Эта позиция вызвала возражения со стороны судей КС – без объяснения причин и вопреки их мнению их поставили перед необходимостью менять сложившийся образ жизни. Работа в отрыве от других органов власти, необходимость регулярных поездок в Москву, очевидные бытовые проблемы – все эти аргументы были отвергнуты Кремлем, и законопроект стал быстро двигаться через парламентские процедуры. В середине декабря 2006 г., после того как закон был принят Думой, Зорькин неожиданно выступил с громким публичным обращением к президенту и обеим палатам парламента, в котором обвинял законодателей в подрыве независимости, самостоятельности и престижа Конституционного суда[242]. Однако его возмущение касалось формы, а не содержания закона – на последнем этапе из его текста исчезли положения о праве суда проводить выездные заседания и иметь свое представительство в Москве. Короткой встречи с президентом, в ходе которой Владимир Путин пообещал вернуть удаленные положения закона в обмен на то, что КС не будет злоупотреблять правом проведения выездных заседаний в Москве и его переезд в Петербург будет полноценным, оказалось достаточно, чтобы Зорькин снял свои возражения к закону. Еще через несколько дней Совет Федерации наложил вето на закон, принятый Госдумой, после чего в него были внесены все обещанные президентом поправки.
Креативный судья
Внимание Владимира Путина к позиции председателя КС и готовность идти с ним на компромисс (в непринципиальных вопросах) не было случайным. К этому времени Валерий Зорькин стал важным элементом выстроенной Кремлем системы управления – председатель КС с энтузиазмом воспринял позицию о примате интересов государства в России над интересами и свободами личности и стал активно проводить эту линию в деятельности суда. Решения КС, объясняющие отсутствие противоречий между Конституцией и политическими реформами Кремля, стали аргументироваться тем, что положения Конституции могут трактоваться с учетом «развивающегося социально-исторического контекста», а решения самого КС могут пересматриваться «с учетом конкретных социально-правовых условий их реализации, в том числе с учетом изменений в системе правового регулирования»[243].
Такое вольное обращение с нормами российской Конституции априори признавало право Кремля на любые изменения законодательства и исключало возможность оспаривания принимавшихся законов. Летом 2003 г. КС признал конституционным запрет на проведение референдумов в год президентских и парламентских выборов. Зимой 2005 г. в суде не удалось оспорить резкое повышение обязательной численности для политических партий и запрет на создание региональных партий, что (как мы увидим в следующей главе) стало поворотным моментом в реформе системы политического представительства в России. В декабре 2005 г. КС признал конституционным порядок назначения губернаторов по предложению президента и отказался рассматривать запрос о конституционности права президента на увольнение губернаторов «за утрату доверия» и его права на роспуск региональных парламентов. Неожиданно для Кремля оказалось, что тот, кто противился усилению президентской власти в начале 1990-х, через 10 лет стал сторонником такой политики, то есть безо всякого нажима на него согласился кооптироваться в вертикаль власти, видимо, хорошо помня, что это значит – быть низвергнутым с вершины пирамиды.
После того как Владимир Путин стал президентом в 2000 г., качественный состав КС стал быстро меняться. Согласно российскому законодательству полномочия президента по выдвижению кандидатов в судьи КС ничем не ограничены – хотя закон дает право выдвижения кандидатов многим субъектам политической жизни и гражданского общества, президент не обязан рассматривать эти кандидатуры или объяснять свой выбор. По мере ухода в отставку судей, до своего назначения имевших опыт работы в высших судах или бывших депутатами парламента, приходили не имевшие опыта работы на государственном уровне, но готовые во всем поддерживать Кремль, а в силу очевидной низкой квалификации большинство из них безоговорочно поддерживало позицию председателя КС[244]. Утверждение новых судей КС через Совет Федерации не приносило сюрпризов, все кандидатуры одобрялись без промедления. О принципиальности верхней палаты парламента, которая в 1995–1997 гг. четыре раза отвергала кандидатуры судей КС, вносившихся президентом Ельциным, можно было не вспоминать. Последующие события показали, что Кремль выбирал правильных кандидатов – ни одна из президентских инициатив после этого не была торпедирована.
А тех судей, кто пытался занять независимую позицию, подвергали давлению и гонениям.
