Жиленков вернулся к прерванному разговору, но назойливый посетитель снова постучал по стеклу. Еще громче.
— Послушайте, любезный… — Помощник дежурного хотел было начать дежурную отповедь, но, увидев в руках у посетителя служебное удостоверение министерского образца, осекся:
— Извините, товарищ подполковник! Я сводку передаю… Передавал…
— Вопрос помните или повторить? — участливо поинтересовался Журов.
— Начальник здесь, в отделе. Но он это… Машину ремонтирует. Пригласить?
— Машину, говоришь, ремонтирует? Нет, не надо отрывать человека от столь важного дела. Лучше проводи.
Двор отдела освещали вспышки электросварки. Юрий Иванович, напялив на голову маску, колдовал над похожим на решето днищем многострадальных «Жигулей», лежавших боком на заботливо подложенных старых покрышках.
— Товарищ подполковник, к вам! — крикнул Жиленков.
Приподняв маску и взглянув на удостоверение гостя, Серебряков отложил сварочный аппарат, снял брезентовые рукавицы и протянул руку:
— Простите, что в таком виде… Пройдемте в кабинет?
— Нет необходимости. Я ненадолго. Вы в курсе, что произошло с вашим бывшим сотрудником Сергеем Елагиным?
— Еще бы не в курсе… Мне уже из газеты звонили. Говорят, материал для статьи собирают, и даже название уже придумали: «Евсюков из Юрьевска».
— Газеты для того и существует, чтобы в них статьи печатать. Разве это плохо?
— Почему плохо? — пожал плечами Юрий Иванович. — Я этого не сказал. Народ информировать надо, как говорится. Плохо, что следствие еще не закончено, а газетчики уже наперед знают, что и как. И выводы сделали, и клеймо поставили.
— Согласен, поторопились. Вот я сюда затем и приехал, чтобы спокойно разобраться и сделать объективные выводы. Скажите, а как получилось, что Елагин оказался в отряде милиции специального назначения?
— В установленном порядке. Сдал экзамен и перешел. Рапорт ему я подписал, как положено.
— И что, вы не возражали против перехода? Сами понимаете: отряд — подразделение непростое, даже, можно сказать, элитное, и туда кого ни попадя рекомендовать не следует.
— Согласен. Только про Елагина ничего плохого сказать не могу. Нормально парень работал. Разговорчив иногда бывал не меру, ну так это, как говорится, по молодости. А так… Показатели все — на уровне.
— Показатели… — Журов поморщился. — Нас не цифры интересуют, а человек. У Елагина что, за три года ни одного взыскания не было? Или жалобы?
— Взысканий не было. А что до жалоб… — На лбу Серебрякова явно проступили невидимые доселе морщины. — В нашем деле, если за три года на тебя ни одной жалобы не поступило — значит, хреновый ты постовой. Были, конечно, жалобы. И проверки проводились, как положено. Вот, например, в прошлом месяце Фролов, вышибала из ночного клуба, в прокуратуру целую петицию настрочил. Якобы ударили его… Дубинкой по уху.
— Кто — Елагин?
— Да… Прокуратура проверку провела и противоправных действий не выявила. Этот Фролов сам, как говорится, хорош гусь. Он…
— А от прокуратуры кто проверку проводил? — перебил Журов.
— Воронова. Она и сейчас в следственный отдел перешла.
— Понятно… А другие жалобы? Которые не в прокуратуру направляются, а, например, в городское управление? Их ведь все равно вам спускают, не так ли?
— И такие были. Немного, но были. Только разве всё упомнишь?
— Придется упомнить. Завтра к пятнадцати часам прошу представить соответствующие материалы. Кто жаловался, когда, по какому поводу, и какие меры приняты.
— Так как же я успею? — возразил Юрий Иванович. — Это ж за три года бумаг сколько перелопатить надо. И секретарь в отпуске.
— Разумеется, не успеете. Если, вместо того чтобы организовывать и контролировать работу подчиненных, будете с машинами возиться, — неожиданно жестко парировал Журов. — Личный состав у вас откровенно распущен. Сам сейчас имел возможность убедиться… Кстати, почему ремонтом служебного автотранспорта занимается начальник отдела, а не водитель?
— А где я водителей наберу на такую зарплату? У меня из пяти положенных по штату водителей — один только Поздняков. И то, как говорится, лишь потому работает, что живет через дорогу и до пенсии полтора года осталось. Уйдет — вообще некого будет за баранку посадить.
— Давайте без демагогии. Вам указание ясно?
— Ясно, — хмуро подтвердил Серебряков.
— Будьте здоровы!
Проводив москвича не очень ласковым взглядом, начальник отдела снова взялся было за сварочный аппарат, но в этот момент дверь распахнулась, и во двор вбежала Катя Никулина.
— Юрий Иванович, извините… То есть разрешите обратиться! Это по поводу Сергея Сергеевича приходили?
Подполковник молча кивнул.
— Как у него дела? Что говорят?
— Плохи дела, — вздохнул Серебряков. — Копают под него. Серьезно копают.
— Почему? — У Кати на глазах выступили слезы. — Он хороший, я знаю. Не мог он убить.
