Наутро я проснулся от страшных криков в соседней комнате. Я вздрогнул и чуть не вскочил с кровати. Не сделал я этого только потому, что у меня ужасно болела голова после выпитого накануне. Так что я испугался и проснулся, но все же остался лежать неподвижно. «Будь что будет, — решил я. — все-таки что же это? Кто это и почему крики такие громкие?»
Через несколько мгновений я все-таки понял, что это такое. Никаких страшных криков не было. Это мне просто показалось. Я слишком много переживал накануне, да еще выпил водки, и вот, у меня получилась неадекватная реакция.
Дело было в том, что в соседней комнате действительно разговаривали три человека. Причем говорили они одновременно. Два женских голоса, из которых один был Ларисин, и один мужской.
Накануне в квартире была тишина, царила торжественность и печаль, а сейчас все трое говорили одновременно. Может быть еще и поэтому мне показалось, что они кричат…
Я натянул на себя одежду и вышел.
— Познакомься, Марк, — сказала Лариса, указывая мне на женщину в красном брючном костюме и с обилием украшений в ушах и на шее, — это Лида — моя подруга.
Я окинул женщину мимолетным взглядом, но мне его вполне хватило для первого впечатления.
Лиде было на вид лет сорок. Это была довольно крупная блондинка, с широкими бедрами, еще более подчеркнутыми красным брючным костюмом. Зачем она сшила себе такой, имея столь внушительную фигуру? Оставалось только предполагать, что намеренно… Но сорок лет ей было только на вид. Один взгляд на ее шею под бусами и на лицо, изрезанное морщинами, и становилось понятно, что на самом деле ей никак не меньше сорока пяти или семи… Для подруги Ларисы эта женщина была явно старовата. Скорее уж она подошла бы на роль ее матери. Если бы Лариса сказала мне: «Познакомься, это моя мама», — я удивился бы гораздо меньше.
— А это Боря, — сказала Лариса, указав мне на сидящего в кресле мужчину лет сорока. Он был с бородой, довольно длинной и выдававшей в нем то ли человека искусства, то ли ученого… — Боря — тоже наш друг, — сказала Лариса, но тут мы с этим человеком узнали друг друга. Мы виделись несколько раз тут же, в доме у Василия. Еще начиная со свадьбы, где мы были оба. — Ну, мы поехали, — сказала Лариса, и я заметил, что она уже полностью одета и в руках у нее несколько хозяйственных сумок из полиэтилена. Ах да, она же собиралась с этой Лидой ехать по магазинам за продуктами для поминок, я совсем позабыл об этом.
— Мне подождать? — спросил я Ларису, — а то у меня нет ключа от квартиры… Вы скоро вернетесь?
— Ключ я тебе дам, — сказала она. — Васин ключ… Вот он, — она достала из стола ключ и протянула мне, — так что ты теперь можешь чувствовать себя совершенно свободно. Хотя мы скоро вернемся.
— Нам надо очень много поработать, — сказала вдобавок Лида, беря Ларису под руку. Рядом они на самом деле казались матерью и дочкой…
— Я останусь еще ненадолго? — спросил вдруг Боря, вставая со своего места и переводя вопросительный взгляд с Ларисы на меня и обратно. Чувствовалось, что он несколько смущен своими словами и не исключает возможности, что ему почему-либо не разрешат остаться… — Я плохо спал, — добавил он, — и хотел бы выпить кофе. А то у меня сегодня еще будет тяжелый день.
— Конечно, — быстро сказала Лариса, но я почувствовал в ее голосе крытое недовольство. — Оставайся сколько захочешь… Выпейте вместе кофе, — бросила она уже на ходу, — ты же свой человек.
С этим я, пожалуй, был согласен. Боря действительно был своим человеком в этом доме, это я замечал и прежде. Василий был с ним дружен давно, еще с институтских лет. А потом их объединяла страсть к антиквариату…
Женщины ушли, а мы с Борей пошли на кухню. Он уверенно шел впереди и, казалось, каждым своим движением хочет подчеркнуть, что он тут даже еще более свой человек, чем я.
В каком-то смысле это было действительно так. Он, в отличие от меня, знал, где стоит банка с растворимым кофе и где сахарница. А когда выяснилось, что сахар в ней кончился, у Бори появилась возможность доказать, что он на самом деле свой человек. Он залез на табуретку и снял с верхней полки антресолей кулек с сахарным песком. Можно было сказать с уверенностью, что тест на «своего» человека Борей пройден…
В самом деле, случайные знакомые не знают, где в доме хранится куль с сахаром. Для этого нужно иметь близкие отношения и быть частым гостем…
— Мы на «вы» или на «ты»? — спросил он меня для начала.
— Я не помню, — признался я. — Какая разница? Это такие условности.
Я знал массу людей, которые вежливо говорили мне «вы» и при этом были моими злейшими врагами. А многие из тех, что говорили мне «ты» искренне уважали меня. Так что это так относительно в наши дни и совершенно ни о чем не говорит.
