Егор подошёл. Костыль поднял руку, останавливая его в паре метров.
— Проводник, — сказал он вместо приветствия. Негромко, но в голосе была уверенность.
Егор вздрогнул. Откуда он знает?
— Не удивляйся. Я чувствую таких, как ты. Запах у вас особый. — Костыль изучал его внимательно, склонив голову набок. — Не запах тела. Запах... изменений. Ты уже не человек, но ещё не тварь. Интересное состояние.
Несколько дружинников в зале прислушались, но Костыль жестом отогнал их:
— Частный разговор. Идите.
В его голосе была власть, которой трудно противиться. Дружинники нехотя отошли к другому концу зала.
— Садись, — Костыль указал на лавку напротив. — Нам нужно поговорить.
Егор сел. Старик молчал, разглядывая его. Взгляд был тяжёлый, проникающий.
— Три недели назад я почувствовал тебя, — заговорил наконец Костыль. — Когда ты вошёл в форт. Сначала не придал значения — мало ли изменённых. Но потом... потом понял. Ты не просто изменённый. Ты — мост.
— Мост?
— Между мирами. Человеческим и звериным. Таких мало. За сорок лет в Мешке встретил лишь нескольких. — Костыль достал трубку. Просто крутил в пальцах. — Все они услышали зов севера. Все ушли.
— И ты их проводил?
— Да. До границы. Дальше они шли сами. — Старик усмехнулся без веселья. — Знаешь, почему меня Костылём зовут? Потому что помогаю дойти тем, кто не может остановиться. Даже если путь ведёт в никуда.
— Зачем ты хотел встретиться?
Костыль наконец набил трубку, прикурил. Дым поплыл к закопчённому потолку.
— Чтобы предупредить. И предложить. — Он выпустил дым. — Предупредить — ты уже слышишь зов. Я вижу по глазам. Ещё неделя-две, и он станет невыносимым. Начнёшь видеть сны о севере. Потом — видения наяву. А потом просто встанешь и пойдёшь, не в силах сопротивляться.
— А предложение?
— Я проведу тебя. Не из доброты — мне за это платят. Но не камнями. — Костыль наклонился ближе. — Каждый, кого я вожу, оставляет мне что-то. Воспоминание. Знание. Частичку себя. Это... плата за переправу.
— И что ты берёшь?
— То, что ты готов отдать. Память о прошлой жизни. Имя, которое больше не нужно. Связь с тем, кем ты был. — Старик откинулся назад. — Всё равно там, на севере, это станет лишним грузом.
Егор молчал, обдумывая услышанное. Костыль не торопил.
— Когда выходим? — спросил наконец Егор.
— Так ты согласен? Даже не спросишь, что там, на севере?
— А есть смысл спрашивать? Ты же дальше границы не ходил.
Костыль усмехнулся — на этот раз искренне.
— Умный. Мне это нравится. — Он встал. — Завтра на рассвете у южных ворот. Возьми только самое необходимое. И... попрощайся. С людьми, с прошлым. Больше возможности не будет.
Старик пошёл к выходу, но у дверей обернулся:
— И ещё, Проводник. Той ночью будут сны. Не сопротивляйся им. Это север готовит тебя к встрече.
Он ушёл, оставив за собой запах табака и ощущение неизбежности. Егор остался сидеть в опустевшем углу зала. Дружинники косились на него, но подходить не решались.
В голове эхом звучали слова Костыля: "Память о прошлой жизни. Имя, которое больше не нужно."
Броня. Это имя уже умерло в Пустоши. Что ещё он готов отдать за проход к северу?
Вечером он снова поднялся на стену. Дождь немного ослаб, превратившись в мелкую морось. Город-лабиринт терялся в серой дымке, сливаясь с низким небом.
Где-то там, на юге, остались могилы друзей. Химера, растворившаяся в воздухе Пустоши. Кардинал, погибший в радиоактивном пламени. Кроха с его мечтой найти выход. Все они отдали жизни за миссию, которая оказалась ловушкой.
А что если весь Мешок — ловушка? Огромный механизм, перемалывающий души и судьбы ради какой-то непостижимой цели?
— О чём задумался? — Седой подошёл неслышно, встал рядом.
— О доме. О том, что это такое.
Седой хмыкнул.
— Философия, значит. Ну, у нас тут просто — дом там, где тебя не жрут.
— А если серьёзно?
— А если серьёзно... — Седой затянулся. — Дом — это где ты можешь быть собой. Без масок, без игр. Где тебя принимают таким, какой есть.
— И для тебя это форт?
— Для меня — да. Я двадцать лет назад попал сюда. Было мне тогда тридцать, жена, дети остались по ту сторону. Первые годы только о них и думал. Искал выход, как все.
— И?
— И понял в какой-то момент — а что мне там делать? Двадцать лет прошло. Жена, поди, новую семью завела. Дети выросли, своей жизнью живут. А я... Я здесь свой стал. Форт защищаю, людям помогаю. Есть смысл, понимаешь?
Егор кивнул. В этих словах была своя правда. Но для него, Егора, этой правды было недостаточно. Что-то тянуло дальше, за горизонт, в неизвестность.
— Ты завтра уйдёшь, — сказал Седой. Не вопрос — констатация факта.
— Да.
— На север?
— Да.
— Что ищешь там?
Егор подумал.
— Не знаю. Может, себя. Может, ответы. Может, просто иду, потому что не могу не идти.
Седой кивнул.
— Честный ответ. Удачи тебе, Проводник.
Снова это слово. Проводник. Не Броня больше — то имя осталось в прошлой жизни, с человеком, который умер в Пустоши. Проводник — тот, кто ведёт. Но кого? И куда?
Твари на улицах продолжали свою вечную охоту. Но Егор больше не боялся их. Они были частью Мешка, как дождь, как серое небо, как бесконечный лабиринт улиц.
Как он сам.
***
Ночь пришла слишком быстро. Егор собрал немногие вещи — нож, верёвку, флягу с водой, сухой паёк на три дня. Оружие не брал — зачем?
Компас коменданта лежал в кармане, тяжёлый и тёплый. Стрелка дергалась беспорядочно, словно не могла выбрать направление.
Комендант вызвал его перед уходом. В кабинете было темно, серый свет едва пробивался сквозь окна.
— Так и не передумал?
— Нет.
Комендант выглядел так, будто и не спал. Под глазами тёмные круги, на столе — пустая бутылка и два стакана.
— Знаешь, я всё думал. О друге. О тех, кого Костыль водил. О тебе. — Он налил остатки из бутылки, выпил залпом. — Жаль, что уходишь. Такие способности пригодились бы форту. Возить грузы днём, разведка без риска... Мы бы могли наладить нормальную торговлю. Форт бы зажил...
— Простите.
— Да ладно. — Комендант махнул рукой. — Я понимаю. Если бы меня что-то так звало... Наверное, тоже не удержался бы.
Он встал, подошёл к сейфу. Достал небольшой мешочек.
— Держи. Рад камни. Пять штук. Всё, что есть в форте. Если Костыль говорит правду про север, обычные камни там не работают. А эти... может, помогут.
— Я не могу...
— Не начинай. — Комендант прервал его жестом. — Считай, это плата за информацию, которую принесёшь. Если вернёшься.
Он вернулся к столу, но садиться не стал.
— И ещё. Помнишь, я говорил про компас? Что он показывает дорогу домой?
— Помню.
— Так вот. У моего друга он сработал. Один раз. Разведчики рассказывали — когда нашли компас на камне, стрелка указывала строго на юг. На форт. Как будто... как будто в последний момент он понял, где его дом. Но было поздно.
Комендант посмотрел Егору в глаза.
— Если компас сработает — возвращайся. Неважно, как далеко зайдёшь. Неважно, как изменишься. Если стрелка покажет дорогу домой — иди по ней. Обещай.
— Обещаю.
— Вот и хорошо. — Комендант протянул руку. — Удачи, Проводник. И... спасибо.
— За что?
— За то, что не сбежал, простился.
Они пожали руки. Рукопожатие было крепким, как между старыми товарищами.
— Иди, — сказал комендант, отворачиваясь к окну. — И постарайся выжить. Хотя бы из упрямства.
***
Во дворе его ждал Костыль. Старый радолов выглядел бодрее, чем вчера. За спиной — потрёпанный рюкзак, в руках — посох с металлическим набалдашником.
— Готов?
— Готов.
— Тогда пошли.
У ворот собралась небольшая толпа. Седой, несколько дружинников, даже врач Белый вышел из лазарета. И Патрон — молодой часовой, который первым увидел странных тварей.
— Эй, Проводник! — крикнул Седой. — Помни — дорога домой всегда открыта. Даже если дом не там, где ты думаешь!
Егор поднял руку в прощальном жесте.
Ворота открылись. За ними простиралась серая пустошь под низким небом.
Костыль шагнул первым.
— Держись рядом.
Егор чувствовал тварей — далеко, настороженные, но не агрессивные. Они признавали в нём... своего? Не совсем.
Шли молча. Костыль вёл уверенно, обходя опасные места, выбирая оптимальный маршрут. Старый радолов знал эти земли как свои пять пальцев.
К полуночи дождь усилился. Пришлось искать укрытие — нашли полуразрушенный ангар с относительно целой крышей.
— Перекусим, — сказал Костыль, доставая сухпаёк.
Ели молча. Вода барабанила по железной крыше, создавая монотонный шум. Где-то вдалеке завыла тварь — протяжно, тоскливо.
— Скажи, — начал Егор, — почему ты решил меня вести?
Костыль дожевал, запил водой из фляги.
— Потому что я тоже слышу. Зов севера. Уже лет десять как. Только я старый, куда мне. А ты... Ты можешь дойти.
— До чего?
— Если б я знал. — Старик пожал плечами. — Там, где карты кончаются, есть место. Каменные сады, мы зовём. Дальше я не ходил — твари странные, воздух тяжёлый. Но ты... Ты пройдёшь.
— Почему ты так думаешь?
Костыль посмотрел в упор.
— Потому что ты пахнешь как они. Твари. Но остаёшься человеком. Таких я ещё не встречал. — Он закинул в рот галету. — Знаешь, почему меня Костылём зовут?
Егор покачал головой.
— Потому что выжил там, где другие сдохли. Костыль — он помогает идти, когда ноги не держат. Я для многих таким костылём был. Выводил из мест, откуда не возвращаются.
— И многих вывел?
— Достаточно. Но всех не спасёшь. Мешок всегда берёт свою долю. — Старик спрятал трубку. — Пошли. Дождь слабеет.
Двинулись дальше. Местность менялась — город постепенно редел, уступая место пустырям с редкими руинами. Трава здесь была другая — чёрная, жёсткая, хрустящая под ногами.
— Граница близко, — пояснил Костыль. — Видишь, как земля меняется? Чем ближе к северу, тем больше Мешок показывает своё истинное лицо.