А когда я говорила ему о том, что неудобно же перед самими собой, что обманывать даже таких недочеловеков с их миллионами тоже нехорошо, он неизменно отвечал:
— Да они должны быть благодарны, что их вообще пустили в этот дом. Что с ними вообще разговаривают. В этом доме поколениями жили порядочные, благородные и образованные люди… А эти несчастные животные, которым удалось наворовать у народа деньги, все равно так животными и останутся, хоть ты их в ста университетах учи…
— Но зачем ты так? — возражала я. — Может быть, потом они цивилизуются. Они действительно посылают своих детей учиться за границу. Дети вернуться и станут такими же, как мы с тобой.
— Ну да, — не соглашался Вася. — Деньги же краденые… Спекулянты вонючие, накрали денег и думают, что это им на пользу пойдет. Нет, не пойдет. На краденые деньги благородное воспитание не получишь. Эти дети их после заграничных университетов все равно сопьются и все пустят по ветру. Так пусть сейчас с нами поделятся. С паршивой овцы хоть шерсти клок, как говорится.
Вот Вася и драл этот клок с шерсти нуворишей или как теперь называют этих моральных уродов — «новых русских». Драл, как мог. А они, глупые, платили. Приходилось платить, куда же денешься, если образованием Бог обидел…
— Они все равно будут платить нам — интеллигентам, — говорил Вася. — Никуда не денутся. За «красивую жизнь» надо платить нам — красивым людям.
Так что, мы очень хорошо устроились за счет глупых «новых русских». Пригодилась Васина профессия.
Нет, он никогда не завидовал этим богачам. Он слишком уважал себя и свои корни, слишком ценил их. Когда я говорила ему о том, что они живут лучше нас, муж всегда в ответ напевал строфу из церковного гимна:
Если зришь богатых златом и землей
Думай о небесном царстве, что с тобой.
О, благословенья, данные Христом,
Не купить за деньги Твой небесный дом.
— Все равно они обманываются, — отвечал он мне. — Ничего им не купить за деньги. Не купить самоуважения, не купить хорошего воспитания, добрых друзей… Не купить духовность, наконец. Не купить души. Вот они могут купить произведение искусства. Могут купить сто произведений искусства и завесить ими весь свой стомиллионный дом. Но они не смогут купить понимания искусства. Они не смогут купить возможность по-настоящему наслаждаться этим. Они покупают только для того, чтобы показать, как они «круто стоят». Но это же не настоящее наслаждение. Это вечные муки вечно неутоленного тщеславия. Ну, так пусть и покупают втридорога, пусть их деньги поганые перейдут мне. Я найду, куда их потратить с большей пользой.
— И куда же? — интересовалась я, заранее зная ответ.
— На тебя, конечно, — отвечал муж и обнимал меня.
Мне повезло, как редко каким женщинам. Меня действительно любил мой муж. Он меня обожал, он мне поклонялся… И так было всегда, с первого дня нашей совместной жизни и без перерывов.
А несчастья подкрадываются незаметно. В нашем доме появился Шмелев. Евгений Шмелев — старый друг моего мужа.
— Мы вместе учились в школе, — говорил мне муж, как будто этого достаточно, чтобы спустя много лет ввести в дом человека.
Эта фраза: «Мы вместе учились», годилась бы, наверное, для выпускников пушкинского Лицея. Так, с полным основанием и гордостью за дружбу мог говорить Пушкин о Горчакове или Вяземский о Дельвиге… Тогда эти слова что-то значили, за ними что-то стояло.
А сейчас, в наше время и в нашей стране?.. «Я с ним учился в школе»… Тьфу, подумаешь… С какой только мразью не приходилось учиться в «средней общеобразовательной». Вспоминать-то противно…
Но у нас было мало друзей, мы жили очень замкнуто, и кроме покупателей и коллег у нас в доме никто и не бывал. Так что, Евгений Шмелев был произведен в «старые друзья детства».
В последний раз они с мужем виделись в день окончания средней школы. И тогда же Евгений уехал поступать в летное военное училище в Николаев. И с тех пор, пока мой Вася сидел дома, Шмелев мотался по разным точкам.
Он не приезжал в родной город до тех самых пор, пока не был демобилизован. Что там у него случилось, я до сих пор не знаю. Знаю только то, что очевидно в буквальном смысле, — его одна нога была короче другой, и он прихрамывал. Да мало ли какие аварии бывают с военными летчиками.
Теперь он приехал домой и совершенно случайно они встретились с Васей на улице. И мой муж, что было вообще-то для него нехарактерно, сразу же привел его домой.
Может быть, тут сыграло свою роль то, что они учились в школе. Для многих школьные воспоминания овеяны дымкой романтики и юношеских мечтаний. Не знаю, про меня этого сказать нельзя. А про Васю, наверное, можно. Он был такой открытый человек…
Шмелеву, похоже, у нас очень понравилось, и он, в свою очередь, пригласил зайти в гости к нему и его жене.
Когда мы пришли к ним домой, я была страшно поражена. Да и муж тоже, хотя он держался лучше меня и виду не показал. Дело в том, что я никогда не видела такой роскоши… То есть видела, конечно. В кино, на картинках в журнале и так далее.