В апреле 2008 г. ФСБ запретила въезд в Россию проработавшей несколько лет в Москве журналистке Наталье Морарь, заявив, что ее деятельность создает угрозу национальной безопасности страны. Попытка оспорить это решение в суде не увенчалась успехом – суды заявили, что у них нет полномочий оспаривать решения российской тайной полиции. Через год это дело пришло на рассмотрение в Конституционный суд России, который отказался признать нарушение конституционных прав и свобод. Это решение не было поддержано двумя судьями, которые выступили с особыми мнениями. Через три месяца один из них, Владимир Ярославцев, дал громкое интервью, в котором достаточно откровенно обрисовал ситуацию в России: «Усиление авторитаризма приводит ко все большей зависимости судей… центр принятия решений находится в администрации президента. Авторитарный режим хочет удержаться у власти как можно дольше. ‹…› Органы безопасности могут делать, что хотят, а судам остается только утверждать их решения. Органы безопасности – вот кто правит…»[245].
Вскоре впервые в истории на закрытом пленуме КС Зорькин обвинил судью Ярославцева в нарушении Кодекса судейской этики и закона «О статусе судей», предписывающих судьям «избегать всего, что может умалить авторитет судебной власти», а также «вне рамок профессиональной деятельности подвергать сомнению постановления судов, вступивших в законную силу, и критиковать профессиональные действия своих коллег». Однако предложение признать случившееся «дисциплинарным проступком», что могло повлечь прекращение полномочий судьи КС, не было поддержано большинством судей. Владимиру Ярославцеву лишь рекомендовали выйти из состава Совета судей, где он работал как представитель КС.
После этого судья Алексей Кононов, который также выступил против произвола ФСБ[246], сказал, что «Ярославцева в лучших традициях уже “высекли” на нашем пленуме» и что законодательство в стране меняется таким образом, «чтобы у исполнительной власти была возможность руководить и судебной системой»[247]. Кононову не простили того, что он решил вынести сор из избы. «Выносить критические выступления на страницы газет недопустимо… в особых мнениях можно излагать собственное видение, но не критиковать вступившие в силу решения суда», – заявил один из его коллег[248]. Кононову предложили добровольно уйти в отставку, чтобы избежать рассмотрения дела о дисциплинарной ответственности. «…Мы не прибегали к репрессалиям, связанным с основаниями ухода. Судьи рекомендовали…» – так сказал об этом Валерий Зорькин[249].
Ухудшение качественного состава Конституционного суда и его переезд в Петербург повлекли за собой резкое падение его престижа, что стало проявляться в отношении к нему представителей исполнительной власти: на заседания суда перестали приходить не только федеральные министры и руководители палат парламента, но и их заместители. «Крупные чиновники предпочитают не ездить сюда… уровень представительства всех центральных органов власти сразу снизился до уровня чиновников Северо-Западных управлений, явка в суд жалобщиков уменьшилась, и это плохо», – сказал заместитель председателя КС Владимир Стрекозов[250].
КС всячески демонстрировал свою лояльность Кремлю. В тех нечастых случаях, когда Конституционный суд просто не мог не признать неконституционность принятых законов, он никогда не отваживался объявлять нормы таких законов не имеющими юридической силы, предпочитая давать свое видение относительно того, как их следует трактовать и применять[251]. Но КС зря рассчитывал на хотя бы внешнее уважение к своим решениям, рекомендуя парламенту изменить законы так, чтобы они не противоречили Конституции. Хотя отдельные положения законов о митингах, о прокурорском надзоре за некоммерческими организациями (НКО), об отмене выборов мэров объявлялись неконституционными, российские суды игнорировали эти решения КС, а парламент отказывался отменять оспоренные нормы законов. К настоящему времени Дума отказалась рассматривать поправки как минимум к трем десяткам законов, по которым КС вынес отрицательные заключения и предложил изменить[252].
Бессменный судья
Но понижение статуса Конституционного суда на судьбе Валерия Зорькина отразилось «с обратным знаком».
В 2009 г. Кремль лишил судей Конституционного суда закрепленного в законе права на избрание своего председателя. Было объявлено, что поскольку председатели ВС и ВАС назначаются Советом Федерации по представлению президента, то и председатель КС должен назначаться таким же образом. Гадис Гаджиев, один из «долгожителей» Конституционного суда, получивший свои полномочия одновременно с Зорькиным в момент формирования первого состава суда осенью 1991 г., резко отреагировал на новый порядок, сказав, что он «противоречит принципу самостоятельности судебной власти», свидетельствует о «непонимании конституционного судопроизводства» и является косвенной попыткой «давления на суд»