(но не оборвать следы) представляет собой иронический оксюморон, поскольку реальные следы оборвать невозможно, а абстрактно понимаемый след вполне возможно и оборвать. Не исключено, что скептически- негативная ирония есть проявление концептума в исторической точке полной насыщенности словесного знака всеми возможными значениями в их механическом, лишенном единства, собрании — ответ на вызов со стороны цельного в своем совершенстве концептума.
В целом все переносные значения слов соответствуют идеологии реализма с его антропоцентрическим олицетворением, соотносят культурно духовное с естественно физическим миром в словесных вариантах; например церковнославянское кладязь сохраняет отвлеченное значение источника знаний (например), а русское народное колодец — обозначает конкретный предмет бытового обихода.
Относительно общего значения слова существуют известные сомнения; некоторые лингвисты отказывают ему в существовании.
Общее значение словесного знака предполагает наличие сем, которые являются общими для всех проявлений этого знака, всегда остающихся при любом употреблении слова. Главное значение есть то же общее, но всегда независимое от контекста значение слова. Основное значение определяет все переносные значения слова, являясь своего рода семантической доминантой, основой, организующей семантическую парадигму. В иерархии значений слова дом общим значением является ‘кров’ — оно скрыто присутствует во всех остальных трех значениях слова. Главное же значение определяется конкретно исторически. Для современного русского литературного языка таковым будет значение ‘здание’, но в средневековых текстах мы находим указания, что не определяемым контекстом значением слова дом было ‘домочадцы’ или даже ‘хозяйство’: от него образовано значение ‘храм’, ср. Дом святой Софии, царский дом, даже Домострой.
Конечно, в сознании обычного человека реально присутствует лишь общее значение, обращенное в сторону концептума; оно помогает ему в момент речи проецировать это значение на извлекаемый из памяти образ (не понятие), в свою очередь способствующий экспликации уже главного (на данный момент) значения.
Задания:
1. Какова роль тропов в семантическом движении смыслов?
2. Какие тропы организуются на основе общих, главных и основных значений слова? Какова роль контекста в развитии тропов?
Раздел 5. Семантика и прагматика (практический аспект в отношении к идее)
«Когнитивное требование “правильной” классификации обозначаемого удовлетворяется путем подведения его под определенную часть речи», — заявляет Е. С. Кубрякова. Относительно частеречных характеристик словесного знака, полнее всего выражающего концептум, высказаны разные точки зрения. Для Аристотеля только имя существительное может адекватно выражать понятие, такова точка зрения номиналиста. Современные толкования выработаны либо на основе только формальных критериев текста (Ю. Д. Апресян) или словаря (Ю. Н. Караулов), либо исходят из абстрактно философских определений типологического характера, тогда как концептум является конкретно национальным и исторически определенным проявлением ноумена в феномене концепта. Подобные указанным определения заранее ограничивают возможность свободно интуитивного осмысления национального концептума, ср.: «Концепты формируются на перекрестке именных и глагольных категорий» (Н. Д. Арутюнова) — «Есть основания полагать, что свойством быть ядром словесного ряда обладают слова-акциденции, а не слова-субстанции» (А. А. Холодович). Первое представляется более верным при понимании языка как действия, хотя это определение не различает объект проявления концептума (имя существительное) и предмет такой операции, которым является не только глагол, но и имя прилагательное — одинаково активные актуализаторы смысла в случайных проявлениях признака. Второе возвращает к мнению Ф. И. Буслаева, который также полагал, что самое общее значение лучше всего передавать прилагательным в форме среднего рода («слово-акциденция»).
По нашему мнению, концептум может проявиться (актуализироваться) в слове любой части речи; более того, части речи представляют собой скользящий спектр концептуальных проявлений, что позволяет точнее и надежнее представить сам концепт в его достаточно полном виде. Историческое событие — двоение имен на существительные и прилагательные — стало отражением настоятельной необходимости гибко выражать многочисленные оттенки концептов.
В корпусе ментального словаря представлена частотность следующих уровней залегания концептов (их генетическая связь с предшествующими формами — в тех же пределах сосчитанной части словаря):
общеславянские — 796
старославянские — 275
церковнославянские — 55
древнерусские — 448
новорусские — 833
итого 2407
Примечание. Подсчеты носят условный характер, поскольку одна и та же лексема может быть записана в разный раздел — в зависимости от того, какое значение она передавала в то или иное время, от образного до понятийного.
