— Больно? — глупый вопрос, но Егор не знал, что еще сказать.
— Нет... — Химера криво усмехнулась, и он увидел, как удлиняются её клыки. — Хуже... Я чувствую их... всех... Каждую тварь в этой проклятой пустоши... Они... они во мне...
Её тело содрогнулось. Спина выгнулась под неестественным углом, раздался треск — позвоночник удлинялся. Химера захрипела, из горла вырвался не то стон, не то рык.
— Уходи... — голос стал глуше, словно шел из бочки. — К Матке... быстро...
— Я не брошу тебя!
— Идиот... — в её изменившихся глазах мелькнуло что-то похожее на прежнюю Химеру. — Я не умираю... Я... меняюсь... Иди, пока я еще помню, кто ты...
Тело продолжало трансформироваться. Химера поднялась — теперь она была выше Егора почти вдвое. Кожа местами стала прозрачной, под ней пульсировало что-то светящееся.
Она сделала шаг, пошатнулась. Посмотрела на свои изменившиеся руки с чем-то вроде удивления.
— Странно... — прошептала она. — Я везде... Часть всего... Иди, Егор... Пока не поздно...
И начала таять. Не растворяться красиво, как в сказке — распадаться на части, которые тут же испарялись. Сначала пальцы, потом руки, ноги...
Егор стоял один посреди бойни. Вокруг валялись трупы, дымилась техника. И только легкое покалывание в воздухе напоминало, что секунду назад здесь была Химера.
Или то, во что она превратилась.
Впереди чернел провал — вход к Матке. Егор двинулся к нему, стараясь не думать о том, что только что потерял еще одного товарища. В кармане пульсировал черный камень, словно торопя его.
Время действительно истекало.
***
Спуск был недолгим. Молодая Матка ждала его в центре подземной пещеры. Она была меньше той, что погибла в святилище, моложе.
Егор остановился в десяти метрах. Матка подняла массивную голову, изучая его множественными глазами. Потом — контакт. Не слова, а образы, эмоции, понимание.
Чужой-но-не-чужой. Несешь-камень. Чувствую-связь.
Егор достал черный камень. Тот пульсировал в руке, откликаясь на присутствие Матки.
Камень-другой-Матки. Той-что-погибла. Чувствую-её-детей. Потерянные-блуждают.
Егор положил камень на землю перед ней. Матка осторожно придвинула его ближе, обнюхала, коснулась.
Понимаю. Через-камень-могу-дотянуться. Взять-контроль. Спасти.
Она накрыла камень передней конечностью. Её тело содрогнулось, по хитину пробежали волны света.
Чувствую-всех. Далекие-но-слышат.
Она издала низкий вибрирующий звук — призыв, который разнесся на сотни километров. Где-то далеко твари остановились, прислушались, начали возвращаться к древним ритмам дня и ночи.
Западный-сектор-не-погибнет. Твой-долг-исполнен.
Но затем — тревога. Новые образы.
Но-чувствую-больше. Изменения-в-ткани-мира. Что-то-иное-давит-снаружи.
— Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа — видение. Не четкое, размытое. Что-то огромное за гранью восприятия. Голодное. Ищущее щели.
Не-могу-понять. Но-Мешок-дрожит. Будь-осторожен-Проводник.
Контакт прервался. Матка отползла вглубь пещеры, унося камень. Дело было сделано.
***
Егор поднялся на поверхность. Солнце садилось, окрашивая Пустошь в багровые тона. Он стоял один среди мертвой земли.
Броня. Так его звали в Мешке. Отличный водитель, человек, который готов везти груз. Но тот Броня умер вместе с друзьями.
Куда теперь?
Вернуться в западный сектор? Но он больше не водитель. И больше не Броня. Изменения внутри него нарастали. Он чувствовал тварей, даже на расстоянии. Иногда ловил их эмоции — голод, страх, ярость.
Нет, среди людей ему больше нет места. Броня защищал людей и сам был человеком. А кем стал он теперь?
Егор закрыл глаза, прислушиваясь к новым ощущениям. И услышал — не звук, а направление. Что-то тянуло его на север. Туда, где заканчивались карты, где даже радоловы не бывали.
Проводник. Не защитник больше, а тот, кто ведет. Но куда? И кого?
Почему именно на север? Он не знал. Но другого пути не видел.
Проводник — двинулся в путь. Один, почти без припасов, без цели. Только человек, переставший быть просто человеком, и неясный зов в голове.
Позади остались мертвые друзья и спасенный сектор. И Броня — имя, которое больше ему не принадлежало. Впереди — неизвестность.
Путь Проводника только начинался.
***
Три недели спустя. Пограничный форт "Северный предел".
Старый дружинник грел руки у печки, слушая барабанную дробь дождя по крыше. На север от форта начиналась terra incognita — белое пятно на всех картах.
— Эй, Седой! — крикнул напарник с вышки. — Иди глянь! — Что там? — Человек! Один! Идет с юга! — Днем?!
Седой выругался, натягивая плащ. Какой идиот попрется к форту в дневное время? Самоубийца?
Вышел на стену, взял бинокль. И замер.
Человек шел через серую пелену дождя в одной куртке. Без капюшона, без защиты. Вода струилась по волосам, но он шел ровно, уверенно, словно дождь его не касался.
И твари...
