Наверное, Людовик Анри Анжелли трясся бы и дальше, но к нему пластично, как кот к сметане, приблизился брюссельский министр науки и промышленности Бела Какоши и зашептал что-то в ухо. Спикер содрогнулся, огорченно махнул рукой и поплелся к трибуне – приветственная речь была за ним.
– Гхе-гхе!!! – загремело над ухом. – Дорогие друзья! Разрешите мне…
Майор Макрицкий закрыл глаза и постарался отвлечься от воплей старого мошенника. Депутат Анжелли попал в Европарламент задолго до его рождения, и Леон понимал, что человек, обладающий таким законотворческим стажем, в принципе не способен на сколько-нибудь разумные действия. Что бы он ни сказал, будет дичью и откровенным бредом, опирающимся не на здравый смысл, а на «существо политического момента».
После речи его превосходительства евроспикера на трибуне очутился болгарский депутат Стойков, представлявший в данный момент довольно одиозную левую фракцию «Разум и прогресс». Леон зашевелился. Стойков был фигурой легендарной. Поговаривали, что у него в кабинете висел портрет Мао.
Отфыркиваясь, как раздосадованная лошадь, болгарин первым делом заклеймил подлых предателей, на корню, как известно, закупленных алчными промышленными корпорациями, затем, слегка разойдясь, объявил о решении его уважаемой фракции «спасти счастье наших детей любой ценой, даже если она покажется кому-то непомерной». Теперь в зале шевелились уже многие.
– Кто выпустил этого идиота из дурдома? – осведомился кто-то за спиной Макрицкого.
Разумный прогрессист поверещал еще несколько минут, после чего его сменил до крайности грустный министр Какоши и начал долгую душераздирающую речь о критическом состоянии мировой экономики и неизбежном энергетическом кризисе. Потоки цифр сменялись вздохами и намеками на необходимость увеличения налогов для промышленных отраслей с высоким энергопотреблением. Леон тоже вздохнул и попытался вспомнить что-нибудь приятное, но этот трюк ему так и не удался, несмотря на все старание. Торжественное открытие продолжалось аж три часа – наконец для особо рассеянных или не умеющих читать объявили расписание сегодняшних семинаров, и народ потянулся к выходам.
– Да уж, – глубокомысленно вздохнул Никонов, – наговорят тут, говорильщики.
Леон с готовностью согласился и прикинул, в каком баре будет ближе перехватить до обеда рюмку.
Ближайшим оказался бар на втором этаже. Никонов, почему-то горестно кивая головой, отправился к себе в номер, и Леон, проводив взглядом его сгорбленную спину, шмыгнул в левый коридор, где, как он уже знал из плана центрального строения «Альгамбры», находился один из многочисленных барчиков. В небольшом полукруглом помещении с поляроидными окнами уже заседали трое участников конференции, но их лица были Леону незнакомы, и он, ограничившись коротким вежливым кивком, подошел прямо к стойке.
Едва он взял выставленную барменом рюмку, как на входе появился Каплер.
– Я так и знал, что ты именно здесь, – сообщил он, взбираясь на табурет рядом с Макрицким. – Тебе не показалось, что кое-кто в президиуме выглядел очень озабоченным?
– Почему меня это должно удивлять? У них осталось совсем мало радостей…
– Н-да-да, – покачал головой Каплер и заказал себе хересу. – Конечно. Только кажется мне, что сюда должен приехать кто-то еще. Из правых фракций я увидел всего троих, и они, кстати, тоже смотрятся немного задумчиво. Что, интересно, эти субчики припасли напоследок?
– Предвкушаешь спектакль?
– О, да. В каком-то роде. Как и следовало ожидать, подавляющее большинство прибывших – сторонники Договора. Но немало, разумеется, и колеблющихся.
– Само собой, ведь вся эта буффонада затевалась именно для них, а не для нас с тобой.
– Вот я и говорю – кульминация может быть очень интересной…
И не говоря более ни слова, немец залпом выпил свой херес и исчез.
Между обедом и ужином Леон посетил два семинара, посвященных частным проблемам геологоразведки на лунах Внешних планет, совершенно очумел от цифр и графиков, и сразу после ужина отправился в давешний «верхний» кабак – именно там, как он полагал, ему следовало выполнять основную часть служебного долга.
Доложившись о себе немного розоватому Никонову, Леон подошел к столику, за которым в полном одиночестве восседал его знакомец Дюмель. Француз задумчиво потягивал из бокала какое-то желтое вино и время от времени посматривал на компанию представительных мужчин в дорогих смокингах, оккупировавшую столик в углу балкона.
– Увидел знакомого? – поинтересовался Леон.
– В каком-то смысле, – кивнул Дюмель. – Вон тот тип, с оттопыренными ушами… я встречал его на Луне, и был он скромнейшим представителем какой-то индокитайской компании. Реголит грыз, не более. Что он может тут делать, а?
Макрицкий осторожно оглядел указанного гостя и пожал плечами.
– Я его не встречал. Но возможно, теперь он уже не просто «представитель». А эти – с ним?..
– А эти, мой дорогой – юристы с карточками консультантов нескольких очень известных депутатов. Причем самих этих депутатов в окрестностях пока не наблюдается.
