– Пожалуйста, Тимофей Васильевич, делайте свои модели. Мы подождем.
Пока я на столе императора, используя опыт детства, складывал несколько самолетов различной сборки, прислушивался к разговору между моими слушателями.
– Ники, я обязательно должен попасть в Париж, чтобы посмотреть полет дирижабля, – это Сандро.
– Я бы тоже не отказался посмотреть на этот аппарат. Признаться, меня он также заинтересовал, – это Сергей Михайлович.
Тимофей Васильевич, а когда состоится полет вокруг Эйфелевой башни? – это император уже ко мне.
– Кажется, в октябре, Николай Александрович. Все данные по дирижаблям у меня в Гатчине, – ответил я, заканчивая связывать ниткой четыре обрезанные спички.
Это я решил ознакомить присутствующих в комнате со стабилизаторами для бомб. Кто из детей, выросших в советские семидесятые, не делал дротик из четырех спичек, нитки, оперения из бумаги и иголки. Помню, как меня семилетнего поставили в угол за то, что додумался кинуть сделанный дротик в дверцу гостиной стенки для посуды и отколоть немного полировки.
Разговор его величества с их высочествами продолжался. Ширинкин молчал, а я заканчивал свои поделки. Наконец, подойдя к столику, вокруг которого мы все сидели, я выложил на него четыре бумажных самолета и дротик без иголки.
– И что это такое? – поинтересовался император, взяв в руки одну из моделей.
– Модель самолета-моноплана, Николай Александрович. Но сначала немного истории. Разрешите?
– Слушаем вас, Тимофей Васильевич, – ответил император, откинувшись на спинку стула, продолжая рассматривать бумажный самолет, крутя его в руках.
– Первая привилегия на самолет или воздухолетательный снаряд в восемьдесят первом году прошлого века была выдана Департаментом торговли и мануфактур Российской империи капитану первого ранга Можайскому Александру Фёдоровичу… – начал я.
– Наш человек! Надо же, не знал, – перебил меня Сандро. – Извините, не удержался. Продолжайте, Тимофей Васильевич.
– К сожалению, документов испытаний практически не сохранилось, но имеются сведения, что данный воздухолетательный снаряд с двумя паровыми двигателями смог оторваться от земли, но потом завалился набок и упал. Тем не менее это был первый аппарат тяжелее воздуха с двигателями, который смог оторваться от земли. К сожалению, дальнейшее финансирование было нашим военным ведомством прекращено, а у Александра Фёдоровича не нашлось денежных средств на продолжение работ. Хотя, насколько мне удалось узнать, на эти исследования жертвовали деньги ваш дед, Николай Александрович, генерал Скобелев, граф Воронцов-Дашков и многие другие.
– Почему же прекратили финансирование, Тимофей Васильевич? – заинтересованно спросил император.
– Как мне кажется, покойный контр-адмирал Можайский со своей идеей опередил как минимум на десятилетие, а то и на два техническое развитие мира и такой науки, как аэродинамика. Не было нормальных двигателей и научной теории воздухоплавания, – ответил я.
– А сейчас это время пришло? – задал вопрос Сергей Михайлович.
– Думаю, да. Пришло. Пока сведения до конца не проверены, но первичная информация говорит о том, что в Питтсбурге в мае девяносто девятого года состоялся полет моноплана с паровым двигателем, который пролетел почти версту на высоте двух-трех сажень. Автор этого аппарата – Густав Уайтхед. Кроме того, еще два американца – братья Райт – активно создают новый самолет, пока проводя аэродинамические исследования планера и подбирая двигатель большой мощности с наименьшим удельным весом, – глубоко вздохнув, я продолжил: – Два месяца назад встречался с академиком и действительным статским советником Жуковским Николаем Егоровичем. Он преподает гидродинамику, при этом активно разрабатывает положения новой науки – аэродинамики. Ищет средства на создание при механическом кабинете Московского университета аэродинамической трубы. Довел до него информацию об изысканиях американцев, а также представил бумажные модели самолетов. Он очень заинтересовался.
– Мы тоже заинтересовались, Тимофей Васильевич. Покажите же наконец то, для чего эти модели, – перебил меня Николай.
Я взял со стола один из самолетиков и запустил его. Модель, пролетев несколько метров, резко спикировала и упала на пол. Всё-таки бумага, которую я использовал, была плотной и тяжелой. Следом запустил вторую модель, сложенную как Ту-144. Этот самолетик пролетел весь кабинет и под восторженный выдох присутствующих вылетел в коридор.
Николай запустил модель, которую продолжал держать в руках. Та взмыла под потолок, потом устремилась вниз. На полпути к полу взмыла еще раз и аккуратно приземлилась на пол. Император схватил со стола следующий самолет и запустил его, тот на удивление полетел плавно, постепенно снижаясь, и почти вылетел в коридор.
Дальше началось веселье. Никогда не мог себе представить, что увижу такую картину, как император, два великих князя из дома Романовых и целый генерал-майор, самый старший из нас, будут, словно дети, носиться по кабинету, запуская бумажные самолетики.
Наигравшись, народ вернулся за стол.
