Похоже, отец уже где-то заправился, и сейчас ему очень хотелось погордиться сыночком-астронавтом.
– Очень рад, – Леон пожал немного потную ладонь будущего родича и махнул рукой: – вы, наверное, не обедали?
– Увы, – кивнул отец, – успели только в бар заехать.
– Я тоже не очень, да и вообще у меня после самолетов всегда дикий жор. Надо бы мобилизовать Маркыча…
– Здраво. Ну, идемте. Вы, Михалыч, не стесняйтесь, Леон у нас в мании величия замечен еще не был. Парень он скромный, хотя иногда и лезет куда не надо.
Обед был подан в отцовском кабинете. Посвистывая, Макрицкий-средний распахнул дверцу объемистого бара и, загадочно пошевелив несколько секунд пальцами, выхватил пузатую литровую бутыль «Премьера» двадцатипятилетней выдержки. Леон повел бровью – коньячишко укладывался в два его майорских оклада, считая с полетными и премиальными. Очевидно, грядущая Анькина свадьба привела отца в самое благостное расположение духа.
– Ну-с, не побрезгуем, – отец одним движением свернул печать, выдернул пробку и поднес горлышко к носу. – Н-да: прошу. До завтрашнего мероприятия у нас еще вполне достаточно времени, так что можем посидеть спокойно, без всякого, так сказать, официоза.
– Батя, а когда дед будет? – спросил Леон, поддевая вилкой куриную грудку, плавающую в белом соусе.
– Ты бы нож взял, – укоризненно вздохнул отец, – а то все ешь, как босяк. Дед будет под вечер. Кстати, ты не хотел бы съездить на мальчишник к Андрею? Ты все-таки единственный брат, я думаю, это было бы прилично.
– Па-апа, – застонал Леон, – ну этого мне еще не хватало. Я и так подозреваю, что завтра окажусь на допросе! А как, а что, ах, бедный мальчик… особенно меня умиляют вопросы, на которые я не имею права отвечать.
– Как знаешь. Я тебе давно не командир. У тебя свои есть, так что решай сам.
Сергей Михайлович, отец жениха, оказался милейшим человеком, хирургом в небольшой частной клинике – очевидно, сын также поставил его перед фактом в самый последний момент, и смущался он отчаянно, особенно учитывая происхождение будущей невестки. В какой-то момент Леону даже стало его жалко, но его собственный папаша, однако же, вел себя совершенно демократично, всячески стараясь избегать тем, связанных с бизнесом и финансовыми делами семьи.
– Ни о чем не беспокойтесь, Михалыч, – заверил он Анохина, – пусть учатся, сколько посчитают нужным. Молодость – это порок, который слишком быстро рассасывается. Хватит с меня этого балбеса, – он показал на меланхолично жующего Леона, – я его с семнадцати лет вообще почти не вижу. То он в Академии был, потом сразу же летать начал, сейчас, слава богу, уже не летает, зато служит в Москве. И взрывается периодически.
– Я слышал, – Анохин поднял на Леона сочувствующий взор.
– Па-апа, – снова вздохнул Леон. – Опять… ну сколько можно?
– Ладно, ладно! Молчу.
Посидев около часа, Леон откланялся и пошел к себе. В родной, до боли привычной комнате на втором этаже все было так же, как и всегда – ковер не полу, массивный раскладной диван, старинный рабочий стол с панелью компьютера, на стене над ним копия одной из картин Леонова. Макрицкий вышел на балкон, достал из кармана коннектер и набрал личный номер деда. Даже если тот сейчас в офисе, собственному внуку он по этому номеру ответит.
– Да, – загремел в ухе хорошо знакомый голос. – Ты уже прилетел?
– Еще в пол-первого, – засмеялся Леон. – Чего мне там делать, раз я в отпуске? Дед, ты когда будешь? Тут у меня разговор серьезный.
– Серьезный?
– Да… я не стал пока дергать отца, он там с Анохиным-старшим коньяки дегустирует, но поговорить желательно сегодня. Может мне к тебе подъехать?
Дед некоторое время размышлял – видеорежимом он пользоваться не любил, но Леон отчетливо слышал, как попискивают сенсоры ежедневника.
– Нет, приезжать не надо, – решил наконец он. – Я сейчас уже заканчиваю, и скоро буду. Раз дело серьезное, постарайся пока не напиваться.
– Естественно! – хмыкнул Леон.
Дед приехал довольно быстро. Едва сбросив с плеч пиджак и зайдя поздороваться с отцом жениха, он ушел в кабинет и вызвал к себе внука.
– Рад, что ты смог прилететь, – отрывисто сообщил он, развязывая галстук.
– Все в порядке, – отмахнулся Леон. – Нет проблем… после Севильи меня вообще должны были отправить на лечение, но я, понятное дело, отказался, а шефу за меня досталось. Но все это сейчас не имеет значения. Я выяснил, что там с вашим «Фениксом».
– Ну?
– Все так, как вы и думали.
– Точно?
– Дед, этим делом занимался человек из германского отдела разведки Евроагентства. Такой источник тебя удовлетворяет?
– Н-да… – дед уселся в кресло и сложил руки на груди. – У меня еще были кое-какие надежды на благополучный исход дела. Жаль.
