Макаров по поводу роли флота в обороне Порт-Артура заявил, что вынужденное придание Квантуну, вследствие его слабости, значения главного объекта действий противника заставляет наш флот заниматься обороной сухопутной крепости. Данная задача для флота несвойственная, поэтому может быть выполнена лишь относительно. По той же причине флот отвлекается от своих главных задач и попадает в весьма невыгодное исходное положение для операций на море.
Несмотря на такое заявление, во время третьей игры Макаров генерального сражения двух флотов избегал, активно используя минирование с «Амура» и «Енисея», а также атаки миноносцами. В этой связи в конце этой игры был сделан важный вывод о сбалансированности состава русских морских сил на Дальнем Востоке – в их составе явно ощущался недостаток современных крейсеров и миноносцев.
Еще одной проблемой по результатам разбора игры были трудности, связанные со снабжением кораблей углем, что в значительной степени стесняло действия русской стороны. По данному вопросу контр-адмирал Рожественский предложил срочно заняться решением этой проблемы, в том числе и за счет разработки месторождений местного угля.
В общем, победоносной и маленькой войны не получалось. Все три игры показали, что война будет на истощение на суше и кому как повезет на море. При этом есть большая вероятность лишиться Тихоокеанского флота. Это еще во время игр не поднимался вопрос о том, как поведут себя наши заклятые союзники по антикитайской коалиции.
Я очнулся от дум, быстро домылся и отправился к супруге в спальню. Две ночи у меня точно есть, и надо провести их ударно. А то вернется государь с учений, и когда потом смогу вырваться домой – даже и не знаю.
Следующий день провел с Машенькой. Она на учебу тоже не пошла. Позавтракали, прогулялись по Невскому проспекту. Возвращаясь с прогулки домой, зашли в Пассаж и посетили «Зрелище электронного мира». Так здесь и сейчас называлось изобретение братьев Люмьер – синематограф. Зальчик с экраном был небольшой, мест на шестьдесят.
Показывали три фильма. Первый – о прибытии поезда на вокзал. Мне сразу же вспомнился фильм «Человек с бульвара Капуцинов». Как ковбои палили из револьверов в надвигающийся на экране поезд. Мне было смешно и грустно. А вот Машенька тоже напугалась и крепко прижалась ко мне, схватившись за плечо.
Второй фильм – та же комедия со шлангом «Политый поливальщик». Тупо, но зал смеялся до слез. Третий фильм можно было бы назвать «Жизнь Невского проспекта». В течение трех минут на экране, судя по всему, из окна Пассажа, был заснят Невский проспект напротив Гостиного двора. Люди, повозки, кареты. Показалось, что сижу в кинотеатре и смотрю хронику. Только теперь для меня это не хроника, а реальная жизнь.
На следующий день в двенадцать ноль-ноль вышел из дома и направился к Зимнему дворцу. Часа через два туда должен будет прибыть из Кронштадта император. Эскадра вчера поздно вечером встала на рейде, но к утру слухи уже просочились в столицу. Учения вновь закончились, мягко сказать, с удовлетворительными результатами, и светский Петербург застыл в ожидании.
А меня со вчерашнего вечера мучила моя чуйка. Начала она потихоньку напоминать о себе, когда вернулись с женой домой с прогулки. Машенька по дороге восторженно комментировала просмотренные фильмы-суперкороткометражки, а я, думая о том, что бы она говорила, увидев цветной фильм на большом экране, ту же четырехсерийную эпопею Бондарчука «Война и мир», почувствовал, что что-то в окружающей обстановке не так. Что-то царапнуло сознание и не отпускает.
Если ночью тревожные чувства, благодаря любимой, ушли, то с утра чуйка напомнила о себе. Так и не разобравшись, что же такое вчера случилось, решил подстраховаться и кроме штатного нагана в открытой кобуре сунул в специально пришитый внутренний карман бекеши одну из подаренных еще в девяносто третьем году Кораблёвым малюток – револьвер «Galand Tue-Tue».
Двигаясь неспешно по Невскому проспекту, прикидывал, откуда ждать опасности. Навстречу шел поток прохожих. День сегодня был безветренный, солнце то и дело выглядывало из-за туч. Народу было много и на тротуарах, и на проезжей части. Некоторые симпатичные и молодые барышни, проходя мимо, улыбались, я автоматически козырял на приветствия военных. Чувство было такое, что кто-то держит меня на прицеле. Чуйка начала верещать всё сильнее, и вдруг спина будто покрылась инеем.
Не раздумывая о том, что буду глупо выглядеть, резко развернулся и, падая на правое колено, выдернул из кобуры наган. Увиденная картина вогнала меня в ступор. По мостовой ко мне быстро приближалась пролетка, которой управлял молодой человек, державший в левой руке вожжи, а в правой револьвер. В повозке же сидели две молодые, богато одетые девушки или женщины, причем обе целились в меня из пистолетов. Та, что посимпатичнее, в азарте прикусила губу и привстала. Я, будто в замедленном кино, увидел, как ее палец начал по миллиметру сдвигать спусковой крючок, судя по всему, браунинга.
