательные собрания регионов под прямой контроль Кремля. Отныне президент фактически получал право назначения губернаторов. Согласно закону, прямые выборы губернаторов заменялись процедурой их утверждения законодательными собраниями регионов, при этом право вносить кандидатуру для утверждения имел только президент России. При этом ни Владимир Путин, ни Дмитрий Медведев, будучи президентами, ни разу не вносили более одной кандидатуры. Но этого всегда было достаточно: закон предусматривал право президента на роспуск регионального парламента в случае троекратного неутверждения внесенной им кандидатуры[157]. Намек был сформулирован достаточно прозрачно, и ни один региональный парламент за все восемь лет существования этой практики ни разу не осмелился проголосовать против предложенного кандидата.
Устраняя решение Конституционного суда по закону 2000 г., которое обуславливало право президента на увольнение губернаторов, наличием трех судебных решений, новый закон предоставлял президенту ничем не ограниченное право отстранить губернатора от должности своим указом. Конечно, в законе было прописано, что решение об отставке президент должен официально мотивировать. Но достаточными причинами для отстранения неугодного руководителя региона являлись такие размытые основания, как утрата доверия президента и ненадлежащее исполнение служебных обязанностей[158].
Доминирование Кремля в Думе было более чем очевидным – президентский законопроект поддержали четыре пятых депутатов. Впрочем, и губернаторы уже хорошо понимали новые правила игры и даже не пытались сопротивляться Кремлю. Лишь один из них, глава Ненецкого автономного округа Владимир Бутов, открыто заявил, что «население регионов должно самостоятельно выбирать, кто ими будет руководить. Это право им предоставлено Конституцией России. Схема выборов глав регионов через законодательные собрания будет неэффективной»[159]. Вскоре против Бутова возбудили уголовное дело, и суд приговорил его к трем годам заключения условно, хотя заявленный пострадавший отказался от своих показаний и претензий[160].
Более того, губернаторы быстро нашли «сладкую пилюлю» в новом законе. Если до этого момента их пребывание в должности было ограничено двумя сроками, то новый закон убирал это ограничение – президент мог неоднократно назначить губернатора на должность. Поняв новые реалии, губернаторы не стали терять время: сразу после вступления закона в силу половина губернаторов подала президенту заявления об отставке, рассчитывая на переназначение. При этом никто из них не обращал внимания на такую мелочь, как срок истечения их полномочий. Как показала практика, большинство сделали правильный выбор: из подавших в отставку 44 губернаторов лишь 7 не были переназначены на свою должность