— Не знала, что у тебя есть чердак.
— А кто знал? Представь себе: сначала там вроде как сновали мыши, потом затопали крысы, а теперь носятся кошки. Что мне делать?
— Звони в службу «Крысолов» на Мейн-Стрит. Сейчас… Записывай: Мейн-семь-семь-девять-девять. А ты точно знаешь, что на чердаке кто-то есть?
— Да там настоящие бега!
— А кто жил в этом доме до тебя, Клара?
— Кто…
— Понимаешь, до сих пор все было спокойно, а теперь, как бы это сказать, завелись паразиты. Может, там кто-то умер?
— Умер?
— Вот именно, если в доме когда-то кто-то умер, то, скорее всего, никаких мышей у тебя нет.
— Кто ж тогда здесь топает — привидения?
— А разве ты не веришь…
— С привидениями знаться не желаю. Равно как и с подругами, которые пугают меня всякой нечистью. Ты мне больше не звони, Эмма!
— Да ведь ты сама мне позвонила!
— Повесь трубку, Эмма.
Эмма Кроули положила трубку.
В четверть четвертого Клара Пек выскользнула в холодный коридор, немного постояла, а потом ткнула пальцем вверх, словно бросая вызов потолку.
— Призрак, ты там? — прошептала она.
Дверные петли, невидимые в ночи, смазал ветер.
Рассчитывая каждое движение, Клара Пек медленно вернулась к себе и улеглась в постель.
В двадцать минут пятого дом содрогнулся от ветра.
Неужели это в коридоре?
Она насторожилась. Прислушалась.
Деревянная дверца над лестницей тихонько, едва уловимо скрипнула.
И распахнулась.
«Не может быть!» — мелькнуло в голове у Клары Пек.
Дверца качнулась вверх, прижалась к потолку и опять со стуком упала вниз.
Так и есть! — подумала Клара.
Пойду проверю, решила она.
— Нет!
Вскочив с постели, она бросилась к дверям, повернула ключ и снова легла.
Укрылась с головой и, не помня себя, набрала номер.
— Алло, «Крысолов»! — послышался ее собственный голос, заглушённый одеялом.
В шесть утра, совершенно разбитая, она уже спускалась вниз, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть зловещий потолок.
На полпути она все же оглянулась, опешила и рассмеялась.
— Вот дуреха! — вырвалось у нее.
Потому что дверца не была распахнута.
Она была закрыта.
— «Крысолов»? — проговорила она в телефонную трубку в семь тридцать безоблачного утра.
В полдень перед домом Клары Пек затормозил фургон службы «Крысолов».
Гроза паразитов по фамилии Тиммонс шел к крыльцу с таким развязно-кичливым видом, что Клара Пек сразу поняла: этот тип не понаслышке знает, что такое грызуны, термиты, старые девы и странные ночные звуки. На ходу он окидывал мир презрительным взглядом тореадора, а может, парашютиста, спустившегося с заоблачных высот, или ловеласа, который закуривает сигарету, повернувшись спиной к жалкой фигурке на постели. Вот он нажал на кнопку звонка — ни дать ни взять, посланец богов. Клара вышла на порог и едва не захлопнула дверь у него перед носом, потому что борец с грызунами взглядом сорвал с нее платье, вмиг обнажив ее тело и мысли. Его губы скривились в ухмылке алкоголика — он явно был доволен собой. Кларе не оставалось ничего другого, кроме как воскликнуть:
— Нечего стоять столбом! Работать надо! — Она развернулась и зашагала по коридору под его изумленным взглядом.
Через несколько шагов она оглянулась, чтобы проверить, какое действие возымели ее слова. По-видимому, до сих пор женщины с этим молодчиком так не разговаривали. Некоторое время он изучал дверной косяк, а потом не без любопытства шагнул в дом.
— Сюда, — указала Клара.
Она прошествовала по коридору и поднялась на площадку, где загодя была приготовлена металлическая стремянка. Клара ткнула рукой вверх:
— Вот чердак. Разберись, что там за чертовщина. Да не вздумай с меня лишнего содрать. Будешь спускаться — ноги вытирай. А я пошла по магазинам. Надеюсь, тебя можно оставить без присмотра, дом-то не обчистишь?
Каждой своей фразой Клара сбивала с него спесь. Крысобой побагровел. У него заблестели глаза. Не успел он и слова сказать, как она уже спустилась в прихожую и накинула легкое пальто.
— Ты хоть знаешь, как мыши на чердаке топают? — осведомилась она через плечо.
— Не глупее вас, хозяйка, — сказал он.
— Язык придержи. А крыс отличишь? Там, наверно, крысы — уж больно здоровые. А какие твари, поболее крыс, плодятся на чердаках?
— У вас в округе еноты водятся?
— Да как они на чердак-то залезут?
— Это вам лучше знать, хозяйка.
Тут оба умолкли: наверху что-то тихонько заскреблось. Потом стало царапаться. Потом глухо застучало, как сердце.
На чердаке началась какая-то возня.
Тиммонс зажмурился и охнул:
— Вот оно!
Клара Пек удовлетворенно закивала, натянула перчатки и поправила шляпку, не сводя с него глаз.
— Похоже… — протянул мистер Тиммонс.
— На что?
— В этом доме когда-нибудь жил капитан дальнего плавания? — спросил он после паузы.