– Это еще не все. На самом деле все гораздо хуже: после севильского взрыва банк попал «под рентген», и им не сегодня-завтра займутся, так что надо как можно скорее сбрасывать все акции, способные нас скомпрометировать. Причем желательно пакетами, чтобы не вызвать лишнего интереса.
– Ты меня будешь учить, – вздохнул дед. – Не бойся уж, как избавляться от дерьма, мы знаем без твоих советов. А сколько, интересно, еще таких же банков?
– Сейчас трясут всех – ты сам наверняка слышал. Вообще, – Леон присел на край стула и внимательно посмотрел на деда, – в мире ожидаются большие перемены. И я пока не могу точно сказать, в какую сторону.
– На биржах задергались курсы металлургических компаний, – без всякого выражения произнес дед. – Ты догадываешься, что это может значить?
– Я даже знаю… чего мне догадываться. Со дня на день произойдет объединение двух крупнейших европейских аэрокосмических консорциумов. Это уже вопрос решенный.
– Я до сих пор не понимаю, как они это допустили… – дед с задумчивостью покачал головой. – Ведь это же подготовка базиса для качественного скачка в развитии неправительственной космонавтики. А что дальше? Правительства станут не нужны? Или им оставят только социальную сферу да устройство международных говорилен? Наши банкиры уже делают стойку на открывающиеся перспективы.
– Об этом, увы, я регулярно беседую с серьезнейшими профессионалами, – скривился Леон, – которые имеют совсем другое информационное поле, нежели вы, дорогие мои преуспевающие бизнесмены. Хотя если рассуждать с точки зрения морали, то скрывать эту информацию от вас, наверное, неправильно. Но тут не мне судить. Факт тот, что потрясения будут. Вопрос – насколько масштабные, и на какой срок растянется та самая «эпоха перемен», о которой не любили говорить в Китае.
– Умный мальчик, – покивал дед и поднялся на ноги.
Раскрыв встроенный шкаф, где обычно хранились документы из личного архива, он вытащил коробку сигар и непрозрачную синюю бутылку без этикетки.
– Черный ром, – сообщил он, не оборачиваясь. – Самый лучший напиток для такой ситуации. Так отцу ты еще ничего не говорил?
– Ну, он приехал с гостем, не мог же я его отрывать.
– Хорошо. Держи, – дед протянул Леону высокий узкий стаканчик из древнего, потемневшего серебра и толстую сигару. – Дикие вещи творятся на свете, – пробурчал он, возвращаясь в кресло. – Никогда не думал, что доживу до такого. Куда-то не туда мы все забрели… нас так долго отучали от политики, а теперь выясняется, что сами политики постепенно превращаются в отребье.
– По-моему давно превратились. Без всякого участия с нашей стороны, – возразил Леон.
– Да ну? Смотри, сто лет тому назад сама мысль о том, что бизнес и политика могут существовать раздельно, в различных, так сказать, плоскостях, казалась полнейшим абсурдом. Ты этого не поймешь, просто потому, что не застал процессы, которые происходили при этом «разделении». А ведь тогда, незаметно для нас, родился совершенно новый подход к основам управления… прежние демократии ушли в учебники истории, после Депрессии сами собой выработались принципиально новые бюрократические схемы – механизмы, я бы сказал, с которыми мы и живем все эти годы. Довольные, между прочим, и сытые.
Дед замолчал. Отпил из своего стаканчика, посмотрел в окно – легкий предвечерний ветерок колыхал ветви деревьев в саду.
– Я боюсь, что сейчас все повторится с начала, только на качественно новом уровне, – вздохнул он. – Огромные промышленные структуры, которые столько лет искусственно разделялись и обезжиривались, рванут так далеко вперед, что мы и ойкнуть не успеем, как окажемся в новом средневековье. Собственно, такие сценарии широко муссировались в середине двадцатого века, но тебе вряд ли рассказывали об этом на уроках истории. А я много видел, да и не в том только дело. Когда видишь – начинаешь задумываться. Тебе никогда не приходило в голову, что сегодняшний энергетический кризис поддерживается искусственно? Что вся мировая экономика уже давно живет в состоянии хорошо управляемого стасиса? Ни туда и ни сюда, ни спадов ни подъемов, разве что налоги потихоньку растут, но это неизбежно при политике кормления бездельников. Чем это закончится? Или ты думаешь, что я не вижу, как мы доедаем последнее, что может нам дать планета?
– Больше половины современной энергетики дает космос, – замотал головой Леон. – Так что не надо…
– Энергетика! Хорошо, пусть так – но почему не больше? Что мешает? В прошлый раз ты очень складно говорил о том, что ни у кого, дескать, нет средств. Да есть, поверь мне! Но одно дело иметь средства, а совсем другое – иметь возможность их вложить. Так вот все, что сейчас происходит – это и есть драка, причем драка страшная, за возможность применения накопленных средств. И поверь мне, те, кто сидит сверху – что в Москве, что в Киеве, что в Брюсселе, – уже чувствуют, что в драке в этой им придет конец. Развалится не только европейская «система стабильности», рухнет вообще мировая система управления, основанная на принципе «разумной недостаточности». И вместе с ней полетим и мы… вопрос – куда?
– Ну, по-моему, наши к Договору всегда относились скептически. В Брюсселе как раз четко знают, что скажет Славянский Союз, как только дело дойдет до ратификации. Так что позволь с тобой не согласиться. Насчет управляемости всех происходящих в экономике процессов – да, безусловно. Но после Депрессии…