Разработка нового пермского двигателя ПС-90 сильно затянулась, а когда в конце 1980-х стали проводить его летные испытания, советская экономика уже начала разрушаться и серийный выпуск новых самолетов наладить не успели. Хотя новый двигатель был не очень надежным и его показатели эффективности не достигали поставленных уровней, «Пермский моторостроительный комплекс» в момент приватизации привлек интерес американской компании Pratt & Whitney, которая приобрела блокирующий пакет акций (25 %). Дело было в том, что по своей мощности российский двигатель удачно заполнял нишу в продуктовой линейке Pratt & Whitney, и, выбирая между инвестициями в доработку российского двигателя и разработкой собственного, американская компания сделала выбор в пользу первого решения. После тщательной диагностики выявили слабые места нового двигателя, к началу 2000-х разработали план их устранения, и вместе с российским холдингом «Интеррос» (который был владельцем примерно 30 % акций) был подготовлен инвестиционный план.
Дело оставалось за малым: нужно было заключить с российским правительством соглашение об использовании интеллектуальной собственности. Но здесь дело застопорилось. Сначала российские власти вместо традиционного соглашения о выплате роялти предложили Pratt & Whitney выкупить интеллектуальную собственность примерно за миллиард долларов, что делало бессмысленным весь проект для американской компании. А вскоре Кремль категорически запретил «Интерросу» продолжать сотрудничество с американцами. После этого «Интеррос» продал свои акции государственному банку ВТБ, тот через пару лет продал их АФК «Система», а та еще через год – «Оборонпрому». Пермское предприятие продолжает прозябать, не имея надежного продукта в своем арсенале.
Судьба другого предприятия по производству авиационных двигателей, расположенного в Рыбинске, в момент развала СССР сложилась удачнее. Этот завод выпускал двигатели для транспортных самолетов «Ил-76», для истребителей марки «Су» и для самых массовых советских пассажирских самолетов «Ту-154» и «Ил-62». К началу 1990-х они уже не производились, но огромный парк построенных ранее самолетов обеспечивал предприятие заказами на ремонт и техническое обслуживание двигателей. Это позволяло не только поддерживать существование, но и вкладывать ресурсы в создание новой продукции. Одним из удачных решений стала разработка в кооперации с украинскими компаниями газовой турбины большой мощности для электростанций, которая никогда не производилась в СССР. После выпуска первого образца российская компания выкупила техническую документацию, что оказалось весьма кстати – в начале 2000-х с подъемом российской экономики резко возрос спрос на генерирующие мощности, и у рыбинских турбин просто не было конкурентов внутри страны, а импортные аналоги стоили слишком дорого.
В 1997 г. директором «Рыбинских моторов» стал Юрий Ласточкин, который, как и многие другие директора по всей стране, постепенно наращивал свою долю акций в компании, вскоре став ее контролирующим акционером.
Устойчиво стоящее на ногах предприятие решительно взялось за освоение новой продукции. В конце 2000 г. на предприятие приехал новый российский президент Владимир Путин, и с его благословения Министерство обороны России назначило «Рыбинские моторы» головным предприятием по разработке, серийному производству и ремонту всех корабельных газотурбинных двигателей для нужд российского военного флота (до этого они разрабатывались и производились на Украине). Кроме того, компания начала работы по модификации двигателей для истребителей «Су», которые перешли в разработку двигателя для истребителя пятого поколения.
В 2001 г. «Рыбинские моторы» объединились с конструкторским бюро, которое традиционно разрабатывало двигатели для предприятия, объединенная компания получила название НПО «Сатурн»[405]. Тогда же было подписано долгосрочное соглашение с «Газпромом» о поставке двигателей для компрессорных установок. В 2003 г., когда российские власти решили поддержать разработку и производство нового пассажирского самолета, получившего название «Сухой Суперджет» (SSJ-100), «Сатурн» вместе с французской компанией Snecma выиграл тендер на производство двигателей для него.
Кооперация с французской компанией позволила «Сатурну» получить доступ к современным технологическим решениям, наладить полномасштабную производственную кооперацию с западными производителями и дала шанс на вывод продукции на внешние рынки. По оценкам Юрия Ласточкина, без такого сотрудничества новый двигатель просто не получилось бы создать – российский вклад ни на стадии разработки, ни на стадии производства не превышал 40 % в общем объеме работ.