Тимофей Васильевич, для Александра и Алексея сделайте побольше таких самолетов. Сыновьям они будут в радость. Хорошо?! – произнес император, усаживаясь на стул.
– Я лучше научу их делать эти модели. Только боюсь, очень скоро в Гатчинском дворце закончится вся бумага, – ответил я, чем вызвал у всех присутствующих задорный смех.
– Смех смехом, господа, но как вы, Тимофей Васильевич, видите применение этих самолетов? – всё еще улыбаясь, спросил император.
– Николай Александрович, в первую очередь в военных целях, при этом разделив самолеты на две группы. Первая – это самолеты, которые с помощью бомб будут уничтожать противника на земле и на воде. Их можно назвать бомбометателями или бомбардировщиками. Вторая – это более легкие и манёвренные самолеты, которые будут бороться с этими бомбардировщиками, истребляя их пулеметным огнем в воздухе. Их можно назвать истребителями.
– И сколько пудов сможет поднять в воздух такой бомбардировщик? Столько же, как дирижабль? – перебил меня Сандро.
– Значительно меньше, Александр Михайлович. Дай бог, пудов пятьдесят-сто получится поднять, и то, мне кажется, понадобится не один, а два, три или даже четыре двигателя, – перед глазами всплыла картинка самолета Сикорского «Илья Муромец». – Но размеры такого самолета будут по сравнению с дирижаблем на порядок меньше, манёвренность значительно выше. А пятьдесят пудов грузоподъемности – это, к примеру, больше ста снарядов к той же трехдюймовке, то есть двенадцать залпов одной восьмиорудийной батареи или разовый залп двенадцати батарей по небольшой площади. Бомбардировщик перед сбросом бомб сможет снижаться для более точного бомбометания, – я, встав со стула, взял одну из моделей и изобразил ею снижение по пологой траектории на поверхность столика.
– Тимофей Васильевич, а как вы себе представляете бомбы, которые будут сбрасывать с самолетов? – задал вопрос Сергей Михайлович.
– По мне, то для простоты изготовления можно использовать производство тех же орудийных снарядов. Только для стабилизации их полета в воздухе приделать к ним металлическое оперение. Что-то типа такого.
Закончив фразу, я взял со стола связанные спички с бумажным стабилизатором, вложил их в «фюзеляж» модели и запустил самолет в воздух. Потоком воздуха «бомба» отделилась от самолета и с тупым звуком в полной тишине ударилась спичечными головками о паркет. Я подобрал бомбочку, вновь ее подбросил к потолку, откуда та, развернувшись в воздухе, начала падать отвесно на пол.
– Как-то так, господа, – произнес я, вернувшись за стол, подобрав перед этим самолет и «бомбу».
– Да, самые простые решения – одновременно самые лучшие, так, кажется, говорил Бонапарт. Приделал оперение к снаряду, и воздушная бомба готова. Жалко только, эти ваши бомбардировщики так мало снарядов для восьмидюймовки поднять в воздух смогут. Десятью бомбами тяжело будет в броненосец попасть, – произнес Сандро и задумался, видимо, что-то подсчитывая в уме.
– Но небольшой самолет может нести торпеду Уайтхеда. Представьте, господа, самолеты, как рой ос, поднимаются в небо и берут курс на вражескую эскадру, идущую вдоль берега. Они несут только по одной торпеде, но их скорость больше шестидесяти узлов, и они могут маневрировать в воздухе по всем трем осям координат. Рой подходит к кораблям, осы разделяются, выбирая цели, и начинают волнами атаку. Резкое снижение к воде, пуск торпеды на расстоянии полуверсты от корабля и резкий набор высоты, с уходом вправо или влево, – ведя рассказ, я с помощью модели самолета и «бомбочки» изобразил над столом атаку торпедоносца, где вместо броненосца выступила пустая пепельница.
– Да чтоб тебя в душу, в кашу, под коленку, в корень, через коромысло, в кочерыжку, глаз ты осьминога, – Сандро остановился и резко выдохнул. – И когда появятся такие торпедоносцы, по вашему мнению, Тимофей Васильевич?
– Лет через десять, может быть и раньше. И чтобы Российская империя была первой среди покорителей шестого, воздушного, океана[3], надо действовать уже сейчас. Иначе опять будем покупать воздушные аппараты втридорога в Англии, Франции, Германии или в САСШ. И почему бы, например, Александру Михайловичу не стать первым полным адмиралом Воздушного флота Российской империи, – произнес я и серьезно посмотрел в глаза великого князя.
– Красиво, Сандро, тебя Тимофей Васильевич покупает. Красиво! Ёкнуло, наверное, в душе?! – серьезно произнес император, глядя при этом на меня.
– Ёкнуло, Ники, ёкнуло. Но шестой океан упускать, действительно, не хочется. Что хотите предложить, Тимофей Васильевич?
– У нас есть подданный Российской империи генерал-майор Мадсен. Скоро будет еще один подданный – Хай-рем Максим. Он, кстати, шесть лет назад также испытывал самолет своей конструкции, и он у него, как у Можайского, взлетел и упал, – я сделал паузу для того, чтобы слушатели осознали новую информацию об оружейнике. – А так предлагаю сделать предложения Шарлю Ренару,