Поблагодарив присутствующих за внимание и добрые слова, выразив особую признательность за прозвучавшую критику, я пообещал непременно учесть все ценнейшие советы в последующей работе.
На этом заседание закончилась. Мы вышли в приемную. К нам с Олей по очереди стали подходить участники мероприятия — с пожеланиями. «Отметились» все, кроме «Сексота», который куда-то вдруг заторопился и покинул нас не попрощавшись. Представитель отдела культуры и благодарил, и желал новых творческих успехов, и долго жал солистке руку, виновато улыбаясь. Оля смогла ответить достойно, сказав, что высокая оценка нашего труда отделом культуры — это то, что придает ей силы и …
Мне не удалось дослушать, ибо секретарь, извинившись, отвела меня в сторону:
— Вам нужно срочно подписать все протоколы. Где Вас потом буду искать? — добавила девушка.
Подошли к столу. Подписывал стоя, не читая. Когда закончил, секретарь на прощание пообещала сегодня же все оформить с тем, чтобы с завтрашнего дня мне начисляли уже другую зарплату — концертмейстера с правом сольного выступления на концерте. Поблагодарив, я пошел разыскивать Ивана. Нашел быстро. Верный друг поджидал меня за дверью приемной. Обнялись. Ваня признал, что наше выступление было действительно удачным:
— Я не ожидал, что Оля так встрепенется. Да, в искусстве нельзя все время воспроизводить одно и то же. Появился новый концертмейстер — и все стало свежее, ярче, а некоторые вещи даже увлекли. Поздравляю.
Поблагодарив друга, задал ему вопрос по поводу выступления «Сексота». Он выслушал и со смехом прояснил. Оказывается, первоначально, я действительно хотел сыграть на худсовете «Мефисто-вальс». Секретарь так и записала. Потом я изменил программу, но она — то ли по небрежности, то ли по забывчивости — не исправила. Так в программке и напечатали — «Мефисто-вальс». «Сексот» взял программку и стал по привычке мучиться по поводу «души произведения». Наверное, слишком глубоко задумался над проблемой и единственный из присутствующих не заметил изменения программы. «Ничего, — успокоил Иван, — зато он всех развеселил. Будет что вспомнить!».
Иван рассказал историю весело и беспечно, но чуть заметная хитринка, появившаяся вдруг на его лице, заставила меня усомниться в случайности произошедшей «подмены». Сделал вывод — «Нужно быть настороже, с филармонией не все так просто!»
Друг довел до парадного входа, открыл своим ключом дверь, пообещав и мне изготовить копию. Вышли на улицу, еще постояли-поговорили. Стали прощаться. В этот момент мимо нас прошел серенький человечек, сидевший на худсовете по правую руку от директора.
— Кто это? — спросил я Ивана.
— Ты понимаешь, филармония — концертная организация, куда ходят «большие люди», иностранцы, где работают артисты, жаждущие уехать на историческую родину, — начал было разъяснять Иван, но так и не закончив, замолчал на полуслове….
Я посмотрел в его погрустневшие глаза и понял, что он понял, что я все правильно понял.
… …. …
Хорошо быть артистом — ура! Винни-Пух
И вот началась моя концертная жизнь. Оля, будучи опытным организатором, все замечательно распланировала. Ноябрь-декабрь — «мертвый сезон». В санаториях отдыхают пенсионеры, а они любят «старинные русские романсы», т. е. — наш репертуар. Программу чуть изменили — незаметно, чтобы не было нареканий. Оля, давно зная администраторов на местах, «посоветовалась» с ними по этому поводу. Те, конечно, просили популярные романсы, вроде «Ямщик не гони лошадей…», и мы шли навстречу пожеланиям трудящихся. Мое соло тоже подредактировали: Вагнера сменил его антипод — Чайковский. Успехом пользовалась «Осенняя песня» из «Времен года».
Концертные площадки стали осваивать постепенно: сначала были близлежащие санатории в горах, потом — те, что подальше, и, наконец, пришла очередь Черноморского побережья. Оля умудрялась договариваться о нескольких выступлениях в одном месте, что давало больше времени для прогулок. Работа стала отдыхом, связанным с переменой места. Мы не надоедали друг другу, встречаясь в основном на концерте. Часто с нами ездил ее муж Сережа, и вдвоем они прекрасно проводили время. Иногда муж-пенсионер оставался дома — на хозяйстве. Оля не скучала. В клубах, где мы выступали, у нее были друзья-подружки. Они делились новостями, чаевничали, гуляли, благо для прогулок на территории санаториев были созданы все условия.
Я воспринимал наши концерты как «воскресные путешествия». Прогулки в горы, вдоль осеннего моря были той жизнью, о которой я мечтал, когда в юности читал воспоминания пианистов-гастролеров, совмещавших концертную деятельность с туризмом. Воспоминания были несколько однообразны и строились по одному плану: сначала юмор — рассказ о всякого рода «недоразумениях», то кошка вышла на сцену во время концерта, то конферансье все напутал, то ноты забыли и проч., а потом уже серьезно автор-гастролер рассказывал об интересных встречах, городах, природе…
Пытался, писать, подражая «великим», что-то вроде дневника. Но у нас, благодаря Оле, недоразумений на концертах не было — все шло строго по разработанному плану, по стандарту. Однообразие происходящего продолжение дневника не стимулировало. Стоял ноябрь, ласкающий глаз красотой природы. Но писать о красотах Кавказа тоже не хотелось — дело неблагодарное, ибо все это уже много-много раз описано поэтами и писателями, воплотилось в картинах, музыке, фотографиях. И то, что раньше вызывало поэтический восторженный отклик, что было сильнейшим стимулом к творчеству, сегодня, будучи культурно освоенным, доставляет лишь удовольствие при созерцании и способствует отдыху. Так я и делал — отдыхал.