Седой протер линзы, не веря глазам. Дневные твари — те, что рвут любого за стенами, пока солнце в зените — сопровождали путника. Не нападали. Шли рядом, как... как охрана?
У самых ворот человек остановился. Поднял руку — простой, почти небрежный жест.
И твари разбежались.
За секунду вся территория перед фортом опустела. Впервые за годы службы Седой видел пространство у стен совершенно чистым днем. Ни одной твари. Словно их никогда и не было.
— Мать моя... — выдохнул напарник. — Ты это видел?
Седой молча кивнул.
— Открывай ворота, — тихо сказал Седой.
— Но...
— Открывай. Ты хочешь отказать тому, кто может ЭТО?
Ворота открыли. Человек вошел спокойно.
— Кто ты? — спросил Седой, разглядывая странника.
Молодой мужчина с потухшими глазами. В зрачках — отблески чего-то нечеловеческого.
— Проводник, — ответил он глухо. — Ищу... Кое-что на севере. Можно переночевать?
— Конечно. Идем, обсохнешь.
Они повели его в комендатуру, а Седой не мог отделаться от странного чувства. Будто не человека впустили, а что-то иное. Что-то, притворяющееся человеком.
Но какая разница? В Мешке все меняются. Главное — выжить еще один день.
А снаружи дождь усиливался, словно предупреждая о чем-то худшем.
Что-то надвигалось с севера. Что-то, ради чего стоило молиться всем забытым богам.
Если бы молитвы что-то значили в Мешке.
Часть 3. Глава 13. Зов
Егор проснулся от чужой боли.
Она накатила волной — острая, пронзительная, где-то совсем рядом. Крыса в стене форта попала в ловушку. Он чувствовал, как жизнь покидает маленькое тельце, как затихает паника, сменяясь холодной пустотой.
Но это была не единственная смерть этой ночью. В его снах умирали другие — снова и снова, бесконечной чередой.
Химера растворялась в воздухе Пустоши, её изменённое тело не выдерживало двойной дозы пыли. Её последние слова эхом отдавались в памяти.
Кардинал уводил радиоактивных химер от группы, зная, что не вернётся. Взрыв рад-гранаты освещал подземный паркинг последней вспышкой.
Кроха с гранатой, улыбающийся окровавленными губами: "А я... нашёл выход из Мешка..."
Все они погибли, чтобы он мог выполнить миссию. Чтобы довёз черный камень и спас западный сектор от гибели.
Егор сел на жёсткой койке, прижав ладони к вискам. Три недели прошло с того дня, как он покинул Пустошь. Три недели, как остался совсем один. И с каждым днём становилось только хуже.
Открыл глаза. Серый свет просачивался сквозь узкое окно казармы. Дождь барабанил по крыше — вечный аккомпанемент Мешка. Капли стучали по жести с монотонностью метронома, отсчитывая секунды его жизни.
Вокруг спали дружинники. Каждый излучал свой эмоциональный фон, и Егор чувствовал их всех. Тревожные сны молодого парня у двери — кошмары о тварях, разрывающих его отряд. Спокойная усталость ветерана у окна — он давно смирился с жизнью в Мешке. Притуплённая тоска вахтенного, думающего о доме, которого больше нет — жена и дети остались по ту сторону двадцать лет назад.
Новая способность, дар Мешка, не давала покоя. Он чувствовал эмоции всех живых существ вокруг — людей, тварей, даже мелких грызунов в стенах. Поначалу это сводило с ума. Чужие страхи, боль, радость накатывали волнами, грозя смыть остатки его собственной личности.
Тихо оделся и вышел во двор. Дождь сразу же облепил лицо мелкими холодными каплями. Привычное ощущение.
Часовой на стене обернулся — волна настороженности, быстро сменившаяся узнаванием. Молодой дружинник, Патрон кажется, смотрел на него со смесью страха и восхищения. Слухи о человеке, которого твари не трогают, уже разошлись по форту.
— Не спится? — окликнул его знакомый голос.
Седой стоял на крыльце комендатуры, попыхивая трубкой. Старый дружинник был одним из немногих, чьё присутствие не давило. Его эмоции были приглушёнными, словно выцветшими от времени — усталость, помноженная на годы службы, создавала ровный фон без резких всплесков.
Егор кивнул, подходя ближе.
— Опять сны?
— Можно и так сказать.
Седой изучающе посмотрел на него, затем махнул рукой:
— Пойдём, покормлю. Новости есть. Большие новости.
***
В маленькой кухне при комендатуре было тепло. Печка потрескивала дровами, на плите булькала каша. Седой поставил перед Егором миску, налил кипятка из пузатого чайника.
— Ешь давай. Тощий ты какой-то стал. Две недели у нас, а всё кожа да кости.
Егор взял ложку. И замер.
Каша была сварена с мясом. Он чувствовал его — отголоски страха животного перед смертью, тупую боль удара, мгновенную вспышку паники, когда нож перерезал горло. Всё это осело в волокнах мёртвой плоти, и теперь кричало ему в сознание.
— Что, не нравится? — Седой присел напротив. — У нас тут не разносолы, конечно, но консервы отличные...
— Нормально, — Егор заставил себя проглотить ложку. Вкус мяса смешался с призрачным привкусом чужого страха. — Просто... привыкаю ещё.