Нового проректора я видел впервые. Вид его был так-себе: толстый, лысый, с большими ушами, больше похож на председателя колхоза из советского кино, чем на проректора художественного вуза. Интерьер кабинета он существенно не изменил, но все же некоторый артистизм обстановки, присутствующий ранее, испарился, вероятно, в связи с заурядной внешностью нового хозяина кабинета. Впрочем, когда он начал говорить, впечатление улучшилось. Тембр голоса был приятным — «совещательный баритон», как с иронией говорят вокалисты. Говорил складно, интеллигентно, держался демократично, уважительно.
Он, как выяснилось, собрал нас по «важному делу»:
— «Как вам прекрасно известно, — начал начальник по науке с патетикой, будто находясь на трибуне, — в недавно опубликованных партийных документах большое значение уделено развитию бригадной формы организации производства в промышленности и сельском хозяйстве. Нам же — работникам культуры и искусства — предстоит идейно обеспечить развитие названной формы и тем самым оказать поддержку принятому политическому решению. Наш институт, конечно, будет участвовать в концертной работе, но этого мало. Вы, работники обществоведческих кафедр, не должны оставаться в стороне. От вас ждем теоретического обоснования практики художественной, а шире — культурной поддержки экономического развития. Область наша сельскохозяйственная. Поэтому нужно сделать упор на развитие бригадного подряда на селе». — Обосновав проблему, проректор прервался и с победной улыбкой осмотрел присутствующих. Лысина его сверкала, контрастируя с тусклыми физиономиями моих коллег.
— Мне поручено, — продолжил начальник, чуть сбавив напор, — создать рабочую группу по разработке проблемы. Все присутствующие в нее уже вошли — на то есть приказ ректора (тут он улыбнулся, наклонив лысую голову в сторону и сделав соответствующую значению сказанного паузу). По результатам нашей совместной работы институт планирует издать сборник статей. Каждому из Вас нужна для отчета по науке публикация — работайте, и публикация будет, причем престижная, ибо главный редактор книги — ректор (опять пауза!). Жду от вас предложений по структуре сборника, а главное — тематику статей, которые вы будете готовить. Темы статей, — уже совсем без пафоса, но со строгой ноткой в голосе произнес начальник, — прошу предоставить к следующему нашему заседанию. То есть — через неделю.
Стали задавать вопросы. «Ведущие ученые» недоуменно пожимали плечами. Было видно, что задание проректора их не слишком обрадовало. Он отвечал заинтересованно, пытаясь вдохновить аудиторию. Я скромно сидел на «камчатке», не включаясь в происходящее, надеясь, что меня, учитывая мою неопытность, от разработки «столь серьезной проблемы» освободят.
Но — не освободили! Сразу после совещания заведующая кафедрой пригласила нас уже в свой кабинет, где строго-настрого велела «бросить все», включая жен и детей, и думать над статьей о производственной бригаде, о бригадном подряде, о его культурном обеспечении и проч. важнейших вещах. Темы заведующей нужно было представить через три дня. Она с каждым из нас обсудит проблематику будущей работы для выработки единой теоретической позиции по проблеме. Все поддакивали. Завершая заседание и отпустив опытных ученых, заведующая обратилась ко мне и строго-настрого велела включиться в работу:
— Постарайтесь не опозорить «Московский университет», с улыбкой сообщила начальница, и в ее голосе я услышал чуть заметную не то ревность, не то зависть.
Получив задание и понимая, что дома подумать не дадут, решил «задержаться на работе» — пошел гулять. Шел, размышляя: «а что я собственно могу написать по вопросу, который совсем не знаю и знать не хочу». Напрягаться не стал — какой смысл? Подражая создателю системного подхода Людвигу фон Берталанфи, быстро сформулировал тему: «Производственная бригада как система открытого типа». «А что? — подумалось, — звучит современно и претендует на теоретическую основательность». Зная характер заведующей, придирающейся ко всякой мелочи, заставляющей раз за разом переделывать текст, решил тянуть до последнего часа, а там — времени на переделку не будет, и все пойдет как по маслу, «а маслом кашу не испортишь», как любил говорить Киса Воробьянинов. Будущее приобрело некие рационально контролируемые очертания. Настроение разу улучшилось. Решил устроить дома праздник — купил вино, торт, цветы.
… … …
«Ну шо я могу казать о нашей брыгаде?
Брыгада наша полеводческая.
Брыгадир наш Сергей Семенович Страшко —
очень хороший человек…»
(Завтракаю, слушаю радио).
Незаметно в суете прошли три дня. О бригадном подряде забыл, но радио напомнило. В перерыве между занятиями, зашел к заведующей и назвал тему. Она записала, поблагодарила за аккуратность и даже как-то уважительно со мною поговорила — предложила выпить кофе. Выпили, покурили, и я пошел читать лекцию, признаюсь, в хорошем настроении…
Прошло еще пять дней. Прибежал в институт провести пару семинаров. На секунду забежал на кафедру. Лаборантка Наденька очень обрадовалась и сообщила, что меня срочно вызывает проректор по науке.
— После занятий Вы уж соизвольте его посетить, а то заведующая будет гневаться, — добавила девушка с иронией.