Поначалу — на первом концерте — немного трясся, переживал. На втором — волновался меньше. На третьем — чувствовал себя идеально, играл вдохновенно, без «щенячьего страха». А вот перед шестым — с утра накатило тягостное томление, вялость, осенняя апатия, которые исчезли лишь во время выступления — концертная атмосфера, публика оживляли жизнь. На шестом концерте я, наконец-то, понял, что значить с удовольствием играть на концерте — сцена не то, чтобы окрыляла, она стала приятным времяпрепровождением.
Как только почувствовал сценическую свободу, жизнь стала еще счастливее. Перестал маяться ожиданием выступления. Предконцертное время тратил на прогулки. По приезде, на всякий случай, осматривал инструмент. Как правило, все было в порядке. Потом совершенно беспечно, с удовольствием, отправлялся гулять, поставив будильник наручных часов так, чтобы он просигналил в момент, когда нужно будет возвращаться, и я возвращался по той же дороге, по которой уходил осваивать незнакомую местность. После прогулки, возникало желание отдохнуть, но вместо этого переодевался и выходил на сцену — присутствие публики возвращало силы. А после концерта был маленький «банкет-ужин», который опять заканчивался прогулкой. На этот раз уже по дороге, освещенной фонарями. Мимо проходили «отдыхающие», многие из которых были на концерте. Они узнавали, улыбались, иногда выражали восхищение. Я благодарил, желая сохранить о себе хорошее впечатление. Так учила Оля: «Нам еще здесь работать», — говорила она. Аудитория была, в основном, женской — состояла из дам ровесниц Оли и постарше. Они держались с нею как добрые знакомые. А ко мне относились заботливо, но чуть покровительственно.
Жена, правда, обижалась, завидовала. И действительно, она весь день возилась дома с ребенком, а у меня замечательно интересная жизнь — работа в институте, концерты, путешествия… Но концертов у нас было не так много. Отсутствовал всего-то один-два дня в неделю. Оля, в свою очередь, делала все, чтобы жена не «накручивала себя» сверх меры: разговаривала с нею после поездки по телефону каждый день, все подробно-подробно рассказывала, выставляя меня в самом лучшем свете: «Во время поездки много работает над репертуаром, готовится к занятиям в институте, к экзаменам в аспирантуре». Зарплата, которая действительно превосходила институтскую, была своеобразной компенсацией за «мучения» жены. Тем более что по приезде, отдохнув как следует «на работе», ретиво брался за домашние дела, переставшие казаться мне столь унылыми.
Зачетная сессия в институте прошла для меня на сей раз почти незаметно. Наступила новогодняя предэкзаменационная пауза. Ближе к Новому году концертная благодать тоже закончилась. Перед новогодним концертным ажиотажем можно было сделать перерыв. И перерыв был сделан.
… … …
А у психов жизнь — так бы жил любой:
Хочешь, спать ложись, хочешь, песни пой20.
Посидев пару недель дома, стал скучать по концертам. И тут зазвонил телефон. Снял трубку, и, услышав голос Оли, сразу передал трубку жене. Но она, после коротких приветствий, вернула ее обратно. Оказывается, дело на этот раз касалось меня, и дело было срочным.
— Начальство требует, чтобы мы дали шефский концерт. Это общественная работа, без оплаты. Но выполнить ее нужно обязательно, а то загрузят другой — будешь ходить в ДНД, «сидеть на буквах» во время выборов народных депутатов. Слава богу, я договорилась. Дадим. У нас в городе есть элитный сумасшедший дом. Там нас ждут.
— А психи к нам хорошо отнесутся? — спросил, не веря, что она говорит серьезно, но, как оказалось — зря не верил.
— Ты отстал от жизни! Музыка на психов оказывает самое благотворное влияние! Клиника у нас специфическая. Там много стариков вполне мирных, потому что на лекарствах. С виду они здоровы, но маразм, конечно, начинает себя проявлять. За рубежом существует целое направление психиатрии — лечат музыкой. Моя подруга уехала в Израиль и там быстро пристроилась работать. В Израиле музыкантов много, но, благодаря психам, все находят работу. Она устроилась в концертную бригаду по обслуживанию тамошних стардомов. В Израиле люди живут плохо, но долго. Старики — в основном не дома, а в клиниках, санаториях, где созданы условия «для счастливой старости». У них для стариков концерты обязательны. Моя подруга катается по этим «санаториям», поет наш репертуар и вполне хорошо обеспечивает семью. Я сначала даже не верила, но она прислала перевод статьи о подготовке специалистов по музыкальной терапии, которую проводят во многих американских университетах. Это модное направление в медицине и образовании. Скоро и у нас введут музыкальную терапию — без работы не останемся.