Поскольку все промежуточные между общеславянским и новорусским хронологические уровни определяются разнонаправленным движением нового лексического материала, объединяемого эпохой средневековья, их можно свести в общую группу:
общеславянские — 33.1 процента — условно «языческого» сложения;
средневековые — 32.3 процента — условно «христианского» сложения;
новые русские — 34.6 процента — условно «научного» сложения.
итого 100.0 процентов
Таким образом, каждая культурная эпоха оставляла примерно равное количество окончательно обработанных и активно использующихся в современной речи лексем, которые выражают национальный концепт на основе праславянского (общеславянского) концептума. При этом общие структурные принципы выражения новых концептов оставались прежними: суффиксы -ость, -ств-, -(н)ие или префиксально-корневые отглагольные имена типа удар, удел и т. п.; и структурно, и семантически (перебором исходных концептумов с постоянным «освежением» их содержательных форм) русский язык сохраняет единство во времени и в пространстве.
Сопоставления показывают, что все концепты хронологически подразделяются на три большие группы, отражающие важные моменты культурных переломов, отразившихся в общественном сознании.
Общеславянские и большинство древнерусских, преимущественно корневых, богаты символическими оттенками и до сих пор развивают свои значения на образной основе, т. е. напрямую от концептума. Определенно общеславянские лексемы — все символы, древнерусские — особенно ранние по образованию — образные понятия, т. е. те же символы, но «мягкого» смысла: понятие в образе («понятие через образ», т. е. образное понимание). Все новые образования, преимущественно производного характера, и особенно с конца XVII века суть чистые понятия, представляют собою полное выражение концептума в актуальном его проявлении. Например, концептум «знак» хронологически представлен последовательно именами имя — это символ общеславянского единства диалектов, знамя — это образное понятие древнерусского языка, знак — уже законченное и однозначное понятие, завершившее приближение к концептуму в самом начале XVIII в. Слова старославянского и раннего церковнославянского языка суть символы по определению: часто они замещают греческие концепты, заимствуя их путем калькирования или образного перевода (ментализации). Очень часто это может служить основанием для хронологии. Дата первой фиксации слова, представленная в словарях, во многом относительна; она отражает конечный этап в развитии соответствующего концептума, и факт состоявшейся символизации способен удостоверить относительную древность слова.
Трудность состоит в том, что часто оказывается сложным разграничить осл. и др. рус. в собственном смысле слова, поскольку первоначальные древнерусские тексты еще не выделяются из церковнославянских, а эти через старославянский язык связаны с общеславянским. Слово знамя определенно общеславянское, но в старославянских текстах не представлено (есть только производное знамение), а в разговорной речи имело узкий конкретный смысл; свое развитие семантика слова получила в древнерусском языке. Трудно разграничить и потому, что с точки зрения современного языка, в ретроспективе, и те и другие представляют собою символы, хотя и разной насыщенности; кроме того, «понятие» древнерусский язык растянуто во времени на шесть веков и потому также включает в себя возможные славянизмы. Еще раз необходимо подчеркнуть сугубую относительность представленных дат; многие слова уходят вглубь столетий, на ментальном уровне отражая концептумы, но по случайности не отражены в текстах, особенно на уровне бытовой лексики.
Старославянские определенно связаны с греческими концептами, кальками с которых они являются. Эти слова также могут развивать свои значения на образно-символической основе, пополняя состав отвлеченных понятий в развившемся на его основе церковнославянском языке русского извода. Древнерусские слова уже развивают вторичные образные значения, преимущественно на метонимической основе.
Церковнославянские по образованию вторичны, часто они представляют омертвевшее в своем смысловом развитии понятие (см. формы типа значение, отношение, отречение, отчуждение), вызывающее только новое понятие (значимость, относительность, отреченность, отчужденность и т. д.) — последние примеры выражают высшую степень формализации содержательного признака концепта при полной утрате его денотата (собственного предметного значения). Такие образования — понятийные по существу — появляются, начиная с середины XVIII в. и неуклонно множатся в наше время. Как «чистые понятия», они не имеют устойчивых эпитетов, не развивают символических значений и не могут быть определены как национально специфические. Это предел поиска концепта в словесных формах, который возвращает развити