man's heart: Crumble it, and what comes next? Is it God? Browning. Love in a life).
Язык аккумулирует в своей системе знаков те знания, которые предшествовали научному познанию. Как пишет В. П. Владимирцев, «“народнопоэтическая кардиология” как прототип и аналог кардиологии научной — это целая система взаимообусловленных “первичных” представлений о сердце и их выражений в обряде, тексте, слове, “знаке”, образе» (Владимирцев, 1984: 204). Глубина сердца в народном восприятии есть скрытая для осознания настоящая, истинная личность, сокровенное «я», раскрыть которое призывали древнеиндийские, древнеегипетские и древнегреческие мудрецы: «Познай самого себя, и ты познаешь весь мир». Весь мир в человеке, и человек есть целый мир — афоризм, повторяющийся у многих философов. Г. В. Лейбниц утверждал, что в самом себе человек должен увидеть целый «мир, полный бесконечности».
Концептуальные признаки связаны, с одной стороны, с символическими традициями в национальной культуре, с другой — с продолжающимся осмыслением мотивирующих признаков слова — репрезентанта концепта. У концепта сердце отмечены признаки Слова, Логоса. Концептуальные признаки слова-сердца определяются мотивирующим признаком ‘середина’ и ассоциативными связями между понятиями звука, слова, Бога и гармонии, которые наблюдаются у сердца. Слово «в мистической традиции — символ божественной власти. Индуистское представление о том, что вибрация священного первородного звука сделала задуманный мир явным, встречается во многих традициях» (Тресиддер 1999: 341). В Библии сказано, что мир был создан словом Божьим, в Евангелии от Иоанна встречаем такое утверждение: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1: 1-4). Иоанн говорил о Слове жизни, о предвечном Логосе, Втором Лице Троицы: «И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца» (Ин. 1: 5,7). Логос — образ слова-мысли, выступающего в качестве творящего и упорядочивающего принципа мироздания. Сердце-слово есть тайна (высказывать все тайны сердца). Филон Александрийский учил, что Логос — это посредник между Богом и космосом, одновременно созидающая сила, именно через Логос человеческий разум способен понять и постичь Бога. «Логос неразрывно сопряжен с идеей центра» (Адамчик, 2006: 103), т. е. сердца.
Многие религиозные системы содержат в себе идею искупительной жертвы. Приобретаемые при жертвоприношении или самопожертвовании духовная энергия, чудесные способности равнозначны утраченному — принесенному в жертву или перенесенному негативному опыту. Языковые картины мира хранят в виде стертых метафор архаичные черты древних обрядов и ритуалов. Эти отголоски забытых традиций можно проследить, наблюдая за устойчивой, сохранившей доныне свою производность, метафорой «сердце- жертва».
Отголоски былых верований и мифов мы находим в непонятных современному носителю языка признаках концептов. Так, например, отзвуки древних взглядов на мир указывают на существовавшие ритуалы жертвоприношения, в том числе относящиеся к сердцам животным. В русском языке сохранились признаки жертвы злаковой — сердца из теста, хлеба, — замененной кровавой жертвы. Как пишет Дж. Фрэзер, «К другому празднику мексиканцы вылепливали статуэтку в виде людей, которые ... лепили из теста, приготовленного из семян разных сортов... Им поклонялись, поставив в молельне каждого дома. ... На рассвете жрецы пронзали эти изображения веретенами, отрубали им головы, вырывали сердце и приносили их хозяину дома на блюдце. После этого их съедали домочадцы» (Фрэзер, 1986: 460). В мифологиях разных народов замена кровавой жертвы на жертву злаковую (так называемый «дух хлеба») сохранились отголоски ритуальных жертвоприношений. «В число животных, облик которых якобы принимает дух хлеба, входят волк, собака, заяц, лиса, петух, гусь, перепел, кошка, козел, корова (вол), свинья и лошадь» (Фрэзер, 1986: 418).
Как указывает Э. Бенвенист, «жертвоприношения бывают разной природы и носят разные названия в зависимости от того, заключаются ли они в предметах или в молитвах. Поскольку сама молитва есть жертвоприношение, она действует собственной силой; в виде жестко фиксированных формул, сопровождающих ритуал, — она устанавливает отношения между человеком и божеством при посредстве царя или жреца» (Бенвенист, 1970: 368). Ф. И. Буслаев писал, что у глагола молить «в областном наречии вятском» отмечено значение «колоть, резать», что «молить в значении приносить жертву, давать обет употребляется в древнейших рукописях Ветхого Завета. ... Потому-то к глаголу молить и приставляется возвратное местоимение ся, которое теперь здесь ничего не значит, но первоначально имело смысл, т. е. приносить себя в жертву, а не умолять или просить себя. Отсюда же явствует, почему молиться употребляется с дательным падежом, т. е. приносить себя в жертву кому. ... О самоубийце доселе говорится намеком на языческую жертву: “вот це и чорту баран”» (Буслаев, 2006: 80-81). Первоначально принесение в жертву себя соотносилось с мифами, в которых выражались космогонические представления (тело великана Имира послужило основой создания мира и Вселенной). В христианстве Бог воплотился в своем Сыне — Иисусе, в Библии именуемом Логосом, т.е. молитва — словесное (в речи или в мысли) обращение к Богу — есть повторение акта творения, когда пожелание человека, выраженное в его молитве, исполняется. Бог всемогущ, в его силах исполнить любое пожелание: «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов, 42: 568).
В русском устном народном творчестве встречается несколько устойчивых формул, в которых так или иначе описываются действия с сердцем и другими сакральными телесными органами: «вынимать сердце со печенью», «вырвать / вынимать ретиво сердце», «досмотреть / посмотреть ретиво сердце»: Ты пори у него груди белыя, Вынимай у него ретиво сердце, Ретиво сердце и со печенью! (былина «Илья Муромец на Соколе-корабле»), Тут хватал-то Алеша саблю вострую, Срубил-то Идолищу буйну голову, Распорол- то его белу грудь, Вынимал-то тут ретиво сердце, Поставил буйну голову на востро копьё, Натыкал его сердце на кинжалище, И поехал назад (в) стольный Киев-град (былина «Алеша Попович и Тугарин Змеевич»), Уж я вырву ретиво серьцё со печенью (былина «Иван Годинович»), Выдергивал кинжалище острое, Спорол у нее белую грудь Посмотрел во утробе чадо милое (былина «Дунай»), Неси ты мне ножище-кинжалище, Распорю я у Кощея груди черные, Посмотрю я сердце богатырское (былина «Иван Годинович»). При действии изъятия сердца и печени «в славянских традициях мотивировки, как правило, отсутствуют, а это определенно означает, что на славянской почве практика давно исчезла из бытования», «за этими описаниями несомненно скрывались представления о значимости сердца и печени» (Смирнов, 2004: 24). Однако в некоторых родственных культурах такая мотивированность может быть обозначена: «Южнославянская вештица поедает человеческие сердца; дотрагиваясь чудесной палочкой до груди спящего человека, она вынимает его сердце и съедает, после чего тело на груди срастается; человек без сердца в будущем обязательно умрет» (Берегова 2007: 369). Ср. в англ.: ...And in ten minutes from the time of firing the animal's heart and liver were lying smoking before us. Haggard. King Solomon’s mines; So we took the heart and liver and buried them for a few minutes in a patch of snow to cool them off. I laggard. King Solomon’s mines; Or I'll have your heart and liver out. Dickens. Great expectations; ...Or you go from my words in any partickler, no matter how small it is, and your heart and your liver shall be tore out, roasted and ate. Dickens. Great expectations. Сердце и печень объединяет символ крови; кровь есть локус души и жизненных сил (Пименова 2004). Для крови характерно взаимодействие с огнем и солнцем. Кровь издревле была связана с жертвоприношением. Различные жидкости: молоко, мед, вино, — используемые в ритуалах жертвоприношения, олицетворяют кровь.
Жертвоприношение сердца является одним из способов общения с Богом: сердце — это Бог или место Бога в теле человека. Вынув сердце, человек зрит Бога в нем. Сердце в таком случае выступает в качестве посредника между земным миром и божественным. Эта аллегория для современного носителя языка ранее воспринималась буквально. Общение с миром богов грозило человеку его уничтожением. А так как взамен погибает жертвенный объект, тот, кто приносит жертву, может не опасаться за собственную жизнь.
Другая сторона такого жертвоприношения отражала представление о единстве жизни и смерти: жизнь переходит в смерть, и наоборот. Сердце как заместитель души или ее место — сердце — есть источник жизни в теле человека; исторгнув этот источник, жрец лишал человека жизни в этом мире, отсылая его душу в мир иной. Принесение в жертву сердца означало конец смертного существования и начало жизни вечной. Жизнь воспринималась как бесконечное повторения ритма рождения, смерти и возрождения. В некоторых мифологических традициях земная жизнь понималась как лишенная ценности, ложная, неистинная, иллюзорная.
В некоторых культурах соком сердца, его жизненной силой — кровью — напитывалось солнце — Бог. Жертвоприношение обеспечивает циркуляцию жизненной силы — энергии — в космосе: от божества к природе и ее части — человеку, от человека — посредством принесения жертвы — вновь к божеству.
Общепринятым и не вызывающим сомнений утверждением является то, что язык отражает особенности проживания народа (климат, ландшафт, быт и пр.). В сознании современного человека сталкиваются две различные исторические традиции. Первая отражает ценности, идеалы и представления людей, сложившиеся как формы исторического опыта бытия в мире и образующие ядро сознания человека, т. к. именно это ядро и есть концептуальная картина мира, которую человек осваивает с языком. Другая историческая традиция обусловлена системой научного знания, которая не появилась одномоментно, а развивалась в течение всего периода становления народа. Система научного знания осваивается сознательно, именно это знание человеку дается со школьной скамьи, а концептуальная система скрывается в недрах языка, познается стихийно, неосознанно, ее усвоение происходит с момента рождения. Человек, не задумываясь, употребляет те или иные формы языка, потому что так принято. Редко кто из носителей языка задумывается, почему кровь называется