Звуки сделались громче. Казалось, весь дом стонет и ходит ходуном под невидимой тяжестью.
— Напоминает корабельный трюм. — Тиммонс прислушивался с закрытыми глазами. — Как будто груз сорвался, когда судно меняло курс. — Он расхохотался и открыл глаза.
— Час от часу не легче. — Клара попыталась вообразить такое зрелище.
— Сдается мне, — Тиммонс с кривой ухмылкой глядел в потолок, — вы под крышей устроили теплицу или что-то наподобие того. Такое впечатление, будто там всходы поднимаются. Или дрожжи. Выпирают из квашни размером с собачью конуру. Мне рассказывали, как один чудак в подвале дрожжи разводил. У него…
Входная дверь захлопнулась.
Клара Пек, раздосадованная его зубоскальством, крикнула из-за порога:
— Вернусь через час. Не отлынивай!
Ей в спину летел его хохот. Она лишь один раз остановилась на дорожке, чтобы оглянуться.
Этот идиот переминался возле стремянки, воздев глаза к потолку. Потом он пожал плечами, махнул рукой, мол «была-не была», и…
Резво полез по ступенькам, как матрос по трапу.
Вернувшись ровно через час, Клара Пек увидела что фургон санитарной службы все так же стоит у тротуара.
— Вот черт, — пробормотала она. — Я-то думала, он к этому времени управится. Гусь этакий, толчется в доме, дерзит…
Она остановилась и прислушалась.
Тишина.
— Странно, — прошептала она и окликнула: — Мистер Тиммонс!
Тут Клара Пек опомнилась — до незапертой двери оставалось не менее двадцати шагов, она приблизилась к порогу.
— Есть кто живой?
В прихожей ее встретила тишина, точь-в-точь как прежде, когда мыши еще не превратились в крыс, а крысы не переросли в здоровенных тварей, что водили хороводы на верхней палубе. Только вдохни такую тишину — она и задушить может.
Клара Пек задрала голову и остановилась у подножия лестницы, прижав к груди пакет с продуктами, словно безжизненного младенца.
— Мистер Тиммонс!..
Но в ответ не услышала ни звука.
На лестничной площадке сиротливо стояла стремянка.
Дверца в потолке оказалась закрытой.
— Ну, значит, его там нет! — подумала она. — Не мог же он запереться изнутри. Вот прохиндей — наверняка улизнул.
Сощурившись, она еще раз выглянула на улицу, где под ярким полуденным солнцем томился его фургон.
— Скорее всего, не смог мотор завести. Пошел за подмогой.
Она забросила покупки на кухню и впервые за долгие годы ни с того ни с сего зажгла сигарету. Выкурила, зажгла вторую и только после этого, грохоча кастрюлями и нарочито постукивая консервным ножом, принялась готовить обед.
Дом прислушивался, но не отвечал.
К двум часам тишина стала густой, словно запах мастики.
— Служба «Крысолов», — сказала она вслух и набрала номер.
Через полчаса начальник службы собственной персоной прикатил на мотоцикле, чтобы отогнать брошенный фургон. Приподняв фуражку, он вошел в дом, перекинулся парой слов с Кларой Пек, осмотрел пустые комнаты и прислушался к тягостному молчанию.
— Ничего страшного, мэм, — изрек он, хотя и не сразу. — Чарли в последнее время стал выпивать. Завтра появится — сразу его уволю. А чем он у вас занимался?
Его взгляд скользнул вверх по лестнице, туда, где на площадке оставалась стремянка.
— Да так, — быстро нашлась Клара Пек, — проверял помещения.
— Завтра я сам приду, — пообещал начальник.
Как только он уехал, Клара Пек поднялась на площадку, внимательно оглядела чердачную дверцу и шепотом произнесла:
— А ведь этот тоже тебя не заметил.
Над головой не скрипнула ни одна балка, не пробежала ни одна мышь.
Клара стояла, как истукан, а солнечный свет, льющийся в открытую дверь, уже падал косыми лучами.
Зачем, пытала она себя, зачем я солгала?
Но ведь дверь-то закрыта?
Сама не знаю почему, думала она, но больше не хочу никого пускать наверх. Глупость, да? Нелепость, верно?
За обедом она все время прислушивалась.
И когда мыла посуду, оставалась настороже.
В десять она легла спать, но не у себя наверху, а в комнатушке для прислуги, пустовавшей с давних времен. Кто его знает, почему она так поступила — просто легла в кухаркиной комнате, вот и все, а сама прислушивалась до боли в ушах, пока кровь не застучала в висках и на шее.
Застыв, как в гробу, она выжидала.
Около полуночи налетел ветерок и будто бы зашуршал сухими листьями на стеганом одеяле. Она широко раскрыла глаза.
Балки дрожали.
Клара подняла голову.
По чердаку гулял шепоток.
Она села.
Звуки сделались громче и тяжелее, будто в чердачной темноте шевелился матерый, но какой-то бесформенный зверь.
Она спустила ноги на пол и повесила голову. Шумы раздались опять, где-то под самой крышей: в одном углу кроличий топот, в другом — необъятное сердце.
Клара Пек вышла в прихожую и остановилась под окном в лунных лучах, какие предвещают холодный рассвет.
Держась за перила, она стала крадучись подниматься по лестнице. Добравшись до площадки, тронула пальцами стремянку и подняла взгляд.