е содержательных форм концепта в суть самого концептума (отвлеченный = отвлеченность). В современных словарях общего типа указывается только признак прилагательного, а имя существительное дается как производное от него (-ость). Это естественное отстранение от понятия в пользу явного концептуального признака.
Тем не менее, спектр из трех составляющих инвариантов в массе слов представлен выразительно и в законченных формах.
Особое место занимают современные образования, которые в литературном языке полностью ориентированы на понятие. В низовых текстах и в разговорной речи сохраняется образно-символический окрас, подпитанный большой долей иронии, основанной не только социальными условиями словооборота, но и путающей сознание многозначностью русских слов.
Сравнение значений, представленных в словарях современной, диалектной и жаргонной лексики, указывают на существенное расхождение между ними: современные представляют содержательно переносные (символические) значения, диалектные выражают предметно конкретные, жаргонные — иронично издевательские, ср. соответственно власть: ‘правители’ — ‘послушание’ — ‘мент’. Жаргон, в принципе, представляет собой чистую эмоцию, только паразитирующую на образах национального языка, причем часто в намеренно искаженном виде (стёб). Это такая же попытка разрушить концепты народной ментальности, но не извне (как в случае заимствований), а изнутри, путем переиначивания исконного словообраза. Жаргон и особенно тюремное арго избегают концептуальных имен, ограничиваясь «голым» признаком, извлеченным из глагольной лексики и из имен прилагательных. Впечатление, что русский литературный язык и жаргон (арго) — это два разные языка, что определяется именно отсутствием в последнем концептуально заряженных русских слов.
Расхождение между бытовым народным и искривленно арготическим одинаково сводимо к исходному первосмыслу (первообразу), но в корне противопоставлено друг другу — бытовое восприятие «тянет нить» первообраза, создавая перспективу дальнейшей явленности концепта (значение — десигнат — содержание понятия), тогда как арго довольствуется старым образом, накладывая его на новые реалии (предметное значение — денотат — объем понятия). В то время, как арго представляет «деловой обрубок» искаженного концепта (мука — морфий, сумка — тюремная камера, сухарь — сухое вино, тыква — голова и т. д.), совр. представляет символические гиперонимы — доведенное до логического конца развитие первообраза, представляющее собой самое общее понятие, напрямую выраженное минуя символ или, точнее, с ним сопряженный, ср.:
тварь — о подлом, мерзком человеке, твердость — о твердом сопротивлении давлению, тень — о слабом подобии чего-л., терпение — о способности упрямо делать свое дело, ткань — все, из чего может составляться новая вещь (например — текст), тлен — обо всем, что не имеет истинной ценности, толк — о разумном содержании чего-л. и т. д.
Где соединяется то или иное слово с живейшими потребностями общества, требующими его преобразования, сказать трудно. Однако исходной точкой кристаллизации нового концепта как понятия становится согретый энергией личной эмоции образ, сложившийся в низших культурных слоях, так сказать, «в народе»; именно его социальная сила обеспечивает постоянный рост концепта. Ср. историю жаргонизма беспредел — сначала он представлен как образ бесконечно-безмерного состояния, затем — в соединении с типичными признаками воровской, идеологический, полный, правовой — как образное понятие и, наконец, как термин социального звучания «беспредел». За четверть века состоялось новое понятие общественной жизни, отражающее ее реалии. Символическое значение еще только складывается на основе первого столкновения основного, исходного (пространственного) и нового (идеологического) значений слова.
В случае другого жаргонизма — безнадёга — присущая ему эмоциональная разговорность сохраняет пока статус образа, а непроявленность типичных признаков не создает образного понятия — представлены только индивидуальные указатели типа вся эта, своя, такая. То же и относительно заимствования блат, сразу же ставшего термином понятия, но не создавший в себе ни образных, ни символических компонентов. Способно ли слово «расти назад», задним числом создавая образ из понятия, — сомнительно, почему и концептуальный статус слова под вопросом. Парадокс современного состояния заключается в том, что сегодня только редкие заимствования проходят этап ментализации, обычно в присущем нашему времени режиме иронии (дерьмократия, прихватизация). По этой причине объем понятия и предметное значение слова остаются в законсервированном виде и не изменяются. Невозможность появления типичных признаков делает такое слово мумифицированным продуктом, призванным заменить национальные концепты.