И не то, чтобы я не подозревала, что люди живут так. Подозревала и даже отлично знала, что живут. Просто сама не сталкивалась.
Долго описывать квартиру Шмелевых не буду, хотя я женщина и могла бы делать это долго. Чего там только не было… Квартиру они купили двухэтажную. Довольно далеко от центра, но это было пустяком, так как у подъезда всегда стояла «вольво». И не подержанная, как сейчас у многих, а новая, с завода.
Рассказывать про линолеум и ковровые покрытия из магазина «Искрасофт» я не стану. Это всем известно, равно как и цены в этих магазинах. Резное дерево, инкрустации на стенах, итальянская сантехника, немецкий пылесос и американский трехкамерный холодильник… Ну, что еще я могу сказать об этом?
Закончу тем, что в квартире четыре комнаты и в каждой из них стоит японский телевизор с видеомагнитофоном. И на кухне — тоже самое.
— Чтобы не скучно было готовить, — объяснила жена Шмелева. Я даже на всякий случай заглянула в туалет, нет ли там тоже видеомагнитофона… Думала, что есть. Ошиблась.
Но вот что действительно нас с Васей поразило, — так это жена Евгения. Ее зовут Лида, и она старше мужа на двадцать лет. Ему тридцать, а ей…
Впрочем, мы сразу же, переглянувшись, сказали друг другу глазами, что каждый сходит с ума по своему… То же самое мы потом повторили друг другу словами, когда остались одни.
— Он с ней не живет, — беспечно объяснил мне муж.
— То есть? — не поняла я. — Она что — приходящая, что ли?
— Нет, — засмеялся Вася. — Ты не поняла. Не живет в смысле — половой жизнью.
— А зачем он тогда на ней женат? — спросила я. — Нанял бы ее в качестве прислуги по хозяйству. И спокойнее и объяснимее для знакомых.
— Нет, — сказал Вася. — Он мне объяснил, что очень к ней привязан и что это ее условие — чтобы он спал с ней хотя бы раз в неделю. А за это она закрывает глаза на его похождения.
— Это он сам тебе рассказал? — спросила я, удивленная такой откровенностью со стороны Евгения. Хотя, может быть, мужчины вообще легче говорят о таких вещах, чем женщины…
— Конечно, сам, — ответил муж и даже немного обиделся. — Ты что же, думаешь, что я сам все это придумал?
— Нет, тебе такого не придумать, — сказала я, смеясь. — Ты для такого слишком честный человек. Тебе такое в голову не может придти, я уверена.
Мы вернулись от Шмелевых в первый раз довольно поздно. Ужин затянулся, а потом мы разбились попарно. И я провела скучнейший вечер в своей жизни, беседуя с Лидой о кулинарии и домашних цветах, а мужчины ушли в другую комнату курить…
Так время протянулось до полуночи, и только тогда мы уехали.
— Ты знаешь, чем он занимается? — спросил меня муж по дороге домой, привалившись ко мне на заднем сиденье такси.
— Чем? — безучастно спросила я, глядя в окно на мерцающие огни новостроек вдали. — Наверное, продает что-нибудь или покупает… Продукты, нефть, стройматериалы…
— Нет, — торжественно сказал Вася. — Ты знаешь, он — рэкетир.
Я сначала даже не поняла и переспросила:
— Кто-кто?
— Он — рэкетир, — гордо ответил Вася более громко. Таксист при этом обернулся и посмотрел на нас.
— Ну ладно, дома поговорим, — ответила я, видя, что одно это слово, произнесенное ночью, испугало водителя. Да и вообще я надеялась, что мне повезет и я, может быть, больше не увижу это странное семейство, так что, говорить о них мне было не интересно.
Когда мы приехали домой и легли в постель, Вася опять завел этот разговор.
— Ты знаешь, он сам мне признался, что он — глава крупной группировки рэкетиров. И потому он у них какой-то «авторитет», — с оттенком благоговения произнес Вася.
— Ну, и что? — спросила я. — А зачем он тебе это вообще сказал? Он тебя что, рэкетировать будет?
— Нет, конечно, — засмеялся муж. — Наоборот, он сказал, что если у меня возникнут какие-нибудь проблемы, то он может мне помочь.
— Какие такие проблемы? — возмутилась я. — Никогда у тебя не было никаких проблем. Что он каркает?
— Ну, он сказал, что если на меня «наедут», то я могу сказать ему и устроить им «стрелку», — ответил муж, явно гордясь тем, что запомнил и научился употреблять такие слова.
— Это тебя Шмелев твой научил так мудрено выражаться? — поинтересовалась я язвительно. Но муж не заметил иронии.
— Да, это его слова, — подтвердил он и умолк.
Несколько минут мы лежали в темноте молча. Потом Вася закинул руку за голову и сказал:
— Знаешь, приятно все-таки завести таких друзей.
— Да? — удивилась я совершенно искренне. Вот уж никогда не замечала у мужа криминальных интересов.
— Ты не понимаешь, — ответил он задумчиво и даже с каким-то оттенком задушевности в голосе. — Сейчас такое страшное время. Все так зыбко, так тревожно. И столько всякой дряни вокруг… И никто ни с кем не борется. Вероятно, это просто выгодно властям — допустить такой «беспредел