— Я заехал спросить, не нужна ли какая-то помощь с моей стороны, — сказал Боря. — Но Лариса уверила меня, что все в порядке, насколько это возможно. Так что теперь я даже не знаю, что делать. Я освободил себе половину дня, а вот как получилось…
Я разлил кипяток в чашки и мы сели пить кофе. Боря предложил мне сигарету, от которой я не смог отказаться. Хотя, как обычно, я сначала подозрительно посмотрел на нее и сказал себе: Марк! Эта сигарета принесет тебе гораздо больше пользы, если ты ее не выкуришь. Но это старый прием и в подобных случаях, когда искушение слишком велико, он не действует.
— Когда вы узнали об этом? — спросил я Борю, и он прекрасно меня понял.
— Вчера утром Лариса позвонила и сказала, — ответил он. — Хорошо хоть догадалась позвонить. — Последние слова он произнес с раздражением.
Интересно, а почему они не любят друг друга, подумал я. Вот ведь какая у меня отвратительная режиссерская привычка — все анализировать. Каждый шаг, каждое слово…
Почему Лариса рассердилась внутренне, когда Боря захотел еще ненадолго остаться? Почему это ей так не понравилось?
Было два варианта. Первый — она боялась, что мы с Борей, оставшись одни, напьемся, например, и это станет для нее дополнительной проблемой. Или напьется один Боря. Боря мог напиться, это я тоже знал. Но почему это ее так раздражило именно сегодня? Ведь он все же друг ее убитого мужа и приехал предложить свою помощь…
Второй вариант — ей не хотелось бы, чтобы мы с Борей разговаривали. Почему? Что мы могли сказать друг другу такого, что было бы ей неприятно? Правда, были еще два варианта. Застарелая неприязнь их друг к другу и боязнь Ларисы, что Боря что-нибудь украдет из антикварных вещей… Но он ведь старый друг… Хотя, что в таком случае означали ее вчерашние туманные слова о том, что в наше время деньги и вообще материальные блага рассорили многих людей? Не Борю ли она имела в виду?
— Вот я и приехал, — продолжал Боря. — Еще ведь вот что, — он поднял глаза от чашки с кофе, — у меня арендован сейф в банке, и я храню в нем некоторые ценные вещи. И, поскольку уж случилось такое, я приехал предложить дать их мне на хранение, хоть некоторые. — Он помолчал, как бы ожидая моего ответа, но его не последовало. Я просто не сказал ни слова в ответ. — Мне это кажется разумным, — добавил Боря, понимая, что его слова непонятны для меня и нуждаются в объяснении. — Ведь совершенно ясно, что убить Васю могли только из-за его антиквариата. Другой причины вовсе нет и быть не может. Вы и сами это прекрасно понимаете.
— Я понимаю, — сказал я. — Но кому и что могло понадобиться от Васи в смысле его антикварных вещей? Он ведь как-то показывал мне свою работу и вещи, которые он делает и продает… Я, конечно, ничего плохого не хочу сказать, но из-за этих вещиц не стоит убивать человека.
— Вы имеете в виду, что он из пяти плохоньких люстр делал одну хорошую? — уточнил Боря. — Это так и было. Но ведь это не единственное, что кормило его. И ее, — добавил он после нескольких секунд размышления.
— За что вы не любите Ларису? — поинтересовался я наконец. Эти недомолвки мне стали надоедать…
Он усмехнулся и залпом допил кофе из кружки с изображением симпатичного бурого медведя.
— А вы ее любите? — спросил он.
— Только одесские евреи отвечают вопросом на вопрос, — сказал я спокойно. — А вы, кажется, не одесский?
— Нет, я белорусский, — ответил Боря и поправил очки. Он продолжал внимательно смотреть на меня через давно не мытые стекла.
— Так отчего вы не любите Ларису? — повторил я.
Боря опять усмехнулся и сказал:
— Кажется, я уже ответил вам… Ответьте себе самому на вопрос, за что ее не любите вы сами. Это и будет ответом на ваш вопрос мне.
— Да-а, — протянул я. — Так что вы хотели сказать про ценности? У Васи много ценностей, которые нуждаются в банковском сейфе?
— Нет, не много, — ответил Боря. — Таких вещей у него две. Вот я и пришел предложить свой сейф на первое время. Уж очевидно, что вокруг этого дома бродят преступники. И не какие-то, а страшные. Они не остановились перед убийством, так что уж подавно не остановятся и перед ограблением.
— Ну и что? — спросил я. — Лариса вам отдала эти две вещи?
— Нет, — пожал плечами Боря. — Она сказала, что не хочет отдавать. Может быть, она мне не доверяет… Хотя это глупо. Я предложил от чистого сердца.
— Ну, я не хотел бы вмешиваться в это дело, — ответил я равнодушно. Мне и в самом деле было неинтересно все это. Какие могут быть разговоры о каких-то ценностях в то время, как в морге лежит изуродованное тело моего брата?
— Я вас и не прошу вмешиваться, — сказал Боря, — а прошу вас только узнать у Ларисы, не собирается ли она эти вещи продать. Потому что если собирается, то я готов купить их. Вот и все.
— А отчего вы решили, что Лариса хочет их продавать? — спросил я и довольно хамским голосом сказал: — Так вы зачем сюда пришли? Предложить свою помощь вдове или покупать вещи своего друга, когда его еще не похоронили?
Я когда-то слышал о том, что коллекционеры и вообще люди, занимающиеся собиранием чего-либо, очень странные. И в каком-то смысле опасные. Они так увлечены своими поисками и сохранением найденного, что у них атрофируются все остальные человеческие чувства.