Примеры показывают, что в принципе концепт на уровне концептума семантически амбивалентен, он не несет следов политической ангажированности или узко местнических крайностей. Концепт представляет форму национальной идентичности, которая может быть развернута в любую сторону на уровне его содержательных форм, но жестко сохраняет свое исконное зерно (концептум). Всё это доказывает объективное существование концепта в его первозданной сущности.
В целом выборочное представление в словнике арготизмов и агнонимов (архаичных по смыслу, неупотребительных теперь слов) оправдано тем, что те и другие помогают восстановить утраченные сознанием звенья в развитии смысла — от исходной точки (агнонимы) до конечной (арготизмы). С той же целью представлен диалектный материал с его образными значениями на фоне образных понятий (символов) арго.
Содержательно, на уровне инвариантов, ясно, что общеславянские языческие лексемы выражают прагматическую («деловую») точку зрения на мир и направлены на вещность; древнерусские христианские нацелены на выделение признаков, выявляющих новые идеи, тогда как новорусские — на овеществленные признаки, фиксирующие их в слове: последовательность предъявления «дело» — «дельный» — «деловитость».
Одна и та же сущность может быть представлена разными именованиями: слово, термин, имя.«Слово есть средство образования понятий», — утверждал А. А. Потебня, термин есть форма понятия, представленная именем. Слово имеет значение, т. е. представляет содержание понятия — самую существенную часть словесного знака, его образ начиная с «внутренней формы». В соединении с объемом образуется цельное понятие, выраженное термином, т. е. смыслом, четко ограниченным собственным смысловым пределом. Поскольку образ заложен в значении слова, а само понятие в его целом есть термин, то основным объектом описания в словаре становится имя — образное понятие, т. е. символ:
Номинация
Образ . . = Слово
Понятие . . = Термин
Символ . . = Имя
В таком случае значение слова есть образ, значимость термина есть понятие, значительность имени есть символ.
Имя — единица полного выражения национального концепта, в символе представляющая одновременно психологический образ и логическое понятие как проявления человеческого разума.
Понять и определить идею концепта ученые смогли лишь тогда, когда сам язык помог им в этом своим исторически неуклонным приближением к концепту. Осознание этого случилось только в XVII веке, активно формировалось в XVIII веке и окончательно сложилось в XIX веке. Предикативным усилием мысли коллективное сознание проникло в виртуальные глубины подсознания и выработало современное представление о сущностях. Приблизительное представление об этом процессе дает развитие концепта знание (см. ниже).
Таким образом, концептум представляет собой ядро (сущность) национальной идентичности, философски глубинное нечто (μη ον — «мэон» как ‘не-сущий’ в смысле несуществующий); в таком случае, слово — художественно — лингвистическое его проявление, термин понятия — научное, а имя символа — национально культурное, наиболее приближенное к концептуму по сумме признаков и потому неисчерпаемое в толковании.
Например, в следовании водящий → вожатый → вожак → вождь концептум общий (водити ‘брать и вести (жену)’), но понятие в термине (водящий — актуализованный признак, вожатый — устойчиво понятийный признак) и особенно в символе имени (в двух последних случаях) различаются. Поэтому в ментальный словарь внесены имена вождь и вожак, но опущены водящий (ведущий) и вожатый. Попутно отметим, что сопоставление с западноевропейскими именами близкого смысла в словаре не приводится; например, англ. leader включает в себя все представленные оттенки, расширяя их до немыслимых пределов, что, несомненно, связано с исходным первообразом весьма широкого объема.
Следование имя — термин — слово выражает связь одновременности, т.е. присутствует в значениях каждого слова сейчас — в отличие от следования имя — знамя — знак, выражающего историческую связь последовательности в развитии понятия «знак».
Задание:
Чем различаются имя, слово и термин; каково их значение в развитии культуры? Какая теория символа вам ближе всего — и почему?
Оттолкнемся от мысли А. Ф. Лосева: «Выше слова нет на земле вещи более осмысленной. Дойти до слова и значит дойти до смысла».
Поскольку значений в слове может быть множество, и все они представлены в определенном контексте, то