В голове мелькнула обида, что у меня до сих пор нет такого пистолета, как тело начало действовать само. Выстрел. Целившуюся в меня девицу вбило внутрь пролетки. Рефлекторно падаю вперед, выстрел, но уже не мой. Чувствую, как порыв воздуха коснулся волос на макушке, а фуражка слетела с головы. Сзади раздался чей-то вскрик. Мой выстрел лежа, почти в упор. Попал туда, куда и целился. На правом плече второй стрелявшей в пальто образовалось отверстие, а женщина откинулась на спинку сиденья повозки.
Оттолкнувшись буквально всем телом от земли, поджимая под себя левую ногу, вновь принял стойку для стрельбы с колена и, разворачиваясь вслед за пролеткой, начал выцеливать извозчика. Тот, кстати, не оплошал и не растерялся. Об этом мне подсказала пуля, вспоровшая мой левый погон.
«Млять, кровь из носу, но час в день на тренировку надо находить, а то двигаться разучусь и совсем в штабную крысу превращусь. И прихлопнет меня какой-нибудь задохлик студент», – подумал я, опрокидываясь назад и принимая положение для стрельбы сидя с опорой на ладонь и локоть.
Так было удобнее стрелять снизу вверх, не боясь задеть прохожих, если не попаду в цель. Извозчик такими мыслями не заморачивался и успел выстрелить еще два раза, прежде чем моя пуля пробила ему горло. Целился в руку, но… В общем, такая планида у этого человека – умереть молодым.
Поднявшись на ноги, быстро осмотрелся вокруг. Пролетка продолжала двигаться уже без «водителя кобылы», который выпал из экипажа. Кроме него, на земле лежало еще три человека. Представительный мужчина с профессорской бородкой покоился на боку, свернувшись в позе эмбриона, и громко кричал, держась руками за пах. Женщине, одетой несколько провинциально, я уже и такое начал отличать, а также гимназисту повезло меньше. Хотя с какой стороны посмотреть, они хоть не мучились. Оба лежали на спине, уставившись в небо остановившимся взглядом. То, что они мертвы, мне стало ясно с первого взгляда.
– Внимание! – громко прокричал я, перекрывая шум, стоявший вокруг. – Я подполковник Аленин-Зейский. На меня было совершено покушение террористами-революционерами. Прошу всех сохранять спокойствие, и если среди прохожих есть кто-то с медицинским образованием, окажите раненому помощь.
Мои слова подействовали мало, поэтому пришлось еще раз крикнуть, призывая к спокойствию и прекращению паники. Убедившись, что образовавшая толпа начала успокаиваться, а рядом раздались свистки то ли дворников, то ли городовых, бросился к остановившейся пролетке. Там еще оставались две террористки с оружием, одна из которых точно только ранена. Подбежав к экипажу, убедился, что обе женщины живы и находятся без сознания.
Засунув наган в кобуру, первым делом переложил пистолеты с пола пролетки на козлы. Кучер, которого бегло осмотрел по дороге, еще хрипел, но жить ему оставалось несколько минут, а может быть, и секунд. Забравшись в повозку, я начал осматривать женщин более внимательно, думая о том, что же делать?! У той, что от меня прилетело в грудь, видимо, началось легочное кровотечение, так как при каждом выдохе у нее на губах пузырилась кровь.
«Млять, если не оказать срочной помощи, то не жилец. А у меня с собой даже индивидуального пакета нет. Извини, девочка, но “язык” для меня важнее», – подумал я, переводя взгляд на другую террористку и начиная расстегивать на ней пальто.
Добравшись до раны, определил, что пуля, вернее всего, перебила ключицу и у девушки болевой шок.
– Что с ними? – услышал я вопрос, заданный уверенным мужским голосом.
Подняв голову и выпрямляясь, увидел стоящую рядом почти такую же пролетку, в которой на пассажирском месте находился мужчина лет тридцати – тридцати пяти, одетый по последней светской моде Санкт-Петербурга. На облучке экипажа сидел яркий представитель столичных извозчиков. Я встретился глазами с человеком, задавшим вопрос, и понял, почему вчера заговорила моя чуйка.
Это был он – «товарищ Пётр», специалист по закладке фугаса и его подрыву, побывавший у Езерской и передавший ей схему минирования и инструкции для теоретической подготовки будущих подрывников. Именно его шесть возможных обликов нарисовал Куликов. Его-то я вчера во время прогулки дважды зафиксировал боковым зрением, но расслабленный общением с женой, не смог идентифицировать, а подсознание сработало.
Видимо, что-то в моем взгляде изменилось. «Товарищ Пётр» усмехнулся, и я увидел, как над саквояжем, который лежал у него на коленях, появился ствол револьвера. Время замедлилось. Понимая, что до нагана в кобуре я не успеваю дотянуться, сунул руку за пазуху к малютке «Tue-Tue», одновременно разворачивая тело, чтобы открыть огонь прямо через бекешу.
Выстрелы раздались практически одновременно. Во лбу противника образовалось не предусмотренное человеческой физиологией отверстие, а его пуля окончательно оторвала мне поврежденный погон и, судя по резкой боли в плече, до моей плоти также добралась.
Извозчик свалился с облучка и что-то начал орать, закрыв голову руками, но продолжая ими держать вожжи. Я с трудом слез с пролетки и, прислонившись спиной к пролетке, закрыл глаза.