– Не дождетесь, ваше императорское величество… – сказал и аж губу прикусил от досады. Но слово не воробей, вылетит, топором не зарубишь. Или зарубишь?!
За спиной возникла тишина. Медик замер с бинтом в руках, ошарашенно моргая глазами. Прошло секунд десять, а потом раздался веселый смех Николая, действительно веселый, а не вынужденный.
– Да-а-а, Тимофей Васильевич, ваши шутки иногда тяжело понять. Но раз шутите, то значит, всё хорошо. Да и придворным вам никогда не стать.
– Извините, ваше императорское величество, немного не в себе после всего случившегося, – я попытался подняться и повернуться, но император, подойдя ко мне, положил руку на здоровое плечо, усадил на место.
– Милейший, заканчивайте перевязку, мне необходимо срочно и наедине поговорить с вашим пациентом. Только поэтому я пришел сюда один, – обратился Николай к медику, после чего подошел к стулу, на котором лежали моя бекеша и фуражка.
Помяв пальцами вылезшую из прорехи овчину, взял в руки фуражку и сунул в отверстие в тулье палец. Повернулся ко мне и помотал головой с выражением на лице, которое я не смог понять.
– Судя по всему, костлявая с косой вновь рядом прошла, Тимофей Васильевич, – произнес государь, возвращая фуражку на место.
– Рядом, государь, – ответил я, но дальше продолжить не смог, так как медик перебил меня.
– Я закончил, ваше императорское величество, – произнес он.
– Хорошо, а теперь покиньте помещение, – Николай показал на выход.
– Но, ваше императорское величество, – попытался что-то сказать медик, которого выставляли из его апартаментов.
– Карл Петрович, прогуляйтесь по дворцу минут двадцать. Потом вернетесь к себе. Вам всё понятно?! – в голосе Николая прорезался металл.
Придворный врач склонил голову в вежливом и изысканном поклоне, который я никогда не смогу повторить, и буквально испарился из кабинета.
– Одевайтесь, Тимофей Васильевич, – произнес самодержец и отвернулся к окну, видимо, чтобы не смущать на меня.
Я начал быстро, несмотря на боль в руке, одеваться.
– Я даже и не знал, Тимофей Васильевич, что у вас столько боевых отметин на теле, – произнес император, стоя ко мне спиной.
– Это говорит о том, что враг оказался лучше тебя. Хвастаться нечем, ваше императорское величество.
– Но тот, кто их нанес, мертв?!
– Да, государь, мертвы, – подтвердил я, успев подумать про себя, что теперь кроме шрамов над левой бровью и далее по виску, на левой мышце груди, борозды по ребрам на правом боку, еще на спине под правой ключицей, к двум отметинам на простреленном правом плече прибавится и борозда на левом плече.
– Значит, ты все-таки победил, Тимофей. И давай без чинов, – произнес Николай. – Одни остались. Рассказывай, что сегодня произошло. Евгений Никифорович мне кратко рассказал, когда я раньше запланированного прибыл во дворец. Я их всех оставил в своей приемной, так как хотелось всё услышать из первых уст и без свидетелей. Самодержец повернулся ко мне. Я к этому моменту уже застегивал ремень портупеи.
– Это откуда? – спросил Николай, показывая на ожог сукна мундира напротив сердца.
– Пришлось стрелять из малютки «Tue-Tue», что мне Кораблёв еще на двадцатилетие подарил. Я его сегодня во внутренний карман бекеши положил. Вынужден был стрелять не вынимая. Если бы не этот револьвер, то я бы сейчас с вами не разговаривал, Николай Александрович.
– Рассказывай с самого начала, – повторил император, опускаясь на стул, и показал рукой, чтобы я занял соседний.
Мой рассказ занял минут пять. Николай Второй слушал внимательно, не перебивая.
– Кого подозреваешь? – спросил император, после того как я закончил свой монолог.
– Думаю, за покушением на меня стоит великий князь Владимир Александрович, – твердо ответил я. – Но, чтобы в этом убедиться, необходимо допросить свидетельницу, а также определиться с тем, кто же такой «товарищ Пётр».
– Как они вышли на тебя?
– О том, что вы, Николай Александрович, были посаженым отцом у меня на свадьбе и подарили дом на Невском проспекте, знает весь светский Петербург. Определенная группа лиц знала, что я не сопровождаю вас на этих учениях, но то, что приеду встречать по их окончании – предположить не трудно. Соответственно, где остановлюсь – любому понятно. А для молодожена урвать день-другой для общения с женой так же предсказуемо, – я грустно усмехнулся. – Выставили наблюдателя около дома. Тем более, напротив него Гостиный двор, а ударная группа ждет, как говорят уголовники, на подхвате. Думаю, такую картину и выяснят Буров и Горелов.
– Что предлагаешь делать?
– Надо собрать как можно больше информации по покушению на меня. Появились новые игроки и их связи. Дня два-три надо на это, а потом будем думать.
Ты так спокоен, Тимофей, будто не в тебя стреляли и ты чудом остался жив! – Николай нервно передернул плечами. – А если бы они напали на тебя вчера, когда вы с Марией Аркадьевной возвращались с прогулки домой? Если бы она пострадала или ее убили?!
Представив себе такой вариант, я невольно оскалился. Видимо, мое выражение лица стало таким, что Николай невольно отпрянул от меня, откинувшись на спинку стула.