Компания успешно развивалась: объемы продаж и прибыль устойчиво росли, акции начали торговаться на бирже, капитализация стремительно повышалась. Но именно это сделало ее привлекательной для нового «хищника» – создаваемой государством «Объединенной двигателестроительной корпорации». В середине 2000-х Владимир Путин решил сделать ставку на южнокорейскую модель развития, основанную на крупных чеболях (производственно-финансовых холдингах, тесно переплетенных с государством). В России возникли крупные государственные корпорации[406], статус которых был настолько удивительным, что он не вписывался в рамки существующего законодательства, и для создания каждой госкорпорации принимался отдельный закон.
В конце 1999 г. тогда еще премьер-министр Владимир Путин назначил своего старого знакомого по работе в ГДР Сергея Чемезова директором некрупного государственного предприятия «Промэкспорт», занимавшегося экспортными поставками продукции двойного назначения[407]. Став президентом, Путин забрал экспорт вооружений под личный контроль и принял решение об объединении «Росвооружений» и «Промэскпорта», назначив Чемезова заместителем руководителя объединенной компании «Рособоронэкспорт», которая постепенно подобрала под себя почти весь экспорт российских вооружений. После переизбрания на пост президента в 2004 г. Путин назначил Чемезова директором «Рособоронэкспорта».
Вскоре простая продажа оружия стала малоинтересной Чемезову, который предложил Путину создать государственную корпорацию, объединяющую все российские оборонные предприятия. По словам Чемезова, это должно было привести к повышению эффективности и росту экспорта российского оружия. В первоначальном списке Сергея Чемезова находилось 250 оборонных предприятий, акции которых оставались в государственной собственности. Но по мере прохождения идеи через бюрократические коридоры этот список разрастался, в него были включены весьма прибыльные предприятия, выпускавшие исключительно гражданскую продукцию. На каком-то этапе под предлогом «обеспечения биологической безопасности государства» в список Чемезова вошли десятки ведущих фармацевтических предприятий и НИИ. Общее число включенных в список Чемезова предприятий приближалось к 600[408]. Против такой всеядности выступили многие члены правительства. Министр экономики Эльвира Набиуллина требовала отказаться от передачи «Ростехнологиям» акций гражданских предприятий и неконтрольных пакетов акций, которые она предлагала продавать в ходе приватизации[409]. Вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин выступил против предоставления корпорации полной самостоятельности и права продажи переданных ей акций: «Реализация данного предложения является скрытой формой приватизации, а также предполагает как непрозрачность механизмов продажи данных активов, так и отсутствие контроля над использованием этих доходов самой госкорпорацией». Такая практика «направлена на увод доходов от продажи госактивов из федерального бюджета, куда данные средства должны поступать», – написал он премьер-министру Путину[410]. Но эти усилия были тщетными. Гораздо более успешным в ограничении аппетитов Чемезова стал другой, не менее близкий к Владимиру Путину человек – Сергей Иванов, добившийся исключения из списка ряда оборонных предприятий, которые были переданы в капитал другой государственной компании «Алмаз-Антей», создававшейся под его патронажем[411].
Хотя госкорпорация «Ростехнологии» была создана на основе «Рособоронэкспорта» только в ноябре 2007 г., захват промышленных активов Сергей Чемезов начал задолго до этого. Еще в ноябре 2004 г. президент Путин отдал принадлежащие Российской Федерации и Республике Татарстан пакеты акций предприятий, разрабатывающих и производящих вертолеты Миля, «Оборонпрому», дочерней компании «Рособоронэкспорта». В августе 2007 г. другим своим указом президент Путин передал «Оборонпрому» акции предприятий, выпускающих вертолеты Камова.
В 2006 г. руководитель «Оборонпрома» Денис Мантуров предложил Сергею Чемезову консолидировать в один холдинг предприятия, производящие авиационные двигатели. В августе 2007 г. на реализацию этой идеи получено одобрение Владимира Путина, и согласно резолюции президента «Сатурн» должен был войти в состав создаваемого холдинга[412]. Интерес госкомпании к «Сатурну» был понятен: единственное развивающееся предприятие в своем сегменте, имевшее устойчивый портфель военных и гражданских заказов, получившее доступ к современным западным технологиям и, самое главное, приносившее устойчивую прибыль. В Рыбинск к Ласточкину начали приезжать многочисленные гости, говорившие одно и то же: есть решение президента отдать акции «Сатурна» государству «в подарок», бесплатно. Ласточкин отказывался, говоря, что не видит в этом особого смысла – у других компаний, которые хотел объединить «Оборонпром», нет ни человеческого, ни технологического, ни производственного потенциала. Более того, в декабре 2007 г. Юрий Ласточкин начал контригру, инициировав процесс слияния с «Уфимским моторостроительным производственным объединением» (на которое также претендовал «Оборонпром»), купив почти 20 % его акций и подписав соглашение о партнерстве с менеджментом уфимской компании, который владел примерно 30 % акций.