Так и сделал. Не стал тратить время на дополнительные расспросы и в установленное время постучал в кабинет проректора. Но никакой реакции не последовало. Дверь была заперта. Постоял у двери минут пятнадцать и уже собрался было уходить, но тут появился хозяин кабинета. Начальник сухо ответил на мое приветствие, не подав руки. Впрочем, в кабинет пригласил, присесть предложил и без предисловий приступил к делу:
— Мы с ректором рассмотрели вопрос о теме Вашей статьи, — молвил начальник строго. — Видите ли, подобная статья на такую тема должна открывать сборник. Вы претендуете на обоснование методологического подхода к проблеме. Но, — лысый проректор сделал паузу, улыбнувшись не без ехидства, — как сказал ректор, «всякий сверчок должен знать свой шесток», а я бы добавил — «не в коня корм!». Вряд ли аспирант первого года обучения сможет справиться с такой сложнейшей задачей. Мы ждем от Вас статью, посвященную анализу работы концертных бригад, обслуживающих сельское население. У Вас есть возможность, как нам стало известно, непосредственно понаблюдать за их работой (здесь проректор сделал паузу и посмотрел на меня испытующе, но не на того напал, мне удалось сохранить незаинтересованную бесстрастность). Если у Вас что-нибудь толковое получится, — завершил беседу начальник, — мы рассмотрим вопрос о включении статьи в сборник.
После этих слов лицо проректора замерло в кислой улыбке, обозначающей окончание разговора. Луч закатного солнце, прорвавшись сквозь облака, блеснул отраженным светом на потной лысине хозяина кабинета. Мне оставалось только попрощаться и уйти, что я и сделал, без сожаления выкинув эту «бригадноподрядную» волынку из головы. Но, жить в обществе и быть свободным от общественной дури, как выяснилось, удается не всегда.
… …. ….
Ну, вот съездим, и палочку заработаю. Жизня эта мне, братцы, начала дюже нравиться!29
Дед Щукарь
Размеренная филармоническая жизнь нарушалась лишь внезапными авральными мероприятиями. Аврал на праздниках — дело привычное. А вот неожиданные импровизации властей действительно создавали проблемы. Как правило, концертная жизнь планировалась. И планы утверждались «на высшем уровне». Но все запланировать невозможно. Концерты срывались по объективным и субъективным причинам — то вмешивалась непогода, то болезни и много чего еще. А план по количеству концертов все равно выполнять было нужно — иначе потеряешь в зарплате.
Оля проявляла чудеса изобретательности. Она умела все устраивать, созваниваясь со старыми знакомыми, любезничая с администрацией и проч. В отличие от других артистов, которые «звездили» не по делу — устраивали скандалы из-за сорванных концертов, требовали компенсации, она была предельно корректна, доброжелательна. Сорванные концерты компенсировались подменами заболевших артистов, участием в различных «внезапно» возникающих мероприятиях. И всё у нее ладилось, всё удавалось и все были довольны, кроме меня — я капризничал, но Оля умела убедить…
Возвращаюсь домой. Жена встречает на пороге новостью:
— Завтра у тебя концерт в станице. Мы с Олей проверили — ты свободен, ехать можешь.
— Нет не могу. Я обещал быть на репетиции студенческого спектакля. Ребята просили. Неудобно подводить, — пытаюсь заявить о своих правах.
— Да они и не заметят, что ты не пришел. Не надейся, что твое мнение кому-то интересует. Пригласили так, «для публики», хотят поиграть «на балду». Мы всегда так делали. А ты не балда, ты преподаватель института, солист филармонии! Веди себя соответственно своему статусу.
Хотел промолчать, но не выдержал и буркнул: «Где слов таких нахваталась».
— Фильмы нужно смотреть советские, умник, а то — Феллини, Антониони!
— Это в каких-таких наших фильмах про статус рассуждают, хотелось бы узнать.
— «Москва слезам не верит»! — победительно завершила разговор жена.
Слезы лить, конечно, не стал, но обиду изобразил и позвонил Оле.
— Ты зря упрямишься — пояснила певица, — Нам повезло. Концерт будет в «рисосеющем районе».
— Я рис не ем, не люблю.
— Правильно делаешь. Но дело не в этом. Ты, как всегда, не в курсе. Район принял встречный план по будущему урожаю. Обещают собрать на сто тысяч тонн больше государственного задания. Местные власти решили поддержать инициативу. «Сексот» уже песню написал «О встречном» — про эти сто тысяч тонн. А нам предложили перед севом культурно обслужить рисоводов. В связи с внезапной возникшей потребностью, один концерт засчитают за два!
— Вот такой рис я люблю, — пытаюсь пошутить в ответ, понимая, что дальнейшее сопротивление неразумно.
Утром нас всех — меня с Олей, и артистов двух лекториев — загрузили в большой филармонический «Икарус», тот самый, который едва не подвергся заражению в период «эпидемии». Повезли по точкам в «рисосеющий район». Наша «точка» была первой. Высадили на трассе, дабы не терять время и других доставить вовремя — к началу концертов. Всезнающая Оля сказала — «здесь недалеко, дойдем». Тепло распрощавшись с артистами лектория, шутливо пожелав музыкантам «новых художественных достижений», а водителю удачной дорожной ситуации, мы направились в клуб, где собственно и был назначен концерт. Беспечно болтая, быстро дошли до центра станицы. Клуб располагался рядом с правлением, школой, универмагом. Подошли к парадному крыльцу и тут, «на пороге», нас ожидал сюрприз: большая афиша, повешенная у входа, извещала, что сегодня будет концерт, но… не наш. На афише были изображены жизнерадостная физиономия знаменитого композитора-песенника, развернувшего баянные меха, и его молодая супруга и по совместительству исполнительница песен знаменитого композитора. Причем, жена была представлена во всей красе — с густо напомаженным открытым ртом. Лицо ее выражало одновременно и злость, и удивление. Афиша извещала: «вход свободный, приглашаются все».