– Если бы Мария Аркадьевна пострадала или, не дай бог, ее убили, то я бы их всех помножил на ноль, ваше императорское величество! Пусть были бы только косвенные доказательства! Причем их всех вместе с семейством до второго колена! И никто бы меня не остановил, даже вы, Николай Александрович. А потом хоть голову на плаху!
Император смотрел на меня с каким-то страхом и удивлением. Через несколько секунд молчания Николай произнес:
– При умножении на ноль любого числа получается ноль. Интересное выражение: «Помножить на ноль». И что, даже детей на ноль бы «помножили»?!
– Ваше императорское величество, – я встал со стула. – Я уже один раз потерял невенчаную жену и неродившегося ребенка. Сегодня утром я узнал, что Мария Аркадьевна непраздная…
Спазм сжал мое горло, и я замолчал. Император хотел что-то сказать, но в этот момент в помещение ворвался генерал Ширинкин с лицом бело-серого цвета.
– Ваше императорское величество… – начал генерал, но его перебил Николай, резко вставший со стула:
– Евгений Никифорович, я же просил, чтобы нам никто не мешал!
– Извините, ваше императорское величество, но…
Таким растерянным и испуганным я Ширинкина еще ни разу не видел.
– Что произошло, господин генерал? – напряженно спросил государь.
– Ваше императорское величество, пришла срочная депеша из Гатчинского дворца. Меньше получаса назад неизвестные лица во время прогулки в парке императрицы с детьми совершили на них покушение. Елена Филипповна ранена, мальчиков от пуль закрыл собой унтер-офицер Хохлов. Он погиб, дети целы. Нападавшие убиты. Телеграфная связь продолжается. Скоро будут известны подробности, – выпалив всё это, Ширинкин как-то осунулся всем телом, будто из него разом выпустили воздух.
«Млять! Это полный звиздец! Севастьяныч! Как же так! Дети! Императрица!» – подумал я, глядя на Николая, который бледнел на глазах.
Увидев, как государь пошатнулся, наплевав на весь этикет, я подскочил к нему и приобнял.
– Спасибо, Тимофей Васильевич. Помогите мне не промахнуться мимо стула, – с каждым словом голос Николая обретал силу, а лицо начало краснеть.
Сев на стул, император несколько раз глубоко вздохнул и задумчиво произнес:
– Значит, помножить на ноль вплоть до второго колена, Тимофей?! Да, дядя, ты перешел черту…
Ширинкин изумленно переводил взгляд с меня на императора и обратно.
А потом всё закрутилось. Николай приказал срочно подготовить поезд. Прием в Зимнем отменялся. Пока быстро собирались в дорогу, пришла дополнительная информация из Гатчины, которая заставляла задуматься о какой-то несуразности попытки убить императрицу с детьми. Эти мысли не покидали меня во время дороги.
Прибыв во дворец, Николай сразу же отправился к жене, которой уже сделали операцию, и как доложил еще на входе лейб-медик Сергей Сергеевич Боткин: «Состояние государыни стабильно хорошее. Пуля прошла под левой ключицей, практически навылет. Она извлечена. Важные органы не задеты. Скоро государыня от наркоза придет в себя». Император убежал к жене, а мы с Ширинкиным занялись своей работой.
– Что думаете о покушении, Тимофей Васильевич? – спросил Николай, заходя в мой кабинет часа через три после прибытия в Гатчинский дворец. За ним с папкой в руках зашел Ширинкин, который закрыл дверь, предварительно осмотрев коридор.
– Ерунда какая-то получается, ваше императорское величество. Я проанализировал всю доступную информацию, опросил свидетелей, кроме вашей супруги, осмотрел место происшествия и предварительно могу сказать, что покушение на императрицу и детей – нелепое стечение обстоятельств. Эти неизвестные приходили в Гатчину за чем-то или кем-то другим, а, вернее всего, за господином Рейли, – встав из-за стола, доложил я.
– На чем основаны ваши выводы, Тимофей Васильевич?
– Эта прогулка была не плановой. Обычно дети в это время после обеда спят, и во дворце наступает «тихий час». Сегодня же мальчики устроили, можно сказать, восстание против такого распорядка дня, так как не хотели спать и заявили, что они уже взрослые, – я замолчал, увидев, как в глазах императора появились слезы.
– Продолжайте, Тимофей Васильевич, – сглотнув, произнес Николай.
– По показаниям фрейлин, чтобы успокоить детей, императрица, уложив дочку, вместе с мальчиками в сопровождении унтер-офицера Хохлова отправилась на прогулку, так как этого очень просили дети. Встреча с напавшими произошла рядом с террасой у Карпиного пруда. Что там случилось – можно узнать только у ее императорского величества, – я посмотрел на государя, но тот махнул рукой, мол, продолжай. – Дальнейшее известно из показаний старшего урядника Лескова, который направлялся сменить охранявшего Рейли приказного Савина. Леший находился у Зверинских ворот, когда услышал четыре выстрела. Побежав в ту сторону, откуда они раздались, увидел двух неизвестных с пистолетами в руках, которые одновременно открыли огонь по уряднику. Лесков был вооружен новым пистолетом-пулеметом и ответным огнем убил напавших. У беседки обнаружил раненую императрицу и унтер-офицера Хохлова, который, повалив на землю детей, закрыл их своим телом. В спине у него было три пулевых отверстия. Лесков вытащил детей из-под тела Хохлова, а потом перевязал императрицу. К этому времени на место происшествия прибыли казаки из конвоя.