— Почему, спрашиваешь?.. Вот ты знаешь, как раньше в деревнях с крысами боролись? Ловят несколько крыс, сажают их в большую стеклянную бутыль, чтоб ни стенку прогрызть не могли, ни выпрыгнуть, и оставляют на некоторое время без жратвы и воды. И крысы эти, чтобы добыть себе пищу, начинают друг друга пожирать. В конце концов в бутыли остается только одна, самая сильная. Вот ее-то и выпускают на свободу. Эта тварь, привыкнув жрать себе подобных, уже ничем другим питаться не желает, и другие крысы, чтобы уцелеть, вынуждены уходить… Я это к тому, что наше министерство напоминает мне бутыль с крысами. Там они тоже друг друга жрут, чтобы теплое местечко занять. Сожрал конкурента — шагнул вверх. Вот и привыкают постепенно. А потом уже остановиться не могут и жрут всех подряд, без разбора. Чем больше сожрал, тем, как говорится, и заслуг больше.
— Получается, я неправильно профессию выбрала?
— Нет, девонька! — Юрий Иванович грустно улыбнулся. — Профессия у нас с тобой, что бы там в народе о ней ни говорили, самая правильная. Это система у нас… неправильная.
Когда Олег появился дома, не было еще и семи. Он ужасно вымотался за прошедшие два дня. Сначала — это страшное известие, потом поездка в морг на опознание брата, потом допрос… Матери телеграмму отбил, что Ромка в больницу попал, чтобы не сразу, как гранатой по голове. Он и сам еще до конца не понял, что случилось, действовал как на автомате, а осознание того, что брата больше нет, еще, к его счастью, не пришло. Младшего, который был за ним как за каменной стеной, и Олег всегда чувствовал незримую поддержку в лице брата. Пусть ему никогда и не пришлось этой поддержкой воспользоваться, но он всегда знал — брат за плечом и подставит это самое плечо в любой момент. А теперь его нет, и нет поддержки, и нет человека, родного к тому же, который прикроет тебе задницу в любом самом непредсказуемом случае. И ему, Олегу, некого теперь защищать, да и нравоучать…
Войдя в квартиру, он, не снимая кроссовок, направился прямо в свою комнату, намереваясь плюхнуться на диван и забыться, хоть на время. Но не успел. Звонок мобильного телефона застал его в двух шагах от двери. Паленов взглянул на дисплей. Номер абонента был скрыт, что уже само по себе настораживало. К тому же разговаривать сейчас ни с кем не хотелось.
Но телефон продолжал настойчиво верещать. Олег нажал клавишу ответа.
— Алло!
— Олег Иванович?
Голос в трубке показался знакомым.
— Да, — ответил Олег. — А кто это?
— Журов, из Москвы. Мы с вами вчера беседовали.
— А, да… Слушаю.
— Вы не очень заняты? Мы могли бы переговорить тет-а-тет?
— Сейчас? Вообще-то, я…
— Запомните адрес, — не стал дослушивать собеседник. — Улица Афанасия Никитина, дом шестнадцать, мини-отель «Регина». Там внизу есть бар. Скажете портье на входе, что вас ждет Кирилл Петрович. Он предупрежден, проводит. Встречаемся через полчаса.
Олег снова собрался было возразить, но связь оборвалась. Паленов озадаченно поглядел на мобильник и, плюнув на пол, снова вышел в коридор.
Московский гость закусывал «Дошираком» за столиком в дальнем углу небольшого зала. Олег срисовал его сразу, подошел, поздоровался. Журов кивнул в ответ и указал на стул против себя. Когда Паленов присел, подполковник придвинул пачку «Честерфилда», поверх которой лежала красивая зажигалка с профилем Феликса Эдмундовича.
— Кури!
Склонный к любой халяве Паленов не отказался.
— Ну так что ж мы с тобой будем делать, Олег Иванович? — начал борец за чистоту милицейских рядов после непродолжительной паузы.
— А чего вы меня спрашиваете? Я, что ли, решаю?
— Ты о чем?
— О Ромке — о чем же еще? Помяните мое слово: замнут дело. Ворон ворону, как говорится…
— Ну, откуда такие мрачные мысли? Делом занимается не милиция, а следственный отдел при прокуратуре. Разные ведомства.
— Это у вас в Москве они разные, — скривился Паленов. — А Юрьевск — не Москва, Юрьевск — город маленький. Они тут все промеж собой — вась-вась. Договорятся. Не верите?
Журов промолчал.
— Зря не верите! Это они перед вами кипеж развели, усердие показывают. А вы уедете — и дело сразу в корзину. Эта баба… ну, то есть женщина, которая прокурорская, она с этим козлом…
— Я вот о чем думаю, — резко перебил подполковник, — зачем ты, Олег Иванович, брата подставил?
— Я?! — опешил Паленов. — Как подставил?
— На сделку послал вместо себя, — спокойно пояснил Журов.
— Никого я не посылал. И вообще про эти дела ничего не знал.
— Ты целку-то из себя не строй. Думаешь, не понимаю, чья это тема — с оружием? Не боишься, что Джамал или Седой заговорят?
— Да не знаю я ничего… Пусть что хотят говорят. Меня там не было, — вскинулся Олег, но, наткнувшись на острый взгляд, моментально заткнулся.
— Еще раз говорю: целку из себя не строй, — тем же ровным тоном продолжил Журов. — У оперов из оружейного отдела давно на тебя виды. Они ведь тем вечером тебя на угольных складах ждали, а не Ромку. Только ты почему-то не приехал… Почему, а?