– Мне начинает казаться, – засмеялся Леон, – что я попал в центр каких-то жутких интриг. Тайны дворцовых покоев и все такое прочее.
– Главная интрига будет завтра, – усмехнулся Дюмель, – когда слово получат те, кого принято называть правыми. Будет «конференция в конференции», и как бы там не дошло до откровенной драки. Эти ребята привезли с собой немало людей, которые готовы с цифрами в руках доказать свою способность вести любые разработки и Пояса и Джупа без всяких договоров и процентов. Не исключено, что они приволокли и совершенно работоспособную международную программу, выставить против которой, в общем-то нечего. Кроме эмоций, конечно. Но эмоции сейчас не всегда «играют», вот ведь в чем дело.
– Ты думаешь, что такая программа уже существует?
– Она существует давно. Но сейчас от реального воплощения ее отделяют всего лишь несколько подписей. И если эти подписи удастся заполучить, тогда все – о правительственном контроле над космосом можно забыть навсегда. Такое чуть не случилось, перед самой Депрессией, но тогда повезло – полопались все банки. Сейчас они снова нарастили жирок и все начинается сначала. И видишь ли, Леон, я совершенно не могу сказать тебе, хорошо это или плохо…
Глава 3.
– Я, Семен Михалыч, даже и не знаю… уж селенологический семинар мне точно ни к чему. – Леон развел руками и потянулся в карман за сигаретами, но услышать ожидаемо недовольный ответ Никонова ему не довелось, потому что шеф вдруг странно напрягся и повернул голову в сторону широких стеклянных дверей, ведущих на лестницу парадного холла первого этажа.
Оттуда, снизу, донесся тревожный многоголосый гул; Леон знал, что внизу сейчас собралось не меньше полутора сотен репортеров и просто любопытствующих – ожидали прибытия главы Ассамблеи Космоплавания ООН его превосходительства сэра Маколея Уолпола, однако же его появление вряд ли так взволновало бы встречающих.
– А ну-ка за мной! – нахмурясь, приказал Никонов, и Макрицкому не оставалось ничего иного, кроме как рвануть следом за своим полковником.
Почти сразу за дверьми на лестнице толклось немало народу с записывающими видеоголовками, но с верхней площадки было видно еще лучше – посреди холла, окруженный несколькими парнями с характерной внешностью дорогих бодигардов, стоял худощавый мужчина с терапевтической гелевой шапочкой на бритой голове.
– Теперь они меня уже не остановят, – услышал Леон его резкий, немного хриплый голос, – можете поверить… мы защитим свою честь!
– Господин Вайпрехт… вам известно, кто?.. верны ли слухи о том, что… – пихаясь и лягаясь, загомонили представители прессы, но пострадавший депутат – теперь Леон наконец узнал его – одним жестом заставил их умолкнуть.
– Пресс-конференция состоится в самое ближайшее время. Прошу простить, друзья… прошу простить!
И телохранители проложили ему дорогу в толпе.
– Ого, – обернулся к Леону полковник Никонов. – А вот уже серьезно! Кажется, кому-то сегодня крупно не повезет. Ты знаешь, что за спиной у этого Вайпрехта стоят крупнейшие европейские финансисты? Наверняка он не стал бы удирать с проломленным черепом из госпиталя только для того, чтобы произнести очередную пламенную речь! Видимо, все идет к тому, что они тут перегрызутся всерьез. Так, Макрицкий, оставайся здесь, а я помчался в номер докладываться по начальству. С такими новостями, брат, у нас не шутят.
Едва спина Никонова исчезла в прохладном сумраке коридора, как холл вновь загудел, правда, на сей раз уже не столь эмоционально – прибыл, как и следовало ожидать, Уолпол со свитой. Прикрываемый мрачными секретарями, он молча прошествовал к лифтам и вдруг остановился перед распахнувшимися уже дверьми позолоченной кабины:
– Нас ждут тяжелые дни, господа! – глухо произнес он, приподняв вялую, будто тряпичную руку. – Но истина, я уверен, восторжествует, равно как и здравый смысл!
Леон хмыкнул. События развивались явно не по сценарию, но что бы все это могло значить? Понимая, что больше ничего интересного не случится, Макрицкий быстро, пока коридор второго этажа не запрудили люди из холла, добрался до свободного лифта и рванул на самый верх. Пока не началась пресс-конференция загадочного калеки Вайпрехта, ему нужно было поговорить с Каплером.
К счастью, немец обнаружился именно там, где и полагал найти его Макрицкий, то есть в баре. Очевидно, он тоже прибыл на конференцию в свите вышестоящих начальников, коим и полагалось бегать с докладами.
В баре стоял такой рев, что Леон на некоторое время ощутил нехарактерный для него приступ дезориентации в пространстве. То и дело мимо него пробегали какие-то отчаянно жестикулирующие люди с коннекторами на шеях, в углу балкона, пытаясь перекричать всю эту какофонию, с десяток репортеров интервьюировали распаренного дядьку в мундире генерала французских ВКС, и лишь двое, а именно Каплер и давешний индус Сингх, сидящие за столиком возле стойки, сохраняли в этом бедламе хладнокровие.