К вечеру вышли к странному месту. Посреди пустыря возвышались каменные столбы — десятки, сотни, уходящие вдаль. Некоторые прямые, другие изогнутые под невозможными углами.
— Первый маркер, — сказал Костыль. — Отсюда начинается преддверие Садов. Ночевать будем здесь.
Устроились между столбами. Костыль разжёг небольшой костёр — не для тепла, для света. В этих местах темнота была особенно густой.
— Не спи крепко, — предупредил он. — Здесь снятся чужие сны.
Егор не понял, но спорить не стал. Устроился спиной к одному из столбов, закрыл глаза.
И правда — сны пришли сразу. Но не его.
Он видел Мешок с высоты птичьего полёта — бесконечный лабиринт, пульсирующий жизнью. Видел, как по артериям-улицам текут потоки тварей. Видел форты — крошечные островки порядка в океане хаоса.
Потом перспектива сместилась. Он нёсся сквозь туннели под городом, чувствуя вибрацию земли. Что-то огромное двигалось в глубине — древнее, голодное, ждущее.
Проснулся резко, словно от толчка. Костыль сидел у догорающего костра, курил трубку.
— Видел? — спросил старик.
— Что это было?
— Память места. Столбы её хранят, передают тем, кто способен воспринять. — Костыль выпустил дым. — Это ещё цветочки. Дальше будет хуже.
Остаток ночи прошёл без снов. На рассвете двинулись дальше.
Второй день пути был тяжелее. Воздух становился плотным, дышать было трудно. Периодически приходилось останавливаться, чтобы отдышаться.
— Это Мешок проверяет, — объяснил Костыль. — Достоин ли ты идти дальше. Слабые здесь поворачивают назад.
Егор не собирался поворачивать. Что-то тянуло его вперёд — не любопытство, не жажда приключений. Необходимость. Словно он шёл на важную встречу, о которой забыл, но тело помнило.
К полудню местность изменилась кардинально. Вместо руин и пустырей — странный лес. Деревья были каменные, с металлическими листьями, которые звенели на ветру.
— Каменные сады, — сказал Костыль, останавливаясь. — Дальше я не пойду.
Егор огляделся. Лес уходил во все стороны, теряясь в сером мареве. Металлические листья создавали постоянный звон — не громкий, но навязчивый.
— Что там, в глубине?
— Не знаю. Те, кто уходил, не возвращались. — Костыль снял рюкзак, достал сверток. — Держи. Карта, насколько я смог составить. И ещё...
Он помедлил, потом достал маленький мешочек.
— Белая пыль. Три свертка. Если совсем прижмёт — вдохни пыль. Покажет безопасный путь. Но только в крайнем случае — здесь даже камни работают не так, как в обычном Мешке.
Егор взял подарки, спрятал в карман.
— Спасибо.
— Да ладно. — Костыль махнул рукой, но Егор чувствовал его эмоции — грусть, смешанная с завистью. Старик тоже хотел пойти дальше, но годы и благоразумие удерживали. — Иди. И... если вернёшься — найди меня. Расскажешь.
— Если вернусь — расскажу.
Они пожали руки. Потом Костыль развернулся и зашагал обратно, не оглядываясь. Егор смотрел, пока фигура старика не растворилась в дождевой пелене.
Остался один.
Глубоко вздохнул и шагнул в Каменный лес. Металлические листья зазвенели громче, словно приветствуя — или предупреждая.
Путь Проводника продолжался. Один, без друзей, без цели, кроме смутного зова в голове. Только человек, переставший быть просто человеком, и неизвестность впереди.
За спиной остался мир людей и тварей. Впереди ждало то, для чего не было названий.
Дождь усилился, барабаня по металлическим листьям. Звон превратился в какофонию. Егор упрямо шёл вперёд, вглубь Садов.
Где-то там, за гранью понимания, его ждало... что? Смерть? Перерождение? Ответы на вопросы, которые он боялся задавать?
Время покажет.
А пока — только путь. Шаг за шагом, под вечным дождём Мешка, навстречу неизвестности.
Проводник шёл домой. Даже если этот дом существовал только в безумных снах каменных столбов.
Глава 14. Забытые
Металлический звон листьев нарастал с каждым часом, превращаясь из навязчивого фона в физическую боль. Звук проникал в череп, резонировал в костях, заставлял зубы ныть. Егор попытался заткнуть уши обрывками ткани — бесполезно. Звон шёл не только снаружи, но и изнутри, словно сами камни под ногами вибрировали в такт невидимому ритму.
Он остановился у особенно массивного дерева — ствол толщиной с грузовик, ветви изогнуты под невозможными углами. Прислонился спиной, закрыл глаза, пытаясь найти тишину внутри себя.
И нашёл.
Не тишину — другой звук. Глубокий, размеренный, похожий на биение огромного сердца. Пульс. Ритм, по которому живёт Мешок.
Егор сосредоточился на этом глубинном звуке, позволил ему заполнить сознание. Металлический звон начал отступать, превращаясь в далёкое эхо. Дыхание выровнялось, напряжение в висках ослабло.
Когда он открыл глаза, мир изменился.
Деревья больше не казались мёртвыми изваяниями. Он видел — нет, чувствовал — как по их каменным венам течёт какая-то энергия. Медленная, древняя, но несомненно живая. Металлические листья звенели не хаотично, а в определённом ритме, создавая сложную мелодию.
И ещё он видел тени.
Полупрозрачные фигуры двигались между деревьями — отголоски прошлого, запечатлённые в самой ткани этого места. Вот проходит отряд в старинной военной форме. Наблюдатели, понял Егор. Они движутся уверенно, но в их позах читается напряжение. Один оглядывается, что-то кричит беззвучно, указывает вверх...
Видение растаяло.
Егор достал компас коменданта. Стрелка, которая два дня металась как безумная, теперь дрожала, но указывала в определённом направлении. Не на север — влево и вниз, словно под землёй что-то притягивало её.
Шорох заставил его обернуться.
В десяти метрах стояла тварь. Не совсем обычная — помесь синей и жёлтой, с дополнительными конечностями и глазами не только на голове, но и по бокам тела.
Они смотрели друг на друга. Егор не двигался, позволяя твари изучить себя. Та принюхивалась, наклонив массивную голову. Потом фыркнула — почти по-человечески — и отступила в тень.
Но не ушла. Следовала параллельным курсом, держась на расстоянии.
К вечеру таких сопровождающих стало пятеро. Разные виды, разные размеры, но все двигались в том же направлении, что и Егор. Не угрожали, не приближались — просто шли рядом.
Компас дёрнулся особенно сильно, стрелка завертелась и замерла.
Егор остановился. Местность изменилась — деревья расступились, открывая склон, уходящий в туманную долину. И там, внизу...
Он протёр глаза, не веря увиденному.
Поселение. Но не форт с его массивными стенами и башнями. Это было нечто органическое, словно выросшее из самой земли. Дома-холмы, покрытые живой травой. Изгороди из переплетённых корней. И самое невероятное — твари свободно бродили по улицам среди людей.
Спуск занял час. Тропа петляла между валунами, несколько раз Егор чуть не сорвался на мокрой траве. Твари-сопровождающие исчезли, растворились в сумерках, но он чувствовал их присутствие где-то рядом.
У границы поселения его встретили дети.
Трое — мальчик лет десяти и две девочки помладше. Они выскочили из-за поросшего мхом валуна, смеясь и толкаясь. Увидев Егора, замерли, но не испугались. Смотрели с откровенным любопытством.
— Ты Меченый? — спросил мальчик.
— Кто?
— Меченый. Тот, кого ждёт дедушка Сторож. — Мальчик подошёл ближе, бесстрашно заглядывая в лицо. — У тебя глаза странные. Как у ночных охотников, только наоборот.
Одна из девочек потянула мальчика за рукав.
— Тихоня, пойдём. Мама сказала...
— Мама сказала привести Меченого, если придёт с юга, — перебил Тихоня. — А он с юга пришёл. Я следы видел ещё утром.
Вторая девочка — совсем малышка лет пяти — подошла к Егору и без церемоний взяла за руку.
— Пойдём. Дедушка ждёт. Он старый-старый, но всё знает.
И потянула за собой.
Егор позволил себя вести. Дети шли уверенно, перешёптываясь и хихикая. Когда из-за дома выскочила молодая синяя тварь, размером с крупную собаку, Егор напрягся. Но дети только засмеялись.
— Шустрик! — малышка отпустила руку Егора и обняла тварь за шею. — Я же сказала ждать дома!
Тварь довольно заурчала, потёрлась головой о девочку. Потом уставилась на Егора, принюхиваясь.
— Не бойся, он добрый, — сказал Тихоня. — Просто молодой ещё, любопытный. Родился в прошлое лето, когда зелёные цвели.
— Зелёные... цвели?
— Ну да. Раз в три года у них брачный период. Собираются на восточном лугу, поют три ночи, потом расходятся. Мы в это время дома сидим — уж очень громко поют.
Они шли по улицам поселения, и Егор не мог перестать удивляться. Дома действительно были выращены — стены из переплетённых корней, крыши покрыты дёрном, окна затянуты полупрозрачной плёнкой, похожей на обработанную кожу тварей.
Люди занимались обычными делами — готовили ужин, чинили инструменты, болтали у порогов. Но среди них свободно двигались твари. Маленькие жёлтые помогали поднимать тяжести телекинезом. Зелёная дремала у входа в большой дом, и дети перелезали через неё как через бревно.
Все оборачивались, глядя на Егора, но без враждебности. Скорее с ожиданием.
— Вот дом Сторожа, — Тихоня указал на строение в центре поселения.
Оно отличалось от остальных — древнее, стены почернели от времени, но всё ещё крепкие. У входа на камне сидел старик.
Древний. Это было первое слово, пришедшее Егору в голову. Кожа как древесная кора, волосы белее снега, но спина прямая. И глаза...
Глаза были белыми. Полностью. Без зрачков, без радужки. Слепые глаза, которые, тем не менее, смотрели прямо на Егора.
— Пришёл, — сказал старик. Голос скрипучий, но сильный. — Поздно, но не слишком. Ещё есть время.
— Время для чего?
— Чтобы понять, кто ты есть на самом деле. — Сторож поднялся, опираясь на посох из белого дерева. — Но это разговор не для улицы. Тихоня, беги к матери, скажи — гость пришёл. Пусть готовит ужин на